Формула всего - Евгения Варенкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– За хорошую песню и душу отдать не жалко! – горячо воскликнул цыган.
– Правильно! – поддержал Какаранджес. – За красивую песню да хорошую лошадь чего не сделаешь!
– Он дело говорит! За хорошую лошадь цыган к ведьме пойдет! Не смейся… Клянусь солнцем на небе! Так оно и есть!
– Расскажи им про Филина! – подсказал коротышка, но Драго отмахнулся:
– Это ерунда.
– Расскажи, пожалуйста, – попросила Наиля. – Мне интересно.
Драго посмотрел на нее с серьезным азартом. Она улыбнулась, но не ему, а его и своим желаньям, которые были вдвойне приятней от того, что могли исполниться лишь в мимолетной безответственной фантазии и нигде больше.
– Ну ладно, – начал цыган. – Был у нас в таборе парень – Филин. Красивый. Крепкий. Подковы гнул! Однажды пропали у него кони. Кобыла увела коня. Ее звали Полька, а его звали Вальс. Филин тогда еще был неженатый и жил при отце. Искали, искали… Нигде не нашли! Отец напился и послал сына в ночь, с пьяных глаз говорит: «Без коней не возвращайся!» Идет Филин по лесу. Идет, идет… Слышит ржание. Что за утьки-ватьки? Он сразу понял: «Наши лошадки!» Подходит ближе. Не видать никого. Слышно, что лошади где-то рядом, а где? чего?.. Пошел Филин дальше. Видит – избушка. В ней – женщина старая. Он попросил у нее воды. Она напоила его и спрашивает: «Ты зачем сюда пришел?» Он ей рассказал. «Слышу, – говорит, – кони наши ржут, а увидеть не могу!» – «Слушай меня, – говорит старуха. – Иди сейчас в лес, да одежду сними и надень наизнанку!» Он так и сделал, по ее совету, и сразу увидел тех лошадей.
– А то еще было, – перебил Какаранджес. – Жил в деревне один мужик. Мимо проезжал на кибитках табор. Он и говорит вожаку: «Заходите, чаем напою». Сели. Пьют. Цыган предлагает: «Давай, мужик, барыши с тобой делать. Купи у меня лошадь». Мужик купил. Цыгане уехали. Он лошадь – в оглобли, вспахал огород, привез сена. Очень доволен! Винца хлебнул – чтоб всегда так жить! А дальше вот что. Ночь наступила. Мужик в окно глядь – лошадь сидит, а на голове у нее рога! Короче – черт! Нечистая сила. Пусть никто меня не слышит! Мужик подумал: «Я, наверное, перепил!». И лег себе спать. Наступило завтра. Он опять весь день на той лошади пашет. Вина не пьет. Значит, снова темно. Он в окошко смотрит – опять там черт! Всю ночь мужик думал, а утром встал, убил эту лошадь и закопал. Сто лет прошло, а на той могилке и крапива не выросла!
– Батюшки святы! – всполошилась бабка. – Что же это мы все про чертей! Да еще за столом! – Она быстро перекрестила рот.
Разговор свернул на другие темы. Уже съели и суп, и вареную картошку, а Семен Галактионович все отсутствовал. Наиля нервно притопывала пяткой по половице:
– Как пить дать с попом столкнулся!
Драго облизнул деревянную ложку и похвалил:
– Вкусная штука. Это варенье называется, да?
– Ага. Яблочное. У вас разве не делают?
– Нет. Наши женщины не умеют. Летом дети ягоды с кустов едят, а на зиму мы ничего не запасаем.
– Ну вот и кушайте на здоровье.
Какаранджес допивал третий чай. Он, впрочем, времени зря не терял и уже мысленно проинвентаризировал все доступное обзору имущество Шерстобитовых – от толстых книг, чьи шикарные переплеты застегивались на металлические пряжки, до бронзовых подсвечников, расписной табакерки и прочих весьма дорогих вещиц. «А учитель не бедняк», – заключил коротышка.
Между прочим стемнело.
– Пора, Любаш, спать! – бабка рассеянно взбила подушку.
– А папа?
– Папа задержится. Ничего с ним не случилось, не бойся.
Люба спать не хотела, но поскольку привыкла слушаться, то без лишних фокусов залезла под одеяло. В окошко ей было видно часть сливы и кусок неба, на котором горели четыре звездочки. Она сладко вздохнула и закрыла глаза. Бабушка сидела у нее в изголовье и спокойно грустила.
Вся деревня утонула в благоговейной тишине. Куры скучились на насестах. Собаки угомонились. Вдруг послышалось нестройное пенье. Началось с того, что один придумал: «А давай нашу!» – и понеслось:
Как на славный Терек, как на славный Терек
Выгнали казаки сорок тысяч лошадей,
И покрылся берег, и покрылся берег
Кучею порубленных, пострелянных людей!
Захмелевшие деревенские колоброды отводили душу. Дойдя до такого состояния, когда, чтобы петь, уже не нужно ни баяна, ни балалайки, они маршировали с одного края Мыльнова на другой, и тут уже действовал принцип: «Чем громче, тем лучше».
Любо, братцы, любо, любо, братцы жить! – эх!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Вскоре импровизированный казачий хор подкатился почти к самому крыльцу. Даже Люба проснулась!
– Кто-то поет, – шепнула она бабке.
– Это папка поет – за деньгами съездил, – невесело ответила та.
Наиля, перегнувшись над столом, отодвинула занавеску.
– Семен Галактионович? – осторожно спросил Драго.
– Они самые, – подтвердила Наиля. – С попом идут. Только шашками не машут!
– Смех и грех, – заворчала бабка. – Им бы в кавалеристы!
– Опять нахлестались. Вот стыдобища! Других людей учат, а сами пьют. Когда за ум возьмутся, тогда в гроб лягут! – внезапно выдала маленькая Люба.
Все воззрились на нее так, словно она сию секунду перемножила в уме неправильные дроби. Девочке было всего пять лет, и она даже не поняла, какой грандиозный эффект произвела на присутствующих ее краткая речь. У бабки просто отпала челюсть.
– Ты что сказала? Ты от кого набралась такого?! – с подозрительной поспешностью запричитала старуха. – Быстро все забыла и спать!
– Я хочу поцеловать папку!
– Он сейчас грабли в сенях поцелует! Ну-ка спи! – Наиля повысила голос, и девочка мигом натянула одеяло до самых глаз.
Заскрипела калитка.
Глава десятая
Адыл водка сдружиндэпэ – чупняса тэ на розлэс[60].
– Я им: «Космос!», «Галактики!», «Солнечная система!», а они – «Где же бог?» – услышал Драго за дверью низкорокочущий мужской голос. Не голос, а водопад! Цыган уже приготовился поздороваться с учителем и встал со скамьи, когда через порог перешагнул поп.
– Где логика? Я спрашиваю – где логика? – возмущался отец Тимофей, как-то уж слишком долго снимая пяткою об пол правый башмак, однако в ораторском увлечении не замечая этого мелкого затруднения:
– Туманность Андромеды, межпланетные просторы, пояса астероидов – ничего они знать не хотят!
Мыльновский батюшка был широк в плечах, как телега. Лохматая рыжая борода придавала ему сходство со средневековым викингом. Такому скорее пристало брать на абордаж вражеский драккар, чем махать кадилом. Мало того что
