Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора

Дарья отшатнулась от стола, вся перепуганная и трепещущая. Взгляд ее застыл на развернутой книге в кожаной обложке.

— Посмотри! — вновь крикнула она, бросаясь к дочери. — Исчадья ада! Вот оно что!

Она дергала ее за рукав блузки, все еще содрогаясь от неожиданного ужаса. Розалинда непонятливо посмотрела на мать, затем снова на открытые пустые страницы. Если уж ничего и нет, то надо ли пугаться. Впрочем, поведение матери было странным. Розалинда подошла ближе, вопреки упрекам Дарьи, быстро перелистывая страницы за страницей.

— Было. Точно говорю! — снова воскликнула Дарья, и по телу ее пустились мурашки.

— Что было?

— Демоны, ужасные черти. Мотали головой и шептали что-то непонятное. Я как увидела, чуть не померла от страха!

— А не показалось? — сказала Розалинда, присматриваясь к тонким листам. — Лучше убрать эту книгу в любом случае.

После достопамятного для девчонки дня, несколько суток сряду она пребывала в полном волнении за Дарью. «Чем грозит ей народ и почему она все не может избавиться от всякого хлама?» — спрашивала себя Розалинда, терзаясь в разных предположениях. В свете, после проведенного вечера в доме Амеанов, возрастал настоящий бунт. Некоторые скверно поглядывали на Дарью на улице и, не поздоровавшись, едко пускали сплетни за спиной. Те же, кто выбрал держаться отчужденно и не погряз в словесном мусоре, все же оставались вежливы, видимо, понимая, что у Дарьи нет греха на душе. Впрочем, Авиана была ей роднее дочери. Поздними вечерами она робко, как виноватая, заходила в ее спальню и загоралась радостью, когда видела улыбку подруги. Женщина, воспламенённая любовью, пускалась в объятья, прижимаясь покрасневшими щеками к груди Дарьи. Иногда, еще ни слова не сказав подруге, она строго и серьезно просила Розалинду оставить их на час одних. Но часа им всегда не хватало. Девочка пришла к заключению, что возмущение толпы полнейший вздор и скотство, и что пока Амеаны живут не в Гроунстене, люди действительно могут наделать много неприятностей.

Раз Розалинде удалось остаться незаметной на улице. Выходила она по своему желанию, в сумерки. В тот вечер, придя домой, она увидела, как Дарья смущенно положила на стол книгу. Это была книга Розалинды, прочитанная матерью в ее отсутствие. В голосе ее отзывалось какое-то волнение. Затерянным взглядом она посмотрела на дочь, сжимая ее холодные ладони в свои.

— Наконец-то вернулась, — сказала она слабым голосом. — Зачем уходишь так поздно? Совсем хочешь довести меня? Я же не сумасшедшая и себя берегу…

— Я ушла ненадолго, — отвечала Розалинда, несколько удивленная.

— Да кому ты это говоришь? Только посмей мне соврать, слышишь? — вспыхнула мать, до боли сжимая пальцы дочери. — Я же все узнаю…

— Но я не вру, — ответила прерывающимся голосом.

— Вот и молодец, — женщина резко опустила взгляд, отпуская руки дочери. — Все переживаю… Не зря же мне кажется, что завтра что-то плохое будет.

— Оно может случиться, когда угодно.

— Но кому это угодно? Кому угодны мои страдания?

— Никому. Никто этого не хочет.

Все же, Розалинде вновь пришлось оставить ее одну. Дарья смотрела на дочь и ничего не отвечала. Та не хотела мучить ее расспросами. Это был характер слишком пылкий, неровный, время от времени силой подавляющий в себе порывы ярких чувств. Самолюбие не давало поступать ей не иначе, как даже во время горькой истерики отстраняться от утешений и заботы. Но стоит лишь ей заметить чье-то стремление себя приласкать, так сразу слезы вмиг высыхают на лице, а губы расплываются в гордой улыбке. Все время, как Розалинда ее знала, женщина, несмотря на то, что выражала любовь всего сердца словами, иной раз, поступками, почти наравне с Авианой — не взирая на то, что виделись они редко, и то, случайно пересекаясь в коридорах или в зале, чувствовалась ее потребность поговорить о прожитом и настоящем; изредка Дарья подзывала ее к себе, а после как-то сурово таилась от нее. Розалинда и не думала, что тот день в библиотеке мог когда-либо вновь повториться. Среди судорожных мук и всхлипываний, прерывающих ее рассказ, женщина бубнила невнятные слова, словно раскаивалась, но за что — непонятно. Припадки случались все чаще. Служанки по нескольку минут стояли у двери, прислушиваясь к каждому шороху за стеной хозяйской спальни. Через свои рассказы Дарья передавала все, что мучило ее, чем она настрадалась. Никогда Розалинда не забудет тех историй. Они отпечатались в девичьей памяти навечно.

Как-то раз, после обеда Авиана подозвала к себе Розалинду, желая разговора. Служанки приносили еду хозяйке в спальню, и, чуть не помирая со скуки, она поедала обед, казавшийся ей не таким вкусным и сытным, как это было тогда. Розалинда тут же встала, и в сопровождении с Авианой они вышли в сад. Много высказываний ее ошеломили, и наконец Авиана рассказала о своих ночных посиделках с подругой. Показалось, что Розалинда вывела ее на эмоции неосторожным словом и чуть не оборвала их отношения.

Но об этой истории после…

13. Схватка со стрельцами

Только Илекс вышла, он поднялся и стал суетливо бродить по комнате, изредка отворяя дверь и в беспокойстве высматривая что-либо. Афелиса примкнула лицом к подушке, изворачиваясь от пробивающего луча света в окне, невнятно бормоча себе под нос. Вдруг Элид застыл напротив нее, и ясная мысль прозвучала в голове: «Сегодня же! Непременно сегодня!» Это были минуты странного и внезапного спокойствия после стольких испытаний. Движения его были ясны, в них ощущалось непоколебимое намерение. Он понимал, что еще слаб, но проблемы, нагнавшие на них стольких бедствий, немедля должны испепелиться. Мгновение Элид не мог подобрать и слова, все метался из стороны в сторону, словно не находил себе места. Внезапно среди мертвого молчания раздался его голос.

— Не время отлеживаться, — звучал он твердо, и все приближался. — Время около полудня. Илекс ушла со старухой, надеюсь, живой вернется.

Кажется, Афелису пробудила лишь новость о том, что Илекс гуляет посреди чёрствого Кансдона. Она лениво повернулась к нему лицом, а после, опершись локтем об диван, приподнялась и с какой-то угрюмостью и удрученностью посмотрела на Элида.

— Куда? Куда нам идти? У нас ничего нет, а у старухи мы оставаться не можем ни при каких обстоятельствах, — спохватился вдруг Элид, усаживаясь в кресла. — Да что это? Мне иной раз кажется, что со старухой этой точно что-то не так. Точно ведьма. Да еще какая, зловещая! Эй, ты меня слышишь? Хватит дремать!

— Откуда тебе знать, злая она или нет, — лениво проговорила Афелиса, медленно опускаясь на диван. — Это, конечно, все плохо… Или хорошо… Но вот, что я хочу услышать.

— Плохо. Просто ужасно. Как же ты сама не видишь? На ней буквально написано о том, что что-то не так. Илекс… Я боюсь за нее. Старуха помогает прежде всего ей, а мы так, будто бы напросились. Вот, чего я хочу. Прошу, выслушай меня, и не слова не говори сейчас.

Поднявшись на ноги, он вновь робко подошел к двери, прислушиваясь к шороху. Внезапный скрип, ужасный, режущий уши, вывел Афелису окончательно, вынуждая с негодованием вскочить из-под теплого одеяла и взглянуть в него.

— Ты слишком стал подозревать каждый предмет, что движется и дышит, — проговорила она угрюмо и вдумчиво. — Странно, не так ли? Ты бы в ноги ей кланялся, за то, что она по доброте своей дала ночлег и пищу. Где бы мы сейчас были, не будь ее?

— В безопасности, — воскликнул Элид, ступая шаг вперед ей навстречу. — Не зря же я тогда говорил, что с магами из темницы что-то неладное. Ты мне слепо поверила. А теперь же что? Моя интуиция никогда не обманет и не провернет никакой шутки, вопреки твоим ожиданиям.

— Если это было так, — резко ответила Афелиса, — нам нужно как можно скорее уходить отсюда. А иначе маги почуют наш след.

— Со стороны глупо следовать за нами, если только не за Илекс, — заторопился Элид, ободренный ужасной мыслью. — Она главная шишка. А если старуха связана с Миладой…