Черный Пеликан - Вадим Бабенко

Это развлечение я любил с детства – кое-кому может показаться скучнейшим делом, но у меня захватывало дух от воссозданных чуть ли не заживо картинок, переносимых в мой мир из потрепанных книг, из старых газет и журналов. Взрослея, я становился ленивее, и реалии, наступая решительно, отбирали территорию пядь за пядью, но все же и потом я увлекался порой, а теперь и старый «Хроникер» задел те же струны, заставляя уноситься в придуманное. Примеров хоть отбавляй, чуть ли не на каждой странице – девочка, потерявшая щенка и выкравшая другого у более счастливой соседки, беглый мошенник, проживший неделю в голубятне, или обычный скромный клерк, попавший в неожиданное приключение – знай себе, запускай воображение на полный ход, дорисовывая за сухими строками, создавая что-то, будто бы достойное аплодисмента, но и вместе с тем – эфемерное, как узор на крыле или невнятное, короткое воспоминание. Я и старался, не жалея сил – перебирал шелестящие листы, отсеивал рутину и выискивал лакомые кусочки, пригодные для того, чтобы вглядеться в них попристальнее.

Вот перед глазами господин Р., банковский служащий средних лет, женат, полагаем, с молодости на невзрачной серой мыши, родившей ему двоих детей и давно переставшей следить за собой. Интересы его стандартны: умеренная игра на скачках, бридж по вторникам с сигарами и портвейном, разговоры о политике и погоде, подглядывание за смазливыми секретаршами без надежды на что-то существенное – Р. трусоват и нерешителен, слишком дорожит установившимся распорядком, да и вряд ли умеет обращаться с девицами. Все партнеры по бриджу старше как на подбор, все секретарши – моложе и привлекательнее опостылевшей супруги. Р. завис посередине в свои сорок с небольшим и от того не замечает, как стремительно проходит жизнь – задумается после, когда облысеет и состарится, станет стесняться одышки и скрипов в суставах. Пока же вполне доволен собой, знает, что все происходит в точности так, как нужно –достаточно оглянуться, и сомнение исчезнет, наголову разбитое бесчисленными примерами.

Неожиданный сдвиг кадра – у Р. отпуск на океанском побережье. Быстро мелькают привычные атрибуты: много солнца и желтый песок пляжа, дружеская компания – «все свои», бильярд «по маленькой», плескание в теплых волнах… И вдруг нечто нелепое – взявшийся из ниоткуда черный треугольный плавник, который Р., полезший в воду, чтобы еще раз окунуться перед обедом, замечает последним из благодушных курортников. Кинопленка замедляет бег – теперь важна каждая деталь. Какая-то женщина кричит истерично, подавая сигнал ко всеобщей панике, незадачливые пловцы спешат к берегу, только Р. все еще ничего не понял – оглядывается в недоумении, вытянув голову над водой и едва касаясь ногами дна. Наверное, кто-то утонул, мелькает мысль, какой кошмар… Тут же приходит другая, эгоистично-успокоительная: слава богу, это не про него, он-то в безопасности, правильно, что далеко не заплыл. И в следующий миг – внезапный страх, треугольный плавник мелькает прямо перед глазами, что это, где-то он про это читал?.. Еще отказывается верить, но уже знает, знает – это акула, совершенно невероятно, как могло случиться с ним, таким обычным, таким похожим на остальных? Судорожно оглядывается: никого вокруг, все уплыли, все бросили, вот она – настоящая цена солидарности, сытые трусливые твари, ненавижу… Пляж и крики в тридцати метрах – как в другом мире, до которого не дотянуться; он здесь один, совсем один.

Случайная волна плещет в лицо, сбивает дыхание, он кашляет и отплевывается, силясь вдохнуть, но тут что-то твердое и шершавое, как терка, задевает бедро, и он кричит в ужасе остатками воздуха, заставляя смолкнуть людей на берегу, словно извещая: развязка близка. И впрямь, черный плавник уже кружит совсем рядом, вода пенится, и – боль, тиски, темнота, слабый стихающий звон в ушах, чей-то голос – зовущий, пропадающий, теряющий нить…

Потом вдруг снова голоса, яркий свет в лицо, вспышка возвращающегося сознания – где я? Р. в больнице, местная знаменитость, везунчик, каких мало – каждый хочет подойти, дотронуться, обменяться парой слов. Ему рассказывают, что он отделался пустяками – просто сильный шок, да несколько ссадин, акула выплюнула его, слегка пожевав, и уплыла прочь, а спасатели подоспели как раз вовремя, он не успел захлебнуться. Р. нарасхват – даже телевидение проявило интерес, где впрочем он лишь статист, главная роль – у ихтиолога-специалиста в мятой одежде и с измятым лицом, что вещает занудно о привычках и повадках водных хищников, далеко не всегда, оказывается, использующих свои челюсти для еды и зачастую просто собирающих ртом всякую всячину в целях познания окружающего. «Как дети, – повторяет специалист, – прямо как дети», – и Р. обидно, он-то видел свою роль совсем по-другому…

Приходит время возвращаться в родной город. Там с ним тоже носятся поначалу, расспрашивают, что и как, горя жадным интересом. Впервые в жизни Р. важен и многословен, он не жалеет цифр, подслушанных у специалиста с измятым лицом, сообщая всем, например, сколько известно случаев нападения акул на людей за последние годы (459) и сколько из них закончились фатально (лишь 65), делится ощущением от сжимающихся акульих челюстей (будто тебя прихлопывает гаражная дверь) и даже пытается тяжеловесно шутить, но окружающие слушают неохотно, все лишь откровенно глазеют на счастливца, которого бегло потрепала по плечу фортуна, и, наглядевшись, отходят прочь. Вскоре Р. опять становится никому не нужен, лишь маленькая корректорша из соседней конторы подолгу задерживает на нем свой взгляд, сталкиваясь в коридоре, но он так и не может набраться смелости с нею заговорить…

Поучительная история, думал я с усмешкой, стоит позавидовать растяпе – и вновь возвращался мыслями к ужасу внезапной атаки, а после – к растерянной радости воскрешения, когда любишь всех и готов все простить. Интересно, простил ли бы я Юлиана?.. Мне снова представились его профиль и открытый взгляд, в котором – лишь превосходство поначалу, а что потом? Выбирай на вкус: неуверенность? сомнение? зависть? И тогда моя затея бессмысленна?.. Да, можно было бы воссоздать Юлиана, глядящего на вещи с другой стороны, но лучше честно признать: нет, сомнения ему чужды, а для зависти он недостаточно гибок. Ничья вина, что ему не под силу стать другим, чего кстати он и сам не пожелал бы даже в страшном сне. Потому – он у меня в прицеле, и нас не разжалобить, покорно благодарим.

Я курил, и кольца сигаретного дыма, поднимались к потолку, свиваясь иероглифами. Насмотревшись на них, я вновь вернулся к старым газетам. На этот раз достойного материала долго не попадалось – «Хроникер» грешил пустяками, не вызывавшими никакого отклика. Я досадовал и злился, переворачивая страницу за страницей, но потом наткнулся-таки на нечто стоящее, разглядев в коротком абзаце, забавнейший клубок переплетенных линий, за который не мог не уцепиться мой наметанный глаз.

Кинопроектор воображения вновь закрутился, стрекоча: гражданке ЛЛ нет еще и двадцати пяти, представлял я уверенно, радуясь, что меня некому поправить. Она скромна и деловита, близорука и склонна к полноте. Ей наверное пора на диету – она это знает и оттого болезненно-неуверенна с мужчинами. Последний любовник быстро охладел, подбавив горечи в ночные раздумья, а новый не появляется никак – есть от чего упасть духом. На службе она внимательна и серьезна, делает быстрые успехи – ее ценят, угадывая редкую самоотверженность. Тут же конечно и зависть подруг-сослуживиц: – «Из таких-то и получаются старые девы», – шепчут они за спиной, но она не замечает колких взглядов – то ли от близорукости, то ли от сосредоточенности на другом. Ее мысли – о чем-то большем, пусть непонятном пока, тем более, что кое-что у нее уже есть, например отдельная квартира – настоящее убежище, которым можно гордиться, равно как и новым, с трудом купленным автомобилем. Они вносят устойчивость в существование, наглядно показывая, что она не из последних, особенно, если позабыть о пустяках.

Серый ноябрьский день начинается как всегда – кофе, тосты с джемом, быстрое прихорашивание в прихожей. Утренний распорядок несколько сбит телефонным звонком – это старая тетка хочет рассказать тревожный, ни на что не похожий сон, но ЛЛ некогда, она слушает кое-как, каждую минуту порываясь извиниться и оборвать обстоятельный монолог. Тетка обижается, но делать нечего, ЛЛ кладет трубку и спешит вниз, торопливо сбегая по лестнице, однако у подъезда ее ждет сюрприз – стоянка пуста, сверкающий темно-синий Пежо, радость и любимая игрушка, исчез бесследно, как последний любовник. Сначала она мечется от подъезда к подъезду, надеясь тут же разыскать потерянное, думая, что ошиблась местом накануне, но чем дальше, тем отчетливее ощущает, что случилась настоящая катастрофа, в которой нет уже никаких сомнений. Теперь она в отчаянии – звонит подруге, звонит в полицию, потом, не зная, что сделать еще, просто сидит на ступеньках у подъезда, закрыв лицо руками, ожидая, чтобы появился хоть кто-то. Приехавший полицейский толст и глуп, вспыхнувшая было моментальная надежда рассеивается в один миг, она внезапно начинает рыдать в середине разговора, так что тот неловко топчется, поправляет без нужды дубинку у пояса и при первой возможности спасается бегством.