Будь моим Брейшо - Меган Брэнди

Мэддок ехидно, но с усмешкой говорит:

— Мой ребенок будет называть тебя дядя Тупица.

— Не… твой ребенок будет называть меня папочкой, — бросает Ройс, убегая.

Рэйвен смеется, хватая Мэддока за руку, прежде чем тот успевает погнаться за ним.

Мы заходим внутрь, никто из нас не утруждается посмотреть назад на девушку, оставшуюся в одиночестве на заднем сидении.

Я отстегиваю Зоуи от автокресла, и она выпрыгивает прямо из машины, мчится по подъездной дорожке, пока не добегает до ступенек крыльца.

— О, нет! — Она застывает, разворачиваясь как раз, когда я последовал за ней. — Мой поезд!

Мейбл как раз выходит, и я улыбаюсь ей и Зо.

— Я возьму его, малышка. Иди внутрь с мисс Мейбл.

— Ладно! — схватив руку Мейбл, она тащит ее в дом.

Я подхожу к машине и открываю заднюю дверь, чтобы взять ее плюшевый поезд, когда справа от дома мне на глаза попадается светловолосая фигура.

Виктория, должно быть, увидела, как мы подъезжаем, и вышла через заднюю дверь.

Закрыв дверь, я слежу за ее движением. Вместо того, чтобы остаться возле цветов, в этот раз она выбирает на клумбе один, почти увядший, и несет его к самому дальнему краю бассейна. Находит единственное место, где осталось немного солнечного света, и ложится на спину, положив цветок на грудь, и ее глаза закрываются.

Я вхожу в дом. Убедившись, что Зоуи хорошо с Мейбл, бегу по лестнице, переступая сразу две ступени за раз, прямиком в комнату Виктории.

Дверь закрыта, но я снял с нее замок, так что толкаю, и она легко поддается.

Мое горло жжет от внезапно накрывающих меня чувств. Тяжелая смесь лаванды и мяты, солнца и гребаного греха — единственное доказательство того, что она живет в этих стенах.

Я полностью переделал комнату для нее, когда думал, что ее пребывание здесь начнется совсем по-другому.

Свежевыкрашенные стены и новая мебель, яркая подходящая интерьеру люстра.

Я не был уверен, каким окажется ее стиль, но атлас показался мне подходящим, и я выбрал мягкие цвета, с добавлением королевского синего среди комнаты. Кристаллы, свисающие сверху, отбрасывают лучи света туда, куда не могут добраться солнце или луна.

Раздражение вспыхивает, когда я заглядываю в ее шкаф и обнаруживаю, что ее небольшой набор одежды все еще аккуратно сложен в сумках, вешалки и ящики пусты. Кровать безупречно заправлена, как будто она никогда в ней не спала.

Два маленьких одеяла, лежащие на кресле для чтения, наводят меня на мысль, что так и есть. Компьютер выключен, шторы все еще задернуты так, как и в тот день, когда все было приготовлено для нее — до того, как мы узнали, что она намеренно скрывала от нас информацию.

Она, блядь, ни капельки не освоилась.

Я должен быть рад этому, ее пониманию, что нет никаких гарантий, что она останется.

Но тогда почему я зол больше, чем до того, как вошел сюда?

Я беру ее рюкзак и расстегиваю молнию, достаю тетради и скоросшиватели, затем запихиваю их обратно и заглядываю в маленькие передние карманы.

Я смотрю на почти пустой пакет с травкой, засунутый внутрь, и полпачки сигаретной бумаги под ним.

Застегиваю его и бросаю обратно в угол, где она его оставила. Пинаю маленькое мусорное ведро, но в нем нет ничего, кроме карандашных стружек. Прикроватные ящики тоже пусты.

Какого черта?

Дальше я направляюсь в ее личную ванную.

По крайней мере, эта комната используется. На вешалке висит полотенце, а на стойке маленькая открытая косметичка. Я заглядываю внутрь, но там обычная ерунда.

Выцветшие джинсы лежат на вершине небольшой корзины для белья, и я беру их, проверяя карманы. Мои брови поднимаются, когда я нащупываю что-то внутри, но все, что я нахожу, это фантик от конфеты, пару четвертаков и долларовый чек на школьную газету.

Какие еще секреты ты хранишь, Красавица?

— Знаешь, в детстве у тебя было полно вопросов, — слышу я голос Мейбл, но не поворачиваюсь, и звук ее шагов становится ближе. — Ты слышал слово или видел что-то, проходя мимо, и запоминал. Могли пройти часы, и ты вдруг спрашивал, что это было, что значило или, как это работает. Что-нибудь. Что угодно.

Она прислоняется к дверной раме, придерживая длинное платье руками.

— У тебя был этот тик, когда ты не мог ни на чем сосредоточиться, пока не разберешься с тем, что было у тебя голове, пока не поймешь это. И затем ты просто переходил к следующему. — Смотрит она на меня. — Когда тебе было двенадцать, ты перестал спрашивать. Ты занимался самообучением, развил природную способность видеть вещи такими, какие они есть, понимать без вопросов, говорить без слов.

Нахмурившись, прослеживаю ее взгляд до Виктории.

— Теперь ты в темноте, чувствуешь себя слепым. Не можешь понять, не можешь даже сформировать вопрос в своей голове, ты растерян. Но помни, мальчик, — она ждет, пока я взгляну на нее. — Закрытый рот не накормишь.

— Ты ведешь себя так, словно она все расскажет мне, если я спрошу.

— Ты ведешь себя так, словно уверен, что она не станет. — Мейбл приподнимает брови, вызывая у меня смешок. Она улыбается. — Она совсем, как ты, знаешь. Ее мозг работает так же.

— Закрытый рот не накормишь, — повторяю ее слова.

Ее губы растягиваются в улыбке, и она поглаживает мое плечо.

— И поэтому, мой мальчик, вы оба сидите голодные.

Глава 12

Виктория

— Абонент, которому вы пытаетесь позвонить, недоступен. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала.

Я сбрасываю звонок, кидая телефон на колени, и осматриваю пустое поле.

Зачем я продолжаю пытаться дозвониться до нее?

— Должен признать, пятничная ночь была интересной.

Мои мышцы напрягаются от голоса незваного гостя, и я на мгновение зажмуриваю глаза.

Черт возьми.

Когда я открываю их, Майк стоит передо мной. Несмотря на легкомысленную улыбку, ее взгляд тяжелый и осуждающий.

Плечи опускаются, из груди вырывается натужный вздох, когда я окидываю его взглядом с ног до головы. Я замечаю несколько небольших царапин и уже подживающих синяков. Они слишком незаметные, как если бы были от рук Брейшо, так что, думаю, это последствия того боя.

— Могу я присесть? — наконец спрашивает он.

— А стоит ли?

Он ненадолго отворачивается, кривя губы.

— Да ладно тебе, Тор.

Так же сильно, как мне не хочется вести этот