Разрушенное святилище - Дэн Ченслор

Поле, усеянное цветами тамариска и невысокими кустами геккоса с растрепанными алыми, красными, багровыми головками цветов переливалось разноцветными волнами под теплым ветром.

Фазан побежал, раскрывая крылья и поглядывая хитрым глазом на охотника, вдруг понявшего, что заунывные крики издавала именно эта птица. Но голос звучал настолько по-человечески, что Конан промедлил, боясь ошибиться и попасть в невидимого человека.

Птица стала терять очертания, превращаясь в крохотную ветряную воронку, становившуюся все больше, поднимаясь к самому небу, вдруг почерневшему. Страшный крик мучимого существа заполнил пространство, ледяным буравом ввинчиваясь в уши.

Конан очнулся ото сна, обливаясь потом и задыхаясь под тяжестью огромного одеяла. Руки непроизвольно сжимали несуществующий лук, ноги отыскивали твердую землю для упора.

Придя в себя и поняв, что находится в замке Трибуна, северянин сбросил одеяло и поднялся на локте, прислушиваясь. Ничем не нарушаемая тишина успокаивала, но спать уже не хотелось.

Белое холодное пламя заполнило узкое окно напротив кровати. Конан вспомнил, что сегодня предсказанный день, когда распахнутся ворота подземного царства и заброшенные, озлобившиеся духи будут в течение трех дней искать себе обиталище на земле.

Он невольно потрогал раковину на груди, висящую на цепочке, отметив, что вторая, подаренная Корделии, защитит ее душу от происков нечисти.

Он захотел посмотреть на трехлапую жабу, покровительницу людей, которая ясно видна только в этот день. Однако, не считая возможным предстать перед Ординой и Эзерией обнаженным, как спал, начал натягивать короткие штаны, прыгая на одной ноге.

И вдруг замер в неудобной позе плясуна, начавшего танец и скрученного судорогой. Тот самый вой, что слышался во сне, бился теперь в коридоре за закрытой дверыо.

В коротких штанах, босиком, зажав меч в правой руке и горящий факел, сорванный со стены в левой, он скользнул в замковую галерею, куда выходила дверь комнаты.

Стены переходили в перекрытие дугообразной формы, соединяясь далеко наверху, в непроглядной темноте. Узкие окна по сторонам длинной арочной галереи освещала луна, бросая четкие плетения теней на каменный пол.

Конан отбросил ненужный, только мешающий движению факел, и осторожно двинулся вперед.

Однако кричавший вновь замолчал. Киммериец чувствовал под ногами плиты ледяного пола, необычный холод которого жег даже ступни, огрубевшие от частого хождения босиком.

Колкий и такой же холодный ветер пронесся вдоль арки, ударился о стену позади и отступил, просочась сквозь окна. Лишь возле одного из них заклубилось облако, как будто сила ветра иссякла, не дав ему взобраться к бронзовой фигурной решетке.

Конан остановился, крепче сжимая меч. На его глазах туманный сгусток принял очертания необычайно высокой и красивой, несмотря на полноту, молодой девушки. От нее шло сияние, затмевающее рассеянный свет луны. Огромные, почти нечеловеческие неподвижные глаза, высокие изогнутые брови, рот, такой крохотный, что казался нарисованным красной краской сердечком.

Волны золотых волос касались пола, ноги в тонких сандалиях плавно переступали по камням в сладострастном танце. Резко сбросив плащ, она осталась в золотом поясе, низко надетом на бедрах, с которого спускалась масса серебряных цепочек с нанизанными на них драгоценными камнями.

Ритм танца ускорялся, высокая грудь колыхалась, тяжелые бедра раскачивались, сверкающие цепи вились вокруг бедер. В какое-то мгновение танец стал непристойно-вызывающим и пораженный Конан не заметил, как человек в черной мантии на коленях подобрался к ногам красавицы и вонзил в полное бедро длинный нож.

Кровь залила его лицо, прижавшееся к ране ртом, захлебываясь кровью, пальцы глубоко погрузились в белую пухлую плоть. В то же мгновение девушка вырвала длинную прядь своих волос, превратившихся в хлыст из сыромятной кожи и с силой ударила по спине коленопреклоненного мужчину. Подняв к ней окровавленное лицо, он завыл, тонко и жалобно, тем криком, что слышался Конану во сне.

Но не эта дикая картина заставила северянина окаменеть — лицо человека принадлежало Гроциусу, не тому подобию, что носил лизардмен, а молодому, полному сил, не искалеченному мужчине. Хлесткие удары осыпали елозившего на коленях человека, в клочья разрывая черный плащ, он кричал страшным тонким голосом, полным боли, ненависти, но не старался ни отбиться, ни убежать, все пытаясь вновь охватить полные ноги девушки.

«Помоги мне Кром, — подумал Конан, — он похож на собаку, уже укусившую и прыгающую вновь и вновь, чтобы вцепиться зубами в рану. Бешеный пес! Да что здесь происходит?»

Неожиданно он понял, что ни один из двоих не обращает на него внимания, как будто они находятся в этой призрачной галерее одни. Он сделал несколько шагов, и люди вдруг осыпались, как осыпается сложенный из камней рисунок. После сияния, исходящего от женщины, ему показалось, что арка темна, а луна спряталась за тучи.

Потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к прежнему свету, и в его неверном дрожании Конан увидел Немедия, осторожно выглядывающего из-за одной из колонн, стоявших в простенке между окнами.

Северянин почти обрадовался знакомому лицу и громко окликнул советника, однако тот, не слыша, продолжал настороженно озираться. Наконец он покинул свое укрытие. Конан удивился серому жреческому одеянию на нем, какое носили лишь недавно посвященные в сан, почти ученики магов.

Он набросил на лицо глубокий капюшон и двинулся вперед, держа на вытянутых руках плоскую шкатулку из бальясового дерева. Лишь одно мгновение видел Конан его лицо, когда советник неожиданно обернулся, прижав ларец к груди, но мелькнувшее выражение непонятного исступления, страха, торжества поразили его.

Темнота, поднимаясь от пола, стала громоздиться вокруг Немедия. Конан не сразу понял, что это стены какого-то гигантского строения, постепенно поглощающие советника.

Это видение исчезло так же неожиданно, как и первое. Но прежде чем оно рассеялось, Конан увидел длинную тонкую иглу, которую чьи-то пальцы медленно вгоняли в макушку Немедия.

Сквозь тело, ставшее прозрачным, видно было, как она проникает все глубже, скользя внутри позвоночника и дойдя до уровня сердца, взрывается десятками острых сверкающих шипов.

Не желая больше наблюдать за этим кошмарным видением, северянин решил вернуться в комнату да привалить к двери тяжелый стол на всякий случай. Однако, осмотревшись, понял, что все двери исчезли, остался только бесконечный арочный коридор да мертвое лунное свечение.