Московский дневник - Вальтер Беньямин

22 января.

Я еще не умылся, но сидел за столом и писал, когда вошел Райх.

В это утро я был еще меньше расположен к общению, чем обычно в такое время. К тому же я не хотел прерывать работу. Когда же я около половины второго собрался уходить и Райх спросил меня: «Куда?» – выяснилось, что и он собирается в детский театр, куда меня пригласила Ася. Значит, все мое преимущество состояло в том, что я днем раньше напрасно простоял полчаса перед порталом. Тем не менее я пошел вперед, чтобы выпить в привычном кафе чего-нибудь горячего. Но и кафе были в этот день закрыты, а в этом к тому же начался «ремонт». И я медленно пошел по Тверской к театру. Потом пришел Райх, за ним и Ася с Маней. Так как мы вчетвером стали уже компанией, мой интерес к спектаклю был небольшим. До конца я все равно остаться не мог, потому что в половине четвертого я все равно должен был быть у Шика. Я также не настаивал на том, чтобы сесть рядом с Асей, а занял место между Райхом и Маней. Ася заставила Райха переводить мне. В пьесе, кажется, шла речь о создании консервной фабрики, и она была с сильным шовинистическим акцентом, антианглийской. В антракте я ушел. Тут Ася даже предложила, чтобы удержать меня, место рядом с собой, но я не хотел приходить к Шику с опозданием и, самое главное, слишком уставшим. Он сам был еще не готов. В автобусе он говорил о времени, которое он провел в Париже, о том, как к нему приходил Жид и т. д. Визит к Мускину был не напрасным. Правда, я обнаружил всего одну действительно значительную детскую книгу, швейцарский детский календарь 1837 года, тоненький томик с тремя раскрашенными листами иллюстраций, но я увидел так много русских детских книг, что мог составить себе впечатление об уровне их иллюстраций. Они очень сильно зависят от немецких иллюстраций. Для многих книг иллюстрации делались в литографических мастерских Германии. Многие немецкие книги копировались. Русские издания «Штруввель-петера»130, которые я там увидел, очень грубые и некрасивые. Мускин закладывал в книги листочки, записывая на них сведения, которые я ему сообщал. Он руководит в государственном издательстве отделом, который выпускает детские книги. Несколько образцов своей продукции он мне показал. Среди них были и книги, в которых он был автором текста. Я рассказал ему о своем грандиозном плане документального издания «Фантазия». Он, похоже, не очень-то понял, о чем речь, и вообще произвел впечатление довольно заурядное. Состояние, в котором находилась его библиотека, произвело на меня ужасающее впечатление. У него не было места расставить книги, как полагается, и все лежало и стояло на стеллажах в коридоре как попало.

К чаю было много угощений, и я не заставлял себя упрашивать, ел очень много, потому что в этот день не обедал и не ужинал.

Мы пробыли там около двух с половиной часов. Под конец он дал мне еще две книги издательства, которые я про себя решил подарить Даге. Вечером писал дома статью о Рильке и дневник. Но – как и сейчас – такими плохими письменными принадлежностями, что мне ничего не идет в голову.

23 января.

(Я долго ничего не записывал в дневник, и теперь приходится писать все разом.) В этот день Ася готовилась к выписке из санатория. Она перебралась к Рахлиной131 и, тем самым, наконец, в приятную компанию. В следующие дни я смог оценить, какие возможности открылись бы для меня, если бы подобный дом стал доступен мне раньше. Теперь было уже слишком поздно пытаться воспользоваться этими возможностями. Рахлина живет в доме Центрального архива, в большой, очень чистой комнате. Она живет со студентом, который, однако, очень беден и из гордости там не проживает. На второй день нашего знакомства, в среду, она уже подарила мне кавказский кинжал, очень красивой работы, хотя и не представляющий большой ценности и игрушечный. Ася утверждала, что этим подарком я обязан ей. Правда, для моих встреч с Асей дни, которые она провела у Рахлиной, были ничуть не лучше, чем время в санатории. Потому что там всегда был красный генерал, который только два месяца назад женился, но всеми возможными способами ухаживал за Асей и упрашивал ее поехать с ним во Владивосток.

Неизвестный фотограф. Без названия (Стойка на голове). Конец 1920-х гг.

Именно туда его направили служить. Свою жену он собирался, по его словам, оставить в Москве. На этих днях, а точнее, в понедельник Ася получила от Астахова132 из Токио письмо, которое переслала ей из Риги Эльвира. В четверг, когда мы вместе уходили от Райха, она самым подробным образом рассказала мне о его содержании, говорила со мной об этом еще и вечером того же дня. Астахов, похоже, не забывает ее, и, так как она попросила у него платок с цветами вишни, я сказал ей, что, наверное, единственное, что он искал эти полгода в витринах Токио, был такой платок. В первой половине этого дня я диктовал заметку против Блая и несколько писем. После обеда я был в очень хорошем настроении, разговаривал с Асей, но помню только, что Ася, когда я уже вышел от нее с ее чемоданом, чтобы отнести его к себе, еще раз появилась в дверях и протянула мне руку. Не знаю, чего она от меня ожидала – может быть, ничего. Я лишь на следующий день сообразил, что Райх закрутил настоящую интригу, чтобы заставить меня тащить чемодан, потому что сам он чувствовал себя плохо. Через день, после того как Ася переехала, он слег в Маниной комнате в постель. Но гриппозное состояние быстро прошло. Во всяком случае, в том, что касалось моего отъезда, я по-прежнему полностью зависел от Бассехеса. Через четверть часа после того, как я ушел из санатория, мы встретились на автобусной остановке. На вечер я договорился с Гнединым пойти в театр Вахтангова, однако должен был до того пойти с Райхом к его переводчице, чтобы попытаться заполучить ее на следующее утро, когда мне будут показывать в Госкино фильмы. Это удалось. После этого Райх посадил меня в сани, и я поехал к Вахтангову. Через четверть часа после начала спектакля пришли Гнедин и его жена.

Я уже было решил уйти и спрашивал себя, вспоминая происшедшее в прошлое воскресенье в театре Пролеткульта, не сумасшедший ли Гнедин. Но билетов уже не было. В конце концов ему все же удалось раздобыть какие-то билеты; однако мы сидели порознь, и в разных актах мы менялись местами на все лады, потому что два места были вместе, а одно отдельно133. Жена Гнедина массивна, приветлива и тиха, несмотря на некоторую невнятность черт, она не лишена шарма. Оба проводили меня после спектакля до Смоленской площади, где я сел на трамвай.

24 января.

Этот день был чрезвычайно напряженным и, хотя я в конце концов достиг почти всех своих целей, досадным. Началось все с бесконечного ожидания в приемной в Госкино. Через два часа начался просмотр. Я увидел «Мать», «Потемкина» и одну часть «Процесса о трех миллионах»134. Это стоило мне червонец, потому что я хотел дать что-нибудь женщине, которую устроил мне Райх, но она не назвала мне суммы, а она работала на меня пять часов. Было очень утомительно смотреть без музыкального сопровождения так много фильмов в маленьком зале, где мы были почти единственными зрителями. В доме Герцена я встретил Райха. Он шел после обеда к Асе, потом они должны были зайти ко мне, чтобы ехать всем вместе к Рахлиной. Но сначала пришел один Райх. Тогда я пошел за денежным переводом на почту, которая была рядом. На это ушло около часа. Сцена была достойна описания. Почтовая служащая обращалась с переводом так, словно он был ее родным детищем, которое я у нее собираюсь похитить, и если бы через какое-то время не появилась другая сотрудница, которая немного говорила по-французски, то я бы так и вернулся ни с чем. Измотанный, я пришел назад в гостиницу. Через несколько минут мы отправились к Рахлиной, нагруженные чемоданом, верхней одеждой и одеялом. Ася тем временем поехала прямо туда. Там собралась большая компания, кроме красного генерала пришла еще подруга Рахлиной, которая хотела что-то передать для своей парижской знакомой, художницы. Ситуация по-прежнему была напряженной. Дело в том, что Рахлина – женщина вполне симпатичная – постоянно обращалась ко мне, я же смутно чувствовал, как сильно генерал интересуется Асей, и все время пытался следить за тем, что между ними происходит. Да еще и присутствие Райха. Нечего было и надеяться переговорить с Асей наедине; несколько слов, сказанных при прощании, в счет не идут. После этого я зашел на минутку к Бассехесу, чтобы обсуждать технические моменты отъезда, а потом домой. Райх спал в комнате Мани.