По следам знакомых героев - Бенедикт Сарнов

Он, видимо, хотел сказать что-то еще, но Уотсон прервал его.

— Да, да, я знаю, — быстро заговорил он. — Общественное мненье… Дойдет до губернатора, до предводителя дворянства… Как бы чего не вышло… Я не сомневался, что вы так ответите. Но есть другой, гораздо более простой способ выйти с честью из этой скверной истории. Если у вас осталась хоть капля совести, вы не должны стрелять в своего друга. Выстрелите нарочно мимо!

Холмс и виду не подал, что не верит в затею Уотсона. Он даже слегка кивнул Онегину, давая понять, что предложение выстрелить в воздух исходит и от него тоже.

Уотсон, затаив дыхание, ждал с таким выражением лица, словно от ответа Онегина зависела вся его жизнь. «Неужели откажется?» — с отчаянием подумал он.

Но Онегину это неожиданное предложение как будто пришлось по душе. Мало того, оно привело его в восторг. Лицо его просветлело. Он заговорил так горячо, так страстно, словно это был не холодный, во всем разочаровавшийся «москвич в Гарольдовом плаще», а пылкий, восторженный Владимир Ленский:

— Спасибо, милые друзья!С моей души вы сняли камень.Пойду теперь спокойно яК барьеру твердыми шагами.Пусть Ленский, дружбою храним,Из боя выйдет невредимо.Его прощаю я. Бог с ним!Все решено: стреляю мимо!

Холмс коснулся кнопки дистанционного управления, и в тот же миг все исчезло. Исчез Онегин, исчезли легкие санки, в которых, закутавшись медвежьей шкурой, сидел молчаливый Гильо. И только яркий — с мороза — румянец на щеках Уотсона да не успевшая растаять снежинка на его рукаве свидетельствовали, что вышеописанная сцена имела место в действительности, а не приснилась ему, пока он мирно дремал у пылающего камина.

— Ну? Что скажете, Холмс? — победно воскликнул он. — А вы сомневались!.. Признайтесь, ведь вы не верили, что это получится? А получилось! Еще как получилось! Честно говоря, я и сам-то не рассчитывал, что Онегин так быстро согласится.

— Погодите радоваться, Уотсон, — охладил его Холмс. — Дело, насколько я понимаю, еще не кончено.

— Вы что же, думаете, Онегин обманет? Не станет стрелять мимо? — спросил Уотсон.

— Да нет, — пожал плечами Холмс. — Просто я всегда стараюсь придерживаться старой доброй истины: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поехали!

— Куда? — изумился Уотсон.

— В шестую главу «Евгения Онегина». К месту дуэли Онегина с Ленским.

И вот перед их глазами снова ослепительно сверкающий на солнце снег, морозная русская зима.

Поляна, два дубка, мельничная плотина, а чуть подальше и сама мельница.

— Эта мельница, — деловито сказал Холмс, — для нас с вами, Уотсон, тут как нельзя более кстати. Ну-ка, быстро! Забирайтесь на самый верх!

— На чердак, что ли?

— Разумеется! Тут нам будет очень удобно. Все видно как на ладони. А они нас не увидят и не услышат. Так что мне даже не придется все время вас осаживать, чтобы вы говорили потише. Кричите себе хоть во весь голос.

— Не забывайте, Холмс, что я врач, — оскорбленно сказал Уотсон. — Мне не раз случалось видеть и кровь и смерть. И должен вам сказать, что даже в самых драматических ситуациях я никогда не позволял себе повысить голос до крика.

К поляне между тем подъехали беговые санки, в которых сидели Онегин и Гильо. Ленский уже ждал их, прислонившись спиной к плотине. Зарецкий стал размеренно вышагивать по поляне, отмеряя «с точностью отменной» условленные тридцать два шага.

Противники стали друг против друга и медленно начали сходиться.

— Ну что, Уотсон? Вы, кажется, волнуетесь? — спросил Холмс.

— А почему мне, собственно, волноваться? Онегин человек слова. Он поклялся, что будет стрелять мимо, и я уверен, что он меня не обманет… Так и есть! Видите? Он нарочно отставил свой пистолет в сторону. Чтобы и Ленский и секунданты видели, что он не в противника целится, а мимо…

Белый дымок над пистолетом Онегина и негромкий хлопок возвестили, что первый выстрел сделан.

— Ну что, Холмс? — радостно закричал Уотсон, позабыв о своем обещании не повышать голоса. — Что я вам говорил? Теперь вы наконец убедились?

— Погодите радоваться, друг мой, — охладил его Холмс. — Дуэль ведь еще не кончена.

— Вы что же, думаете, у Ленского не достанет благородства, чтобы тоже выстрелить мимо? Если я правильно понимаю этот характер, он сейчас должен кинуться Онегину на шею, и…

Но Ленский вовсе не собирался кидаться Онегину на шею. Судя по всему, он был вовсе не в восторге от благородного поступка своего противника. Уотсон с изумлением увидел, что он, покраснев от гнева, швырнул свой пистолет прямо в снег и стал громко что-то говорить, обращаясь, впрочем, не к Онегину, а к Зарецкому.

— Ах ты, черт! — сказал Уотсон. — Зря мы с вами так высоко забрались. Надо было нам спрятаться где-нибудь поближе.

— А чем вам тут плохо?

— Да ведь ничего не слышно! Ни единого словечка нельзя разобрать. Ужасно хочется знать, что там Зарецкий говорит Онегину.

— Подумаешь, загадочная картинка! — презрительно пожал плечами Холмс. — Неужто так уж трудно сообразить, что он ему говорит? «Что же вы, говорит, молодой человек? Струсили, что ли?»

— Вот подлец! — возмутился Уотсон. — Он, что же, нарочно его провоцирует?.. Ох, что это? Смотрите, Холмс!.. Зарецкий опять вышагивает по поляне… Новые пистолеты достают… Неужели они хотят начать все сначала?

— Именно так, Уотсон, — утвердительно кивнул Холмс. — Вы угадали. Они действительно собираются начать дуэль сначала.

— Но почему, черт возьми? Ведь Онегин уже выстрелил. Стало быть, теперь очередь Ленского.

— Потом объясню. Сейчас не до этого!.. Смотрите, Уотсон! Смотрите внимательно! Они опять сходятся…

Снова выстрел из ствола онегинского пистолета. Ленский уронил пистолет и упал.

— В сердце! Наповал! — горестно воскликнул Уотсон. — Я всегда говорил, что дуэль — это варварский обычай. Какое счастье, Холмс, что в наше время, слава богу, с этим уже покончено… Но каков Онегин!.. Вот лицемер! Он же обещал… Ну, погодите, дайте мне только еще разок с ним встретиться, я ему все выскажу… Да помогите же мне, Холмс, найти эту проклятую кнопку! Разве вы не видите, что я сам не свой от волнения…

Холмс взял Уотсона за плечи и почти насильно усадил его в кресло. (Они уже снова были в своей квартире на Бейкер-стрит.)

— Не надо, Уотсон. Не стоит, друг мой! Право, не стоит. Никуда больше мы с вами сегодня не поедем. Для одного дня довольно сильных впечатлений. И напрасно вы так клянете Онегина. Поверьте мне, он не так уж виноват во всей этой истории.

— То есть, как это не виноват? Он же обещал выстрелить в воздух!

— Поймите, он не мог поступить иначе. Вы ведь сами своими собственными глазами сейчас видели, что Ленский не принял его великодушия. Больше того! Демонстративно выстрелив в сторону, Онегин только сильнее раззадорил своего противника, еще больше его озлобил… Я не стал говорить вам об этом заранее: хотел, чтобы вы сами убедились. Но я с самого начала; знал, мой добрый Уотсон, что из вашей прекрасной затеи ничего не выйдет.

— Почему?

— Вы думали, что Онегин просто не догадался выстрелить мимо? Что ему этот простейший выход просто-напросто не пришел в голову?

— Ну разумеется!

— А на самом деле, дорогой мой Уотсон, Онегин с самого начала знал, — не мог не знать! — что такая попытка ни к чему хорошему не приведет.

— Да почему же?

— Дело в том, что согласно правилам дуэльного кодекса демонстративный выстрел в сторону являлся новым оскорблением. Поэтому он не только не мог способствовать примирению противников, но даже обострял и без того драматическую ситуацию.

— Вон оно что! — растерянно сказал Уотсон. — Теперь я понимаю, почему Ленский так рассвирепел, когда Онегин мимо выстрелил.

— Ну естественно, — пожал плечами Холмс. — Ведь со стороны Онегина это было проявлением глубочайшего неуважения к противнику. Грубейшим нарушением дуэльных правил…

— Позвольте, позвольте! Я хоть и плохо разбираюсь во всех этих делах, однако все же не такой уж невежда, как вы думаете. Помнится, я как-то читал… если не ошибаюсь, у того же Пушкина…. да… Читал одну новеллу… Дай бог памяти, как же она называется?

— Вы, очевидно, имеете в виду повесть Пушкина «Выстрел»? — подсказал Холмс.

— Совершенно верно. «Выстрел». Так вот, герой этой новеллы, сколько мне помнится, его звали Сильвио, тоже нарочно выстрелил мимо. И противник его не только не оскорбился, но даже счел этот его поступок высшим проявлением благородства.

— Это совсем другое дело, — улыбнулся Холмс. — Сильвио должен был стрелять вторым. Дуэлянт, стрелявший вторым, имел право выстрелить в воздух.

— Ничего не понимаю! — возмутился Уотсон. — Какая разница? Второй, первый… Не все ли равно?