Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все лето 1920 года в корпусе шли серьезные занятия, и в конце того же лета нас перевели в следующий класс. Я очутился в 6-м классе первой роты, командиром которой был полковник Самоцвет. Старший класс закончил корпус и как первый выпуск Сараевского корпуса уехал в Крым, где тогда еще армия генерала Врангеля боролась с красными. Несколько человек из младших классов поехали вместе с ними. Уехал также в Крым и мой друг детства еще с 1-го класса Жорж Васильев. Его родители остались в Одессе, и он хотел разделить свою судьбу вместе с ними. Все эти события на меня сильно повлияли: я загрустил, появилась ко всему апатия, пропало желание бороться в дальнейшем за успех в жизни, пропал аппетит, я по целым дням не дотрагивался до пищи. Как часто я, лежа в постели, по ночам не спал, думая о прошлом, о друзьях, которых уже не было в живых, о героических поступках кадет во время Гражданской войны, и кто из нас был счастливее – тот ли, кто погиб с улыбкой и верой за правое дело на родной земле, или тот, который, как мы теперь, оказался скитальцем по чужим местам среди чужих людей. Чуткие и добрые люди заметили это, и полковник Жуков доложил директору. Тот, узнав от доктора, что я страдаю еще к тому же от старого ранения в ногу, распорядился отправить меня в сербский санаторий для военных в местечко Иледжа. Там я провел целый месяц в компании сербских подофицеров.
* * *
Генерал Адамович был незаурядным человеком. Он, может быть, по мнению кадет, мог чудить и иметь любимчиков или вызвать чувства оскорбления у кадета, но он был талантливым организатором и педагогом. Конечно, генерал любил кадет и понимал их, иначе он не смог бы с нами справиться, а он справлялся. Нужно согласиться, что среди нас находились и неисправимые или, вернее, неподходящие для корпуса и его репутации. Корпус надо было сохранить и поднять его престиж. Были среди кадет одиночки, которые не понимали этого или просто не хотели с этим считаться. Не все имели желание и призвание стать учеными, математиками или инженерами. Раньше, правда, призвание или профессия было чем-то определенным для каждого со дня рождения, и это была служба Родине. Теперь же каждый из нас должен был сам найти свой путь без посторонней помощи, в чужой стране и среде, к чему-то приспособиться и как-то войти в жизнь и окружающее его общество. Задача нелегкая, и многие не могли ее разрешить. Единицы кончали самоубийством, даже после окончания корпуса. Большинство оказалось, как говорят, не в своей тарелке, обиженные судьбой. Только меньшинство из нас нашло свое место в жизни с помощью друзей и родственников.
Какое должно было быть терпение и любовь к нам у полковника Жукова. Он часами читал нравоучения, беседуя с провинившимся кадетом, вместо того чтобы записать его в журнал, вынести на заседание педагогического комитета и поставить плохой балл за поведение. Мы шутя эти разговоры называли – «Жуков вызвал поговорить по душам».
Бывало довольно часто, что генерал Адамович, гуляя в городе во время отпуска, встречая кадет, останавливал их и приглашал в кондитерскую на чашку кофе. Хотя я и не состоял в списке любимчиков директора, но все же удостоился в мою бытность в Сараево быть его гостем. В разговорах с начальством я не всегда был искренним. Меня считали шалуном, может быть, по натуре, но неиспорченным…
Самой большой заботой директора Адамовича была ссора между киевлянами и одесситами из-за цука и родных корпусу традиций. Одесский корпус еще с давних времен усвоил традиции Елисаветградского кавалерийского училища, то есть цук… У киевлян этой традиции не было, не было у них и цука. Адамович считал, что если искоренить цук, то и ссора прекратится и вражды больше не будет, поэтому он хотел убрать всех, кто с ним в этом не соглашался, и только поднять свой авторитет среди педагогического состава…
Можно считать, что Одесский корпус перестал существовать уже после эвакуации в Ростов. Если мы потом и собрались в здании Одесского корпуса, то состав кадет уже был не тот. Многие уже побывали в армии или прибыли из других корпусов. Цук, как и другие традиции, существовали не только в Одесском корпусе, и поэтому кадеты разделились на признававших и не признававших их. Я лично, выросший в кавалерийской военной среде, не видел в цуке никакого унижения. Среди военных всегда было законом, что младшие беспрекословно подчинялись старшим и старались им во всем подражать. Одного слова начальства было достаточно, чтобы броситься в бой не щадя своей жизни. Все мы – и те, кто подчинялся цуку, и те, кто не подчинялся, – одинаково стремились и жаждали служить Отечеству и Престолу, и это нас всех объединяло…
В конце сентября 1920 года в Сараево приехал Регент Александр. На смотру приняли участие наши две роты. Генерал Адамович вел нас на параде впереди на коне… Кадеты прошли блестяще и были удостоены похвалы Регента… Хорошая выправка и подтянутость кадет завоевали симпатию населения. Это произошло в то время, когда Европа браталась с красными и радовалась нашим поражениям на Родине.
В конце учебного года я сдал все экзамены и перешел в 7-й класс. Старший класс покинул корпус. Многие уехали в Белую Церковь, где стояло Николаевское кавалерийское училище, а другая часть поехала в Белград и записалась в университет…
Весною 1922 года я окончил Сараевский корпус… В середине лета я получил извещение, что могу поступить в Николаевское кавалерийское училище, и сейчас же уехал в Белую Церковь. Здесь мои записи обрываются, в училище я их уже не вел…
Эвакуация Одесского кадетского корпуса в январе 1920 года[122]
Ко дню эвакуации Одессы, 25 января (ст. ст.) 1920 года, в здании кадетского корпуса размещались не только одесские кадеты, но и 2-я рота Полоцкого корпуса, а также и Киевский корпус, вывезенный в Одессу после занятия Киева красными. Киевляне были размещены на третьем этаже корпусного здания, сохранив свой офицерский и преподавательский персонал, который покинул Киев вместе с ними. Они жили обособленно своей жизнью; исполняющим должность директора был полковник Линдеман
