Танки в котле. Немецкий танкист о прорыве из Хальбского кольца. 1945 - Вольфганг Фауст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пропахав склон, мы смогли остановиться на нем там, где он был вымощен булыжником. Смотровые приборы моей командирской башенки были частично разбиты, а частично покрыты грязью и пылью до такой степени, что я не мог ничего различить впереди. Когда я удостоверился, что мы не выделяемся на линии горизонта, так что я стал куда менее заметной целью для вражеских снайперов, я высунулся из своей командирской башенки, чтобы разобраться, что находится перед нами.
Рассвет был уже близок – это было более чем ясно. Резкий ослепляющий свет прожекторов сменился голубым сиянием горизонта. Ниже нас, стоящих на склоне насыпи, отступала русская пехота, перебираясь через земляные укрепления, возведенные нами же, немцами, чтобы защищать этот район. В отдалении, там, куда равнина уходила к востоку, я видел коридор, образованный взрывами и огнями, – он, безусловно, представлял собой границу продвижения 12-й армии. Если мы сможем добраться до этого коридора, у нас появится шанс дойти и до Эльбы.
Полоска рассвета уже порозовела, когда оставшиеся боевые машины и пехота нашей штурмовой группы перебрались через железнодорожную линию и стали спускаться по противоположному склону насыпи. Ни одно из штурмовых орудий не уцелело; один из «Ураганов» остался неповрежденным, а другой превратился в гусеничный тягач, поскольку у него была снесена открытая сверху орудийная башня. Эсэсовский «Королевский Тигр» с трудом перебирался через железнодорожную линию, когда рассвет только забрезжил, но тут из его моторного отсека вырвались языки пламени. Громадная боевая машина дернулась и замерла на месте, ее гусеницы без всякого толку скребли по камням, а экипаж принялся гасить огонь огнетушителями.
Из пехотинцев уцелело процентов около сорока или даже меньше. Парашютисты перебрались через насыпь в одиночку и по двое, с оружием, висящим на плече, и лицами покрытыми слоем пыли. Фольксштурмисты карабкались, поддерживая друг друга и таща «панцер-фаусты»[57]. Молодые ребята помогали старикам и едва ли не несли их, а порой можно было видеть и прямо противоположные сцены. Подразделения, сформированные из солдат, отбившихся от вермахтовских частей, переходили железную дорогу под конвоем «цепных псов» – фельджандармов, при этом число таких солдат уменьшилось до взвода, а число конвоиров – до пары человек. Такой потрепанной толпой людей и техники мы преодолели последний барьер, отделявший нас от Эльбы и нашего спасения.
Но где же Капо?
Несмотря на необходимость торопиться, я бегом вернулся назад через железную дорогу, чтобы найти его.
«Пантера» Капо застыла почти на восточном склоне насыпи с порванными гусеницами и пламенем, выбивающимся из блока трансмиссии. За несколько минут мы осушили ее бензобаки и забрали оставшиеся снаряды, добавив их к остаткам на моей «Пантере». Затем мы взорвали подбитую боевую машину специально предусмотренными зарядами для самоликвидации. Обернувшись назад, на звук взрыва, я увидел, как двигатель вылетает наружу сквозь жалюзи моторного отсека. Вокруг нас массы народа уже начали свое движение на запад: тысячи пеших солдат, отбившихся от своих частей, и гражданских беженцев, в течение ночи выбравшихся из котла. Я пристроил Капо и его экипаж на свою «Пантеру» и вслед за единственным оставшимся «Королевским Тигром» отправился в качестве головной ударной группы пробивать путь на запад.
За нами быстрым шагом, едва ли не бегом, следовала растянувшаяся колонна: пешие мужчины и женщины, лошади, телеги, многочисленные мотоциклы, несколько автомобилей и «Ханомагов». Я не мог сосчитать этих людей, но прикинул, что их было 4–5 тысяч человек, причем только тех, которых я мог видеть, да еще, по всей вероятности, большое число за ними. Для многих из них, впрочем, эта дорога подходила к концу.
С первыми лучами рассвета небо за нами, на востоке, полыхнуло красным – но не алыми лучами взошедшего солнца, а багрово-черными разрывами реактивных снарядов, выпущенных «катюшами». Ракеты рвались прямо среди массы людей, перебирающихся через железнодорожную насыпь, взбрасывая высоко в воздух мужчин, женщин и детей, объятых пламенем, заставляя переворачиваться в воздухе горящих лошадей, повозки и машины. Уже находящиеся на насыпи или спускающиеся по другую ее сторону люди бросились бежать со всех ног, раненые изо всех сил ковыляли, стараясь уйти от обстрела, солдаты бросали оружие, толпа затаптывала слабейших.
Прорыв из котла был перекрыт теперь ракетным обстрелом, стеной огня, не пропускавшей на запад больше ни одного немца. Начав уже поворачивать голову, чтобы не смотреть на этот ужас, я еще успел заметить одиночную лошадь, вырвавшуюся из этого огненного занавеса, с опаленной шерстью и мертвым всадником в седле. Ничто больше не преодолело этой смертельной стены огня, кроме обломков и струй горящей жидкости.
Те несколько тысяч нас, которым удалось чуть ранее пересечь железнодорожную насыпь, непроизвольно ускорили шаг, уходя как можно дальше от этого огненного обстрела. Мы прекрасно сознавали, что в любую минуту и на нас тоже может обрушиться такой же огненный шторм, какой мы только что оставили за нашими спинами.
Бросок к Эльбе
Наша колонна из нескольких тысяч человек двигалась теперь по местности, на которой не имелось никаких видимых следов войны. Никакой дороги не было, поэтому наши танки медленно ползли между дубовыми рощами и садами яблоневых и грушевых деревьев, самым тщательным образом скрываясь в тех местах, где это можно было сделать, прежде чем энергичным броском добраться до следующего такого места. Пешие беженцы следовали за нами, но эта человеческая колонна постоянно истончалась, поскольку то один человек, то группа из нескольких теряли силы от изнеможения или из-за ран и, ложась на землю, отдавались своей неизбежной судьбе.
Когда мы проходили мимо отдельно стоящих домиков, живущие в них люди уговаривали
