Западня на сцене - Герхард Шерфлинг

— Могу себе представить, — кивнул капитан. — Мы тоже чувствуем себя опустошенными после раскрытия серьезного дела.

— И часто вам такие дела поручают?

— Сравнительно редко.

— И вы все раскрываете?

— Девять случаев из десяти.

— Тогда, значит, вы скоро найдете того, у кого на совести наш художественный руководитель и молодой осветитель.

— Можете не сомневаться!

Вестхаузен заставил себя улыбнуться. Он злился на себя за то, что выразился столь неосторожно. И вдобавок витиевато. Но произнести слова «убийство» и «убийца» так и не сумел.

— Желаю вам успеха, — выдавил он из себя.

И опять испугался: а вдруг капитан примет его слова за издевку? Однако капитан, казалось, ничего не заметил.

— Благодарю. Мы справимся, не сомневайтесь.

— Извините, но мне нужно еще поработать. Скоро финал.

— Конечно, как это я не подумал. Ну, до встречи…

Капитан хотел было уйти, но передумал и с интересом взглянул на Вестхаузена.

— Между прочим… Вечорек пока еще жив… — сказал он, после чего сразу ушел.

Вестхаузен нащупал край пульта, пришлось опереться. Картинка на мониторе расплывалась перед глазами. Он слышал голос Вондри на сцене, но не разбирал ни слова. Мимо прошли Гюльцов и Мансфельд, посмотрели на него с явным удивлением. Чисто импульсивно дал электрикам знак, что пора менять свет. Вечорек жив… Это конец… Все зря, все впустую…

Он ощутил удушье. На глазах появились слезы. Страх, беспомощность и ненависть буквально разрывали его на части. Прошла, кажется, целая вечность, пока тупая боль отпустила и он вновь обрел способность рассуждать сколько-нибудь здраво. Просто чудо, что он ничего не перепутал — спектакль-то еще продолжается.

Осторожно огляделся по сторонам. Нет, никто за ним не наблюдает. Буххольц опять заигрывает с молодой реквизиторшей. Кто-то из осветителей сменил цветную шайбу на одном из софитов. Капитан со скрещенными на груди руками стоял на своем месте у лестницы, повернувшись к нему спиной, и смотрел в противоположную сторону.

Они его не арестовали… Выходит, Вечорек пока не проболтался…

«Пока! — сказал ему тогда капитан. — Он пока жив!»

Какая мысль…

Вестхаузен закрыл глаза и мысленно представил себе Эльке и Вондри, которые смеются над ним до слез, а потом обнимаются и целуются.

Он с такой силой сжал карандаш в руке, что сломал его. Боль, причиненная впившейся в мякоть ладони щепкой, была приятной.

Нет, он не позволит высмеивать себя… Все равно, чем все кончится. Он приведет свой план в исполнение — особенно теперь.

Занавес. Аплодисменты, много аплодисментов. Счастливые лица солистов, объятия. Появился режиссер, поздравляет всех, даже Вестхаузена покровительственно похлопал по плечу. За кулисами капитан что-то говорил с улыбкой Бордин. А Эльке и Вондри не разлить водой, сейчас они торопятся в репетиторскую, где он, прежде чем снять грим, с удовольствием выкурит сигарету.

Наконец сцена опустела. Стало тихо. Вестхаузен сорвал с себя халат, сунул его вместе с клавиром в портфель и выключил свет.

В костюме Николаса Клаудиа выглядела просто обольстительной. На ней был коричневый приталенный жилет, облегающие брюки, рубашка в рюшечках и пышный артистический бант. Ее светлые волнистые волосы в свете софита отливали золотом.

Маркус сделал несколько шагов ей навстречу.

— Знаешь, я за многое должен перед тобой извиниться.

— То есть?

— Если бы я тогда догадывался, как ты талантлива, я не был бы упрямым, как осел.

На какое-то мгновение Клаудиа смутилась. Потом ее усталое лицо потеплело, она даже нашла в себе силы улыбнуться:

— Выходит, в этой роли я тебе понравилась?

— Чудесно!.. Ты была совсем другой… Куда лучше, чем во время генеральной…

— Как ты мил. — Она по-прежнему улыбалась, но голос ее прозвучал холодно и серьезно. — К сожалению, я полностью отдаю себе отчет в том, что у меня получается, а что не выходит… Как себя чувствует Вечорек?

— Он жив, операцию перенес хорошо.

— Слава Богу, — с облегчением вздохнула она. — Я так за него переживаю. Наш разговор не шел у меня из головы.

— И что же ты надумала? — с некоторым недоверием спросил он.

— Прошу тебя, только не надо надо мной смеяться! — Она наморщила нос, от чего неожиданно помолодела. — Я не в силах свыкнуться с мыслью, что кто-то ненавидел Эберхарда до такой степени, что пошел на преступление. Я почти убеждена, что он попал в чужую западню. Замахнулись не на него!..

— Повтори это еще раз!

— Ну… — Она опустила глаза, словно желая найти подходящие, убедительные слова и доводы. — Сам посуди: ведь Эберхард вернулся по чистой случайности — потому что забыл шапку. Учесть это в своих планах заранее преступник не мог, — она разгорячилась. — Но каждый из нас знает, что последним всегда уходит Вондри: ему хочется со всеми поболтать. А потом он еще душ принимает…

— Не хочешь ли ты сказать, что люк открыли для него?

— Да.

— Черт побери!

Маркус потер костяшками пальцев лоб, запыхтел. Неужели все они ослепли? Клаудиа права. Да, вот оно, решение проблемы — а никому из них эта лежавшая на поверхности мысль в голову не приходила. Конечно! Только теперь все противоречившие друг другу обстоятельства этого дела обретали свой смысл, их можно было объяснить. Положим, у Вондри рыльце в пушку, но он не преступник — это на него покушались! А тот, другой…

Маркус невольно поглядел в сторону ассистента режиссера. Вестхаузен стоял, опершись о пульт, и не сводил глаз со своей жены и тенора, которые под руку уходили со сцены. Он был мрачен, но застывшие черты его лица выдавали непреклонность и решимость.

Чертежик из клавира… Маркус почувствовал, как часто забилось его сердце.

— Сделай мне одолжение, Клаудиа, — сказал он. — Никому не передавай, о чем мы с тобой говорили. Это очень важно!

Она, не спускавшая с него глаз, кивнула:

— Я угадала, это был Вестхаузен?

Он приложил палец к губам.

— Ни о чем не спрашивай! Я тебе потом все объясню.

— Когда? Еще сегодня?

— Может быть.

— В таком случае я пошла домой.

— Спокойной ночи! — Он пожал ее руку и опрометью бросился со сцены.

Обер-лейтенант, спускавшийся по лестнице в превосходнейшем расположении духа, без тени волнения доложил:

— Позер не сводит глаз с Вестхаузена, а Краус — с Вондри.

— Вызовите их по «уоки-токи» к вахтеру, — не скрывая возбуждения, приказал Маркус. — Причем немедленно, мне нужны вы все.

— Что, пожар? — спросил Штегеман, доставая аппарат из кармана. — Вы разгадали, в чем смысл чертежа Вестхаузена?

— Давайте поторапливайтесь, — вспыхнул Маркус. — Каждая минута на счету!

— Ого! — Штегеман мгновенно преобразился. — Так что же стряслось?

— Объясню внизу. Пошли!

Ветер дул ледяной, но Маркус словно не ощущал холода.

— Послушайте, — произнес он, когда они удалились метров на пять от крыльца артистического подъезда. — У меня есть все основания полагать, что тот, кого мы ищем, не Вондри, а Вестхаузен.

— Значит, все-таки он!..

— Я догадывался об этом, — сказал Штегеман. — Меня не оставляла мысль: почему злоумышленник — или преступник — прибег к столь сомнительному средству, как открытый люк, если действительно хотел заставить Пернвица замолчать. Но ведь у него не было выбора, если тот прознал о хищениях…

— Все это мы обсудим позднее, — перебил его Маркус. — Мы предполагали, что Вестхаузен каким-то образом принесет нам на блюдечке — с поличным! — своего соперника Вондри. Ничего похожего не случится! Скорее наоборот… он попытается собственноручно убить счастливого соперника.

— Но каким образом? — спросил Краус.

А Позер добавил:

— Он, похоже, умом тронулся.

— В известном смысле — да, — проворчал Штегеман.

— Так что будем делать? — спросил Маркус, бросив взгляд на часы.

— Арестуем его! — предложил Позер. — Тогда он по крайней мере никого не убьет.

— Но у нас нет против него никаких фактов, — покачал головой Штегеман. — Я думаю, надо пока набраться терпения и взять его только в абсолютно недвусмысленной ситуации.

— Вы знаете, насколько это опасно, — сказал Маркус. — Но у нас и впрямь нет выбора.

— Что слышно о чертеже Вестхаузена? — полюбопытствовал Штегеман. — Какого мнения наш специалист по тайнописи и кодам?..

— Неизвестно. Сомневаюсь, чтобы он уже получил этот треклятый листок. — Маркус потер замерзшие руки. — Вернемся к нашим подопечным. По местам! Краус, Позер! Немедленно сообщите мне, где находятся Вондри и Вестхаузен. Штегеман — за вами столовая. Итак, глядеть в оба!

Довольно сложно найти удобное для наблюдения и вместе с тем неприметное местечко в этих хорошо просматриваемых коридорах. Взгляд Маркуса упал на дверь с табличкой «Репетиторская № 1». Она расположена рядом с лестницей, и вдобавок к ней примыкают дамские гардеробные. Ключ торчал в двери.