Шествие в пасмурный день - Кёко Хаяси

— И когда же это случилось? — У Кэя даже в горле перехватило.

Ёсико назвала дату. Кэй поспешно принялся высчитывать. Получалось, что старик умер спустя два дня после их последней встречи. Значит, в тот день, когда шел дождь, его уже не было в живых.

— Вот уж не ожидал! Ведь дедушка не производил впечатления больного… — заметил Кэй и подумал: «А-а, должно быть, скончался скоропостижно».

— Он уже начал впадать в детство и частенько говорил несуразные вещи. Скажите, а когда именно вам довелось видеться с ним?

— За два дня до его кончины. Вот уж не предполагал. Конечно, у него были странности, но держался он довольно бодро. Просто не верится.

Ёсико стояла, молча уставившись в землю.

— Мы договорились с ним встретиться снова. Я ведь два раза в неделю проезжаю мимо холма.

— Простите, а почему вы вступили в разговор с нашим дедушкой? — Ёсико вскинула на Кэя глаза.

Кэй коротко рассказал историю их знакомства. По мере того как до Ёсико доходили его слова, лицо женщины каменело.

— Значит, он принял вас за Кэйити-сан?… — с трудом выдавила она.

— Скажите, я что, похож на вашего Кэйити-сан?

Побледневшая Есико посмотрела на Кэя и отрицательно мотнула головой.

— …Пожалуй, нет… но ведь, собственно, мне самой не довелось видеть его. Разве что на старой, выцветшей фотографии… Дедушка-то наш ведь почти выжил из ума… Увидев вас, он, очевидно, вспомнил своего сына. Таким, каким он был в ту пору, когда его отправляли на фронт…

Из глаз Ёсико брызнули слезы. Лицо исказила гримаса. Она вытащила из кармана носовой платок и приложила его к глазам.

— …Надо сказать, что на старика очень повлияла смерть бабушки. Он резко изменился, стал заговариваться. Затем ухудшение наступило после отъезда моего младшего сына. Мальчик кончил сельскохозяйственное училище и уехал из дома… — вспоминала Ёсико, глотая слезы и сдерживая рыдания. — …Дедушка ведь пытался рассказать мне о том, будто Кэйити-сан вернулся и они уже виделись… А я еще посмеялась, сказав, что все это ему просто приснилось… Оказывается, он встретил вас… — Ёсико прижала к носу измятый платок и застыла, силясь сдержать подступившие рыдания.

— И надо же случиться такому. Значит, нет больше дедушки…

Кэй смотрел на ее опущенные плечи и с горечью думал: «Знал бы, что все так обернется, отнесся бы к старичку поприветливее».

— Да, помнится, дедушка сдал как-то сразу. Когда мой старший сын окончил среднюю школу и решил пойти в войска сил самообороны, свекор был еще совершенно в здравом уме и очень возражал против решения внука. Да-а, в ту пору голова у него была абсолютно ясная…

— Возражал, говорите?.. — У Кэя было такое чувство, словно все рассказанное каким-то образом обращено к нему самому, будто он слышит и понимает доводы старика.

— Простите за вопрос… — Ёсико подняла на Кэя покрасневшие глаза и едва прошептала: — Как могло случиться, что дедушка угодил в болото?

«„Золотой коршун“… — пронеслось в голове, — искал в трясине?!» — Догадка ошеломила Кэя. Перед глазами на миг возникла зыбкая, коварно мерцающая топь.

— Я так горюю… — Ёсико снова приложила к носу платок.

Кэй не находил слов. Щеки коснулся порыв прохладного ветерка… Со спортивной площадки раздавались оживленные возгласы работниц, увлекшихся гэйтболом.

Масудзи Ибусэ

КОМАНДИР, КЛАНЯЮЩИЙСЯ ВОСТОКУ

(Перевод Б. Раскина)

Если в деревне Сасаяма что-то случается, здесь принято говорить: «Деревню повело». Это означает: произошло нечто, нарушившее спокойную мирную жизнь местных жителей. Недавно «деревню повело» из-за бывшего армейского лейтенанта Юити Окадзаки.

Окадзаки хоть и ненормальный, а ведет себя тихо, никого не задирает. Просто ему мнится, будто война еще не окончилась, и он продолжает считать себя на военной службе. Садясь за обеденный стол, он вдруг принимает торжественную позу и наизусть произносит пять заповедей.[43] «Первая: солдат обязан служить честно и преданно…» И так далее. Когда мать покупала ему табак, он говорил, что это дар императора, и отвешивал низкий поклон в сторону востока, где расположен императорский дворец. Гуляя по улице, он неожиданно останавливался и громовым голосом отдавал приказ: «Взять ногу!» Все привыкли во время войны к таким приказам, и выкрики Окадзаки воспринимались как шутка. Причем он ни к кому конкретно не обращался. Просто ему эти выкрики доставляли удовольствие. И честно говоря, односельчанам это не было в тягость. Ведь в деревне знали, что Юити ненормальный, и делали вид, будто в его поведении не замечают ничего необычного.

Но когда у Юити начинался приступ, он становился агрессивным. Окружающих людей он воспринимал как подчиненных солдат и требовал беспрекословного повиновения. Видимо, в спокойном состоянии Юити представлялось, что он несет военную службу в тылу, в Японии, а во время приступов — на фронте. Этим, наверно, и определялось его поведение.

Во время приступа он мог остановить любого прохожего и заорать: «Унтер-офицера ко мне!» Поскольку никаких унтер-офицеров поблизости не было, прохожий в замешательстве останавливался, не зная, что ответить. Тогда Юити орал: «Чего мешкаешь? Исполняй!» Иногда он приказывал: «В атаку!» — или: «Ложись!» Среди всех его приказов самым безопасным для окружающих был приказ «В атаку!». Подчиняясь ему, человек бежал вперед и скрывался из глаз возбужденного Юити. Хуже было, когда он орал: «Ложись!» Хорошо, если попавшийся ему навстречу человек был в рабочей одежде, ну, а если на нем было выходное кимоно или нарядная накидка хаори?.. Когда, подчиняясь приказу, прохожий ложился на землю, Юити оставлял его в покое и с чувством исполненного долга уходил прочь. Тех же, кто противился приказанию, он пытался силой свалить в ближайшую канаву и при этом орал: «Болван, разве не видишь, что враг рядом? Ложись!» Услышав такое, прохожий спасался бегством. Юити был хром и, как правило, не пытался догнать ослушника, лишь угрожающе кричал ему вслед: «Зарублю!»

Даже во время приступов Юити не набрасывался на женщин, стариков и детей. Свои жертвы он выбирал среди ограниченного круга лиц, с завидным постоянством нападая лишь на тех, кто не знаком с армейской жизнью. Это явилось поводом для предположений, будто Юити вовсе не сумасшедший. Во всяком случае, на сегодняшний день в деревне сложилось мнение, что Юити причисляет к подчиненным ему солдатам лишь местную молодежь и крестьян средних лет. Правда, бывали и исключения. Однажды, вскоре после поражения Японии в войне, когда у Юити был второй или третий приступ, в деревню Сасаяма приехали два парня — перекупщики овощей. Они зашли передохнуть в придорожную часовню и только расположились, как вдруг перед ними возник Юити и приказал: «Цель триста, огонь!» Затем, яростно сверкая глазами, завопил: «Болваны, чего мешкаете! Враг рядом!» Те настолько перепугались, что опрометью кинулись бежать, не спросив даже, чего ему от них надо. Война только окончилась, и, видимо, эти перекупщики овощей пока еще не освободились от трепета, испытываемого перед военным приказом, и по инерции повиновались магическому воздействию военной терминологии.

И еще раз, совсем недавно, Юити накинулся на одного юношу из небольшого городка на побережье, который пришел покупать древесный уголь и мирно беседовал на ступенях часовни с местным углежогом Мунэдзиро. Юити незаметно подкрался к ним и завопил: «Ложись!» Его сбило с толку еще и то, что на юноше была старая армейская каска и поношенная солдатская форма, купленная по случаю на распродаже. Зная его причуды, Мунэдзиро тут же упал на землю, а юноша остался сидеть на ступеньке, с недоумением разглядывая Юити. Последний с криком: «Ложись, враг рядом!» — схватил парня за плечи и попытался свалить на землю.

— Ты что, рехнулся? — закричал тот и оттолкнул Юити.

— Ах, ты сопротивляться? Болван! Зарублю! — завопил Юити и тут же схлопотал оплеуху.

Юити в свою очередь дал юноше пощечину, и вскоре оба покатились по земле, осыпая друг друга ударами. Когда Мунэдзиро встал на ноги, Юити лежал на земле лицом кверху, а юноша расстегивал солдатский ремень с большой бляхой.

— Остановись, так нельзя! — закричал Мунэдзиро и обхватил пришельца сзади. — Эй, Хасимото, эй, Синтаку! Идите скорее сюда, — позвал он на помощь живших неподалеку соседей. Те сразу же выскочили из своих домов и примчались на крики.

К счастью, парень в солдатской форме не отличался физической силой и не смог вырваться из цепких рук Мунэдзиро. Он лишь беспорядочно сучил ногами, изрытая отборные ругательства.

— Да как он смеет мне угрожать! Откуда взялся этот милитаристский оборотень, это привидение времен войны? Отпустите меня, Мунэдзиро!

— Успокойтесь, — увещевал его Мунэдзиро. — Взгляните на него. Разве он способен сопротивляться? Он ведь совсем уже выдохся.