Западня на сцене - Герхард Шерфлинг

— Подожду папулю, — белокурая девочка скорчила забавную гримасу. — Покажу ему мой новенький кукольный домик.

— Папа уехал… в командировку… надолго, — сказала Клаудиа, взяла дочурку на руки и крепко прижала к себе. — Я ведь тебе говорила… А когда он вернется, покажешь ему все свои игрушки.

— Мне больно, мамочка!

— Извини, золотце, — Клаудиа отвернулась.

Как часто в последние годы ей приходилось оставаться одной или с ребенком, но все было иначе, не так…

— Зато сегодня в ванночке купаться не будем, помоемся, как кошечки, только глазки и лапки.

— Вот здорово! — просияла малышка. — И зубы не станем чистить?

— Нет, милостивая госпожа, тут вам не отвертеться!

Невинная, беззаботная болтовня ребенка действовала на Клаудиу угнетающе. С каким облегчением она вздохнула, когда Биргит с новой куклой в руках залезла под одеяло в своей комнате!..

— А теперь расскажи мне сказку.

— Ну, ладно, — покорно кивнула Клаудиа. — И потом сразу спать!

Она хотела было по привычке устроиться на краешек постели дочери, но не успела. В дверь квартиры позвонили.

Биргит точно ураганным ветром вынесло из кроватки, она босиком пробежала мимо матери и, хлопая в ладоши, ликовала:

— Это папочка! Он все-таки пришел и подарочек мне принес!

Клаудиа испуганно последовала за ней в коридор. Кто это в столь позднее время? Кто-нибудь из театра? Соседи?

Она взяла девочку на руки.

— А ну-ка уймись!

Дрожащей рукой открыла дверь.

— Ты…

— Извини за столь поздний визит, — сказал Маркус, снимая кепку и отряхивая ею снег с пальто. — Можно войти?

Она удрученно кивнула и открыла дверь пошире, пропуская его.

— А это совсем и не папа, — заверещала Биргит, и глазки ее наполнились слезами.

Маркус бросил быстрый взгляд на Клаудиу и потом обратился к девочке:

— Разве ты не хочешь дать мне ручку?

Та молча кивнула.

— И как же тебя зовут?

— Биргит — это все знают!

— А меня — Кристиан, — Маркус достал из кармана плитку шоколада. — Это тебе Дед Мороз передал. Ты как вообще — не против шоколада?

Биргит энергично замотала головой.

— Тогда я рад. А то пришлось бы всю плитку съесть маме.

— Пусть! У меня знаешь как мно-о-го!

Биргит развела руками, показывая, сколько.

— И еще у меня новый кукольный домик. Хочешь посмотреть?

— С удовольствием.

Клаудиа невольно улыбнулась, хотя у нее на сердце кошки скребли. Ее удивило, как легко Кристиан нашел подход к ребенку. «Вот уж никогда бы не подумала!»

Биргит не отпускала мать, пока та не рассказала ей обещанную сказку. Клаудии пришлось согласиться. Маркус стоял в ногах кровати и тоже слушал, не спуская глаз с них. И при этом улыбался. Странное дело, эта сдержанная улыбка тревожила ее, не давала сосредоточиться.

Наконец девочка уснула. В коридоре Клаудиа остановилась у вешалки.

— Иди в гостиную, вон туда, я сейчас.

Он вопросительно взглянул на Клаудиу, кивнул.

— Можно позвонить?

— Конечно. Телефон на секретере.

Маркус оставил дверь в кабинет открытой, и Клаудиа слышала в ванной комнате, как он набрал номер и попросил профессора Бервальда.

Как ужасно она выглядит! Бледная, заплаканная. Быстро наложила перед зеркалом немного макияжа, прошлась гребнем по волосам. Все еще недовольная своим внешним видом, подкрасила веки, провела карандашом острые штрихи у глаз и снова критически оглядела себя в зеркале.

Большего при всем желании не добьешься…

Когда она вошла в кабинет, Маркус как раз нажал на рычажок, но трубку не положил. Под его вопросительным взглядом она покраснела — не заметить веселых искорок в глазах Маркуса она не могла. Клаудиа готова была отхлестать себя по щекам за свое женское тщеславие.

— Извини, но часть разговора я слышала. Что с Вечореком? Я думала, рана не из числа опасных.

— Я тебе попозже все объясню, — он указал на телефон. — Можно, я позвоню еще раз?

Маркус набирал нужный ему номер, а она принялась бессмысленно переставлять стоявшие на курительном столике предметы. Хотя могла бы подобрать валявшиеся повсюду игрушки Биргит.

— Говорит капитан Маркус. Мой коллега еще у вас? Да! Попросите, пожалуйста, его к телефону… Разумеется, можете жаловаться… Да… Благодарю. — Он взглянул на Клаудиу и шепотом ответил на ее немой вопрос: — Вондри.

Клаудиа присела, но через секунду снова встала, принесла пепельницу и сигареты. Без всякой видимой причины ощутила вдруг необъяснимую досаду, раздражение.

— Что у вас, Штегеман?

Последовал подробный рассказ, который Маркус выслушал, не изменившись в лице.

— Я слышал, — прервал Маркус, — будто он строит за городом бунгало… Что?.. Вам это было известно… И что?.. — Он недовольно покачал головой. — Ладно, тогда заканчивайте. Встретимся со всеми интересующими нас персонами завтра в девять утра в управлении. Да, и Крибель тоже! — Он забарабанил кончиками пальцев по секретеру, кивнул: — Это правильно, жаль малышку. Это был настоящий шок для нее. Благодарю. Всего хорошего…

Клаудиа с таким напряжением вслушивалась в обрывки разговора, пытаясь понять, о чем идет речь, что вздрогнула, когда Маркус положил трубку.

— На Вечорека напали вторично, — объяснил он. — Он появился в театре, забежал за новогодним подарком для невесты. И вот уже примерно два часа как он на операционном столе. Профессор к телефону не подходит. Нам остается только ждать и надеяться.

— Какой ужас, неужели этому конца не будет? — Клаудиа прикусила сустав пальца, чтобы не расплакаться. — Сначала Эберхард, теперь осветитель. Кто этот человек, у которого поднялась рука?.. И почему?..

— Это мы скоро узнаем… А сейчас успокойся… прошу тебя, сядь! Скажи, ты после полудня была дома?

— Да, нарядила елку, прибрала в квартире. Пусть ребенок хоть на Рождество порадуется. — Она подняла на него глаза, наморщила лоб. — Но почему ты спрашиваешь?

— Клаудиа, я должен расследовать дело об убийстве… а, может быть, о двух разных убийствах. Мы обязаны знать, где в определенное время находился каждый член труппы. Хотя… — Он силился улыбнуться. — В данном случае в алиби никакой необходимости нет. Но ты можешь помочь нам! Кто подтвердит, что ты все время после обеда провела дома?

— Народу здесь побывало множество… и коллеги из театра, и соседи по дому с выражением соболезнования… Это общее желание посочувствовать и помочь мне уже действует на нервы.

— Будь благодарна людям!..

— Так что тебе еще нужно? — оборвала она его.

— Побеседовать с тобой. О Вестхаузене, например.

— Ах, о нем, — она сразу поскучнела. — Бедолага он, судьба обошлась с ним не слишком-то милосердно. Сначала лишила любимого дела, а потом — жены.

— Знаю, знаю. Известно мне и то, что человек он слабый, безвольный, легко поддающийся влиянию, вконец издерганный… Но какого ты лично мнения о нем? Не было ли каких-нибудь странностей в его поведении, особенно в самое последнее время?

Она пожала плечами, подняв голову, посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ты ведь не считаешь, что…

— Нет, нет… А ты, как ты считаешь — способен он убить человека?

— Ни в коем случае! Но в одном я уверена: он пошел бы на самые крайние шаги, лишь бы его жена и Вондри расстались… Понимаешь, он до сих пор обожествляет ее…

Сама не зная почему, она умолкла, и краска начала понемногу заливать ее бледные щеки. Как Кристиан смотрит на нее! Неужели она сказала какую-то глупость? Она почувствовала, как все лицо горит.

— Почему ты не продолжаешь?

Нет, наверное, она ошиблась. Голос у него совершенно спокойный, ровный. Она обиженно поджала губы.

— Так в чем же дело?

— Просто я хотела сказать, что Вестхаузен простил бы Эльке все на свете, лишь бы она ушла от Вондри.

— Согласен! Но что, к примеру, мог предпринять он сам, чтобы их разлучить?

— Я тебя не понимаю.

— Ну, ты ведь сама заговорила об этом.

— Ничего определенного я не подразумевала.

— Вот как… — Маркус вздохнул. Вид у него был разочарованный. — Выходит, ничего особенного за Вестхаузеном в последнее время не наблюдалось?

— Не совсем так. — Она закурила. — Я полагала, как и большинство из нашей труппы, будто Вестхаузену об отношениях его жены с Вондри ничего не известно. Вчера, после обсуждения репетиции, когда я шла через сцену, меня обогнал Вондри. А Вестхаузен, стоявший у ассистентского пульта, посмотрел ему вслед с таким видом… с такой ненавистью и презрением, что мне сделалось не по себе. И лишь потом, на лестнице, я отчетливо поняла: Вестхаузен все знает.

— Да, верно, — кивнул Маркус. — По некоторым данным, он даже тайком выслеживал ее. Кстати, раз мы упомянули о Вондри, скажи, какого ты о нем мнения?