Карманный оракул (сборник) - Дмитрий Быков

Патриарх, благословляющий делегацию российских мотоциклистов перед отправкой на байк-шоу, – еще не та беда, точнее, не вся беда. А вот заместитель председателя отдела внешних сношений РПЦ Всеволод Чаплин, позирующий на фоне крутого рокера Паука («Коррозия металла») и видного русского националиста Константина Касимовского, – символ более серьезный. Нам, кажется, предстоит продегустировать истинный молотофф-коктекль из радикального православия, тяжелого рока (а то и панка) и национализма в «розовом», социалистическом варианте. Все эти ингредиенты и сами по себе не блеск, но смесь поражает всякое воображение.

О необходимости яркой, а то и агрессивной пропаганды православия говорили давно – и те, кто откровенно завидовал католичеству, и те, кого смущал недостаток интереса к церкви у российской молодежи. С именем патриарха Кирилла связаны надежды на радикальное обновление церковной политики: будет меньше архаики, консерватизма, больше живых контактов с обществом – и все бы это было чудесно, кабы только контакты эти не были так специфичны и, увы, предсказуемы.

Один публицист-государственник уже успел заметить, что въезд в город русской славы по благословению нацлидера и патриарха был обставлен не совсем по-церковному – некоторых смутила девушка топлесс, оказавшаяся впоследствии фотомоделью Ириной Степановой, давней участницей байкерского движения; но дело-то, мне кажется, вовсем не в топлессе. Я не ханжа, и ничего дурного в полуголой девушке нет, даже если она байкер (никогда не понимал, почему эти люди так гордятся своей атрибутикой, с таким придыханием называют друг друга «братьями» и так уважают себя за экстрим, но где еще, скажите на милость, современному россиянину доказывать свою крутизну?). Пикантно иное – постепенное пришествие маргинальных и экстремальных течений под знамена православия. Публицист предостерегает от избытка «движухи», ссылаясь на неудачный, по его мнению, опыт Иоанна Павла II, от которого в истории католичества почти ничего не осталось, а сколько было бурной деятельности, встреч с молодежью, даже и музыкальных записей с голосом Папы! Осмелюсь возразить: деятельность Иоанна Павла II – пусть даже сегодняшний Ватикан резко сменил стиль – оставила весьма глубокий след в сердцах его современников, особенно молодых. И методы его отличались от того, что мы наблюдаем ныне: он не пытался придать байкерским фестивалям политический характер и вдобавок, насколько я знаю, не фотографировался с металлистами. Впрочем, и в металле нет ничего ужасного: подумаешь, в 1988 году «Коррозия металла» во главе с Пауком (Сергеем Троицким) записала альбом «Орден Сатаны». Так ведь это когда было! Вон Константин Кинчев какой стал православный, а давно ли его называли самым эпатажным исполнителем во всем питерском рок-клубе; людям свойственно меняться. Хорошо уже то, что в поездке байкеров не поучаствовала попса – а то бы с наших иерархов сталось благословить и «Бешеных бабок». Они, конечно, не сатанистки – но, если вдуматься, не лучше.

Русская православная церковь много раз оказывалась в центре серьезной полемики, теряла вернейших адептов, не принимавших те или иные ее шаги, раскалывалась, выслушивала упреки о слишком тесном союзе с властью, отлучала Толстого, обновлялась, у ходила в подполье, легализовываась при Ста лине, терпела новые гонения при Хрущеве, занималась коммерческой деятельностью (разумеется, на вполне законных основаниях), отсуживала здания у «Союзмультфильма», музеев и других богоугодных заведений, но в дружбе с молодыми радикалами как будто замечена не была. Одно время большое влияние в ней (и не только в ней) приобрел архимандрит Тихон (Шевкунов), чей научно-популярный фильм «Гибель империи. Византийский урок» вызвал у профессиональных историков оторопь, а у многих верующих – искреннее смущение. Государственное православие – страшная сила; архимандрит Тихон известен как духовник Владимира Путина, хотя о степени достоверности этого слуха спорят поныне, но его желание быть государственнее самого государства видно невооруженным глазом. Особенно радикальные и пассионарные деятели РПЦ полагают, что Россия – единственный барьер на пути глобализма, мондиализма и прочих ужасных вещей, ассоциируемых обычно с американской цивилизацией. Некоторые церковные деятели уделяют серьезное внимание движению «Наши» – и особенно интересно, что ни один из иерархов РПЦ не сказал еще ни слова осуждения об этой попытке зомбировать молодежь, равно как и о духовном лидере «Наших» Борисе Якеменко, старшем брате главы агентства по делам молодежи.

Было бы славно и куда как уместно наладить наконец взаимодействие общества и церкви – помогать, например, больным детям, да притом и не афишировать этого, по заветам Христовым; а то отдуваются за всех одни волонтеры. Можно бы помогать старикам и неимущим, можно бы в школах преподавать историю религии – да не так, чтобы сыграть на самых дурных инстинктах старшеклассников, не соблазнять их байкерами или металлистами, а серьезно объяснять, почему без Бога мир похож на храм без купола. Да мало ли полезного может сделать православная церковь в деревне, в моногороде, где люди спиваются от безнадеги, в Москве, где пресловутый средний класс впал в посткризисную депрессию и не понимает, зачем ему существовать… Но у РПЦ удивительное свойство: она участвует именно в том, благословляет именно то, что выглядит наиболее сомнительным с христианской, да и попросту с человеческой точки зрения. Если патриотизм – то непременно в виде самого кондового национализма, с недвусмысленно агрессивной риторикой: кому мы надеемся понравиться и кого думаем испугать всем этим? Если молодежная политика – то непременно с сектантским, «нашенским» и вдобавок лоялистским уклоном. Если культура, то непременно выступления против новаторства и в защиту цензуры. «Последнее искушение Христа» им нехорошо, а «Коррозия металла» хороша, ну что ты будешь делать.

Все это грустно, и особенно грустно потому, что никакого широко афишированного сближения с другими церквями не происходит и не произойдет; что антикатолическая риторика слышится все чаще; что свобода и гуманизм давно стали ругательными словами для большинства иерархов РПЦ; что даже талантливейшие из них – такие, как замечательный церковный писатель Андрей Кураев, – все чаще осеняют своим участием сомнительные акции и выступают под сомнительными лозунгами. Милосердие, сострадание, умиление, благоговение, надежда – все, что принесло в мир христианство, сменив жестоковыйную ветхозаветную риторику, – сегодня вытеснено агрессивной брутальностью, недвусмысленным шовинизмом и интонацией вечной высокомерной суровости. Слишком долгое и тесное сотрудничество с государством, само собой, ничего другого не предполагает – поведешься и наберешься; но не слишком ли много свидетельств гибельности этого сотрудничества видим мы в истории? И не слишком ли дорого обходилось церкви желание благословлять агрессию, а христианскую мораль подменять готтентотской?

Наверное, говорить обо всем этом нельзя. Потому что православная церковь сегодня – один из многих институтов, выведенных из пространства любой, даже самой благожелательной критики. Вспомним, однако, слова апостола Павла из Послания к римлянам: «Если Бог за нас, то кто против нас?»

Самое интересное, что сбылась не упомянутая здесь, но давно описанная (в том числе и автором) закономерность: лояльнейшие расплачиваются первыми. И о. Всеволод Чаплин ныне пополнил число церковных диссидентов. Автор не мог бы этого предсказать – только потому, что редко сталкивается с таким наглядным подтверждением обще человеческих правил и моральных заповедей.

Муму и мир

Участившиеся обращения отечественных и зарубежных кинематографистов (в особенности телевизионщиков) к русской классике сопровождаются катастрофическим незнанием реалий, вольным редактированием классических сюжетов и несусветной путаницей в трактовках. Мы уже видели «Муму» Юрия Грымова, где барыня тайно вожделела Герасима, новую западную версию «Евгения Онегина», где Онегин любил Ленского, и свежий интернациональный проект «Война и мир» с долговязой блондинкой Наташей.

Идя навстречу пожеланиям тружеников эфира, автор предлагает скромный сценарий, вмещающий практически всю русскую классику. Она у нас небольшая. В данном сценарии отражены практически все бренды отечественной истории, что делает его особенно удобным для экспортных вариантов: водка, балалайка, медведь, спутник, перестройка, святая проститутка, студент с идеями, роковая женщина с запросами, дуэль, каторга, Чечня, Онегин, Печорин, Гагарин, Ленин, Акунин, Путин.

В предлагаемом сценарии весь русский XIX век и часть XX спрессован для удобства в одно десятилетие, а непринципиальные различия между князем, графом, дворянином, разночинцем, казаком и евреем предложено игнорировать, потому что все они русские, и это многое объясняет. Варианты названия – на усмотрение режиссера: «Война и наказание», «Преступление и мир», «Анна и дети», «Что делать, отцы?!», «Идиот нашего времени», «Братья Муму».