Партизаны - Ян Лысаковский

— Не маловато? — с беспокойством спросил Коваль.

— Нет, — удивился Черный Весек. Его поразил вопрос. Похоже, секретарь чего-то боялся.

— Оперативные группы, подразделения… — ворчал Матеуш. — Говоришь, будто дивизией командуешь. Сколько собрал?

— По правде, двадцать два человека. Они могут только предупредить нас, так как оборонять… — Он усмехнулся. — Будем надеяться, что нас не заметили ни Коготь, ни немцы…

Коваля раздражала беспечность Весека. Но что еще можно сказать ему? Что собрал мало людей? Как будто у того были резервы, но он ими не воспользовался…

Люди отдыхали после длинной дороги, а Коваль набросился на принесенные Весеком газеты. Сначала просмотрел сообщения с фронта. На ближайшем к ним — без перемен. Еще недавно прикидывали, сколько километров будет от Ковеля до Мнихова и за сколько часов можно доехать отсюда на танке. Если бы там сделали еще один бросок… Фашистам туго пришлось бы с людьми и техникой. Уже и так берут желторотых и старцев. Добрались даже до фольксдойче из Хмелевца. Сволочи, дорвались до власти, позабирались на теплые места в старостате, в магистратуре. Теперь один за другим получали призывные повестки. Пришло время платить собственной шкурой за белый хлеб и колбасу. Его обрадовало сообщение о том, что взяли Доманьского. Говорили, что тот впал в отчаяние, обошел всю мастерскую, прощался с людьми, однако мало кто подал ему руку. Может, правда, а может, только разговоры.

Всем известно также, что Радле сбежал от призыва. Гестапо арестовало его отца и младшего брата.

На совещание собрались в главной комнате. Матеуш сильно волновался и поэтому решил сразу же перейти к главному.

— Я простой рабочий, поэтому приучен говорить без обиняков, — начал он. — Скажу прямо: вопрос о взятии власти требует незамедлительного решения.

Учитель и его организация поддерживали линию партии в отношении создания Советов. Матеуш хотел также, чтобы учитель стал председателем повятового Совета.

Людовцы, однако, колебались. Их представитель заявил:

— Власть должна быть легальной.

— Будет, почему же нет? Если крестьянин и рабочий примут решение, то кого же еще им спрашивать? Господ в Лондоне? Вас санация тоже не жаловала, мало ли ваших сидело по тюрьмам?

— Правильно, — поддержали Матеуша.

— С кем же хотите разговаривать о легальности власти? С помещиками? А те, за границей, тоже крутят, прав народа признать не хотят, обещаниями дурачат. А в руководство подпольными вооруженными силами, как вы сами видите, своих людей суют и свою политику проводят.

Матеуш остался доволен итогами совещания. После создания повятового Совета легче будет организовать Советы в гминах.

Теперь необходимо активнее привлекать в организацию новых людей. Всякий раз, видя их колебания, он вспоминал себя. Брать власть? Кому? Им? Неграмотным, простым, от земли или станка? Править? И наконец решимость: да, править.

Коваль еще несколько дней пробыл у Суйки. Его подозрения в отношении Клоса не подтвердились. Ясно, что он не предатель. В противном случае уже что-нибудь произошло бы. Коготь по диагонали прошел через повят и остановился в имении Боньчиковского. Спокойный и самоуверенный, как будто в стране не было оккупантов, Боньчиковский имел три фольварка, дворец с большим парком и многочисленные постройки. Не один. человек, искавший убежища в имении, поплатился своей жизнью. Эти смерти убедительнее всякой агитации показывали людям, кто есть кто, кому с кем по пути и почему. Надо признать, что Коготь запугал многие деревни, но сломить сопротивление ему не удалось.

Матеуш собирался побывать в некоторых партийных ячейках. Приближались ответственные события. Он чувствовал это каждым своим нервом. А тогда… Ему необходимо повидать людей, поговорить с ними.

Давно не стриженный, одетый в обноски, он был похож на бродягу. Однажды это спасло его, стоит продолжить и дальше. Свой и так узнает, а перед чужим красоваться ни к чему. Весна полностью вступала в свои права, на полях вовсю кипела работа. Война войной, а есть надо. Может, урожай этого года будет уже для себя? Коваль шел не спеша, опираясь на посошок, заходил иногда в хаты выпить молока, выкурить трубку, побеседовать с людьми. И первое, что бросалось в глаза: у людей появились смелость и нетерпение. Напряженное ожидание перемен. Должен последовать удар с востока, а может, и с запада. А когда это произойдет, то Гитлеру неизбежно придет конец. Листовки и газеты почти открыто переходили из рук в руки. Давали почитать и ему. Он радовался, когда попадались листовки своей партии.

Командиры отрядов говорили, что, будь оружие, можно было бы принять сотни добровольцев. Молодежь спрашивала о партизанах. Значит, росла сила партии. Сомнений в этом не было. Растет она и по ту сторону фронта. Все чаще доходили сведения о польских солдатах, сражавшихся плечом к плечу с бойцами Красной Армии. Крестьяне приходили к коммунистам за советом и помощью. Эта популярность имела свои плюсы — легче агитировать, сплачивать, но были и минусы. Если враг заметит — в хату придет смерть.

Матеушу предстояло собрать комитет. Надо было поспешить на явку за сведениями. В Лонтовой зашли к Рыхлику. Крестьянин, прежде чем начать разговор, послал сына за командиром отряда Армии Людовой Корнацким.

— Вы к нам как будто с неба свалились, — сказал он. — Вопросы к вам есть. Не сердитесь, что беспокою вас прямо с дороги…

— Говорите прямо, в чем дело.

— Тут люди просятся в лес.

— Какие люди? Ваши? — Коваль несколько помрачнел. Тоже мне деятель, при каждом случае ищет кого-нибудь, чтобы прикрыться. А собственная голова?

— Чужие, — произнес озабоченный Рыхлик. — Женщина и мужчина.

— Вы что, не знаете, какой существует порядок? — бросил сердито Матеуш. — А если бы я пришел только через месяц?

— Я знаю, как надо, — смешался Рыхлик, — но возникло одно обстоятельство.

Сколько Матеуш ни бился, Рыхлик ничего толком сказать не мог. И только пришедший Корнацкий наконец внес ясность. Его доклад был кратким. Вчера вечером в деревню пришли двое. Обратились прямо к Корнацкому. Парень сам из Королькова, а она нездешняя. Направил их товарищ Врубель из Загая на усмотрение командования.

— И как же вы поступили?

— Дали им ночлег, а сами думаем.

— Вам известны положения инструкции?

— Известны, — подтвердил Корнацкий, — но женщина ссылается на партизан Юзефа Коваля.

— На кого? — чуть было не закричал Матеуш.

— Говорит, что Коваль родом из Мнихова и теперь находится у Романа.

— А она откуда?

— Из Сташова. Так значится в документах.

Все трое замолчали. Коваль задумчиво ходил по избе. Сосал погасшую трубку, топорщил усы. Внезапно остановился.

— Их надо допросить. Я выйду в другую комнату, а вы оставайтесь тут. Только возьмите оружие. И поставьте кого-нибудь поближе.

Сначала беседовали с парнем. Тот сказал, что уже давно хотел уйти в лес, однако не знал, как туда попасть. Наконец договорился с Войцехом из Королькова. Тот посоветовал идти к Врубелю, затем связной привел его сюда. Женщину он не знает, встретился с ней у Врубеля.

На вопрос Корнацкого, почему выбор пал именно на отряд Армии Людовой, парень заявил, что он не силен в политике. Но все говорят, что АЛ хорошо бьет немцев. Его попросили подождать во дворе и пригласили женщину. Коваль услышал легкие шаги и немного хриплый голос. Отвечала уверенно, спокойно. Ищет партизан, ибо надо бороться с врагом. У нее также и личные счеты. В сентябре погиб ее отец. Почему пришла только сейчас, в сорок четвертом году? Не могла связаться с партизанами. Некоторое время жила в Мнихове и случайно помогла человеку из Армии Людовой, его псевдоним — Гранат. Спрятала его от жандармов. Ну и договорились о контактах. За нее может также поручиться очень близкий ее знакомый, который сражается в отряде Романа. Именно он, желая уберечь ее, всячески противился ее конспиративной работе. Но она больше не в состоянии ждать. С охотой пошла бы в отряд Романа, но, если ей скажут идти в другой отряд, она готова подчиниться любому приказанию. Она понимает, что они должны быть бдительными, и не имеет к ним претензий за этот допрос. Немцы везде насовали агентов. Во Мнихове нельзя громко слова сказать.

— Хорошо, — сказал Корнацкий, — теперь подождите, пожалуйста, на лавочке перед домом.

Снова шаги, скрип двери. Вышла. Только сейчас Матеуш заметил, что он забыл разжечь трубку, которую все это время судорожно сжимал в руке. В комнату заглянули Корнацкий и Рыхлик. Спичка дрожала в пальцах Коваля… С его языка готово было сорваться страшное слово — расстрелять… Немедленно вывести за деревню и пустить в расход… Это была она. Теперь он убедился окончательно. Идет, как гончая собака, по следу, вынюхивает. В ней все было ложно: голос, движения, одежда…