Разрушенное святилище - Дэн Ченслор

Придя в бешенство, испытывая неприятное ощущение человека, над которым смеются исподтишка, спрятавшись по углам и давясь от хохота, наблюдая за его страхом и бестолковыми метаниями, он решительно двинулся вперед, держа меч наготове.

Снова порыв ветра ударил в лицо, на этот раз почти сбивающий с ног, и он увидел, что стоит на вершине горы, какой никогда не видел ни другой смертный. Каким-то образом было понятно, что она находится под землей несмотря на бушующий ветер.

Мрачные голые скалы громоздились вокруг, ртутные озера застыли в расщелинах. Внизу, у подножия горы, переваливался тяжелыми жирными волнами черный пар, сползающий по каменным уступам подобно аморфному живому существу.

Из тумана выныривали, тут же исчезая, отвратительные огромные твари и каждая держала в лапах, перебрасывая через плечи, шеи, сворачивая кольцами обнаженные человеческие тела.

Конан не мог понять, живы ли эти люди, настолько изломанными, странными были их позы. Перед киммерийцем мелькнуло плоское лицо, которое единственный узкий глаз пересекал вертикальной щелью.

По бокам топорщились восемь закрученных спиралью зубов, оканчивавшихся острыми шипами.

Головы не было, лишь этот плоский костяной лист лица, прикрепленный к неожиданно нежной длинной шее. Вокруг нее свернулось тело мальчика и острия шипов то и дело погружались в него, окрашиваясь кровью.

Конан понял, что ребенок жив, и бросился на монстра, желая отнять его жертву. Однако меч свободно прошел сквозь тело, похожее на ослиное, и существо скрылось в темноте.

Багровый трепещущий столб, усеянный глазами, скользя на трех коротких лапах аллигатора, тащил за собой на длинном хвосте насаженные на шипы мужские бледные, с синеватым отливом тела, держа в каждой из четырех рук женщину с широко открытыми, безумными, застывшими но живыми глазами.

Жесткий металлический блеск прорезал туман и стало видно, как коричневые твари, похожие на гигантских улиток, рассекают грудь сваленных возле них мертвецов, бросая извлеченные сердца в багровую, дымящуюся в круглом озере киноварь, мгновенно поглощающую приношения.

«Неужели и сейчас, из всей этой груды мяса я не получу того единственного, что мне нужно?» — затмевая остальные чувства, пронеслась мысль в голове Конана.

Она была настолько чужеродна, что сначала он подумал, что слышит чей-то голос, однако тут же понял, что не голос, а сама мысль помимо его воли овладела сознанием. Киммериец почувствовал вдруг, что превратился в иного человека, а его тело таинственным образом исчезло.

Он вытянул тонкие бледные руки с пальцами, усеянными перстнями, провел рукой по костистому лицу, постепенно впадая в пучину дикого, неконтролируемого ужаса. Порыв ветра бросил ему на лоб прядь длинных волос, и вытянув ее перед глазами дрожащей рукой он увидел голубой цвет. Тупо, скосив глаза, рассматривал он чужие волосы и вдруг закричал:

«Гроциус! Чем я прогневил тебя, Митра, что ты заключил меня в тело этого ублюдка?!»

На миг сознание оставило его, и вновь он очутился в галерее дворца. С острой радостью, едва не плача, он ощутил собственное сильное тело, сжал мускулистые руки, обеими ладонями захватив меч, почувствовал босыми ногами ледяной холод.

«Будь ты проклят богами, Гроциус, — подумал он, — что тебе нужно, в какой омут ты пытаешься затянуть меня?».

Он уже стыдился мгновенной слабости, и гнев огненной волной поднимался к голове. Он желал только одного — отшвырнуть лизардмена, схватить за голубые локоны голову мага и трясти до тех пор, пока тот не объяснит происходящее.

Да только вот беда — двери исчезли, и он остался замурованным в проклятой арке. Заставив себя успокоиться, киммериец пошел вперед, но конец галереи неуклонно отдалялся, несмотря на то, что он несколько раз принимался бежать.

В один из таких порывов он споткнулся, и грохоча мечом, начал падать лицом вниз. Долгая выучка позволила собраться уже в полете, и он удержался на ногах, сделав несколько длинных стремительных шагов.

Обернувшись, он увидел бьющиеся на камнях, прошитые единой золотой нитью семь человеческих сердец, каждое из которых имело по три разноцветных глаза — черный, желтый и оранжевый.

Он наклонился рассмотреть их поближе, и в тот же миг лес выброшенных щупальцев опутал его грудь и плечи, сдавливая, выбивая воздух из груди и меч из рук.

Конан попытался выпрямиться, но тонкие мохнатые нити лишь сильнее стянулись, врезаясь в тело. Другие извивающиеся цепи подползали к ногам, уже касаясь пальцев. Киммериец понял, что как только те соединятся, он станет беспомощным спеленатым коконом, с которым можно делать все, что заблагорассудится.

Подпрыгнув, он стал в круг сердец, на время оставив новую опасность позади. И тут же, упершись ногами в пол, благодаря богов за обнаруженные выемки, дающие устойчивость, он напряг плечи так, что жилы вздулись канатами на передавленных мышцах, напряженной шее и побагровевшем лбу. Ему казалось, что кровь брызнет из раскрытого рта, пытавшегося захватить воздух, легкие и голова разорвутся не выдержав напряжения.

И когда стало ясно, что запас сил иссяк, ему удалось вдруг вздохнуть, омыть кровь свежим воздухом и удавливающие путы лопнули, мягкими клочьями, сочившимися желтоватой слизью, опали на сердца, превратившиеся в гнилые куски мяса.

Шатаясь, он отошел в сторону, и тут только заметил, что не выронил меч, хоть и не мог им воспользоваться.

Барабанные удары грохотали в черепе — то успокаивалась клокочущая кровь, руки и ноги дрожали от напряжения, пересохшие губы хватали холодный воздух. Конану чудилось, что его захватил колдовской морок, в котором лишь он остается живым уязвимым человеком, и выхода отсюда нет и когда-нибудь ему придется сдаться.

«Но кому? Кто и зачем затеял все это? Почему напоминания о Гроциусе рассыпаны там и тут? Неужели он затеял эту дикую игру с непонятной целью», — толпились мысли, на которые не было ответа. Глубоко дыша, он постепенно успокаивался, все более утверждаясь в том, что причиной ночных происшествий был именно маг.

И мрак непонимания рассеялся в то мгновение, когда он вспомнил случайные слова Долабеллы — мысли великих магов бывают настолько сильны, что могут начать жить собственной жизнью, воплощаясь в видимые образы. Особенно часто случается это во сне, когда воля колдуна ослаблена, и сонные химеры вползают в реальный мир.

«Однако, если это действительно его сны, желания, то не безумен ли Гроциус? Только извращенный ум способен породить эти омерзительные вожделения. Даже естественное стремление обрести тело не должно сопровождаться такой жестокостью», — размышлял Конан, медленно бредя вдоль бесконечной стены, слегка ударяя по ней мечом, чтобы по звуку отыскать пропавшие комнаты.