Русский Берлин - Александр Попов

Кроме «Машеньки», в берлинский период у Набокова вышли повесть «Николка Персик» (перевод на русский повести «Кола Брюньон» Р. Ролдана); поэтические сборники «Гроздь» и «Горный путь»; романы «Защита Лужина», «Подвиг» и «Отчаяние»; сборник рассказов «Король, дама, валет». Он участвовал в собраниях Писательского клуба, основанного профессором истории русской литературы Ю. И. Айхенвальдом, писал скетчи для русского театра «Синяя птица» на улице Хольцштрассе (Holzstrasse).

Будучи оторван от родины, вне которой, как писал Набоков, «язык, мне данный, скудеет, жара не храня, вдали живительной стихии», он оценивал эмиграцию как подарок судьбы, благодаря свободе творчества, которую он обрел вне Советской России. В 1927 г. в посвященной десятилетию Октябрьской революции статье «Юбилей», опубликованной в газете «Руль», Набоков писал:

«Прежде всего, мы должны праздновать десять лет свободы. Свободы, которой мы пользуемся, не знает, пожалуй, ни одна страна в мире. В этой особенной России, которая невидимо окружает нас, оживляет и поддерживает наши души, украшает наши сны, нет ни одного закона, кроме закона любви к ней, и нет власти, кроме нашей собственной совести… Когда-нибудь мы будем благодарны слепой Клио за то, что она позволила нам вкусить эту свободу и в эмиграции понять и развить глубокое чувство к родной стране…

Загубленная «беседа»

Максим Горький

Сразу после революции и в начале 1920-х гг. между эмиграцией и представителями Советской России шло довольно оживленное общение, если не брать во внимание экстремально настроенных радикалов. Роль связующего звена часто выполнял Алексей Максимович Горький (1868–1936). Первый раз он, как уже говорилось, побывал в Берлине в 1906 г. В 1920-е гг. русского писателя уже хорошо знала германская читающая публика: с 1901-го по 1905 г. в стране вышло около 100 сборников его рассказов. Об успехе пьесы «На дне» уже сказано выше.

A.M. Горький в 1921 г. Фото: Проект A4

Второй раз Горький приезжает в Германию в ноябре 1921 г. и проводит здесь два года, периодически выезжая из Берлина на ближние и дальние курорты: Херингсдорф на острове Узедом на Балтийском море, Бад-Сааров в двух часах езды от столицы в сторону Польши, Шварцвальд на юго-западе Германии. В Берлине Горький жил на улице Курфюрстендамм, 203. Ныне по этому адресу располагается административное здание.

Бад-Сааров, куда Горький переехал в сентябре 1922 г., стал на время его пребывания там своеобразным литературным клубом. Сюда приезжали Ходасевич с Берберовой, Шкловский, Гржебин, Ладыжников, Белый… На Масленицу набралось около двадцати приглашенных из Берлина. Налепили полторы тысячи пельменей! Угостили и хозяина, и горничную, и кухарку, и других знакомых немцев.

Помимо лечения другой официальной целью поездки Горького в Германию была организация помощи голодающим. Об этом его просил лично В. И. Ленин. Только за первые полгода пребывания в Берлине Горький написал 10 обращений и открытых писем в связи с голодом в России. В феврале 1922 г. в Берлине вышла брошюра Горького, Нансена и Гауптмана «Россия и мир», призывавшая помочь голодающим.

Приехав на лечение в Шварцвальд, Горький писал оттуда:

«…Хочется работать. Очень хочется. Здесь у немцев такая возбуждающая к труду атмосфера, они так усердно, мужественно и разумно работают, что, знаете, невольно чувствуешь, как растет уважение к ним, несмотря на «буржуазность».

С 1923-го по 1925 г. в издательстве Ладыжникова выходят восемь томов собрания сочинений Горького. В эти же годы Горький выпускал в Берлине в издательстве З. И. Гржебина «аполитичный» журнал «Беседа», где публиковались авторы, стоявшие на различных, нередко противоположных позициях. Страницы журнала были открыты и для эмигрантов, и для советских авторов. Публиковались произведения самого Горького, А. Белого, А. Блока, Ф. Сологуба, В. Ходасевича, À. Ремизова, Л. Лунца, В. Шкловского, Вл. Лидина, К. Чуковского и др. Отводилось место и «беспартийным» Джону Голсуорси, Ромену Роллану, Стефану Цвейгу и др. Но приоритетной была «русская тема».

Сотрудничество с «Беседой» требовало от эмигрантов известной смелости. Легко было оказаться записанным в «большевики». «Эта несчастная политика, — сокрушался писатель Алексей Ремизов, — все перекрутила и перепутала, и ведь было время, когда здешние про нас, оставшихся в России, говорили: «Продались большевикам!»… А у нас, бывало, чуть что и «Продался мировому капиталу!».

Затевая «Беседу», Горький предполагал распространять журнал как за рубежом, так и в России, надеясь сблизить тех, кто остался, с теми, кто уехал, оказаться каким-то образом над схваткой. Не вышло. Советские власти не устраивала либеральная политика Горького в работе с авторами. За три года — с марта 1923 г. по март 1925 г. — в нерегулярном графике вышло семь номеров журнала. Наладить его распространение в России так и не удалось, хотя в «бизнес-плане» по этой статье планировались существенные доходы. Считается, что, не пустив журнал в Россию, Москва разорила издательство Гржебина, в котором печаталась «Беседа», и погубила свободный, беспартийный журнал для свободных людей, о котором мечтал Горький.

Звезды Дома искусств

Главным местом (во всяком случае, наиболее часто встречаемым в воспоминаниях), где собиралась литературная богема эмигрантского Берлина, стал Дом искусств, образованный группой русских писателей и художников в 1921 г. Он стал «аналогом» подобной петербургской организации. В Доме работали три секции — литературная, изобразительных искусств и музыкальная. Здесь еженедельно проходили литературные вечера: поэты читали стихи, писатели — отрывки из своих книг, звучала русская музыка, люди спорили, ссорились, мирились, пили, ели, флиртовали… Устраивались публичные лекции, концерты, театрализованные представления. Трибуна Дома была открыта для «проповедников» любых художественных и политических направлений и идеологий, кроме самых крайних. Инициаторами создания Дома называют А. Вугмана и Е. Г. Лундберга, основателя издательства «Скифы». Дом искусств собирался сначала в кафе «Ландграф» на Курфюрстенштрассе (Kurfuerstenstrasse, 75), затем обосновался на Ноллендорфплац в кафе «Леон» по адресу: Бюловштрассе (Bülowstrasse), 1. Сегодня на этом месте стоит жилой дом, где на первом этаже расположен продовольственный магазин Kaiser’s. По другую сторону проходящей через площадь линии метро разместился ресторан «Авангард» с хорошей русской кухней и атмосферой.

Ноллендорфплац, где в кафе «Леон» находился литературный клуб «Дом искусств» (здание справа)

Управлял Домом совет, избранный общим собранием членов. Председательствовал поэт-символист Николай Максимович Минский (1855–1937).

«В 1905 г., — пишет Илья Эренбург, — Минский, как многие поэты-символисты, пережил увлечение революцией. У него имелось разрешение на издание газеты, и по иронии судьбы проповедник культа «абсолютной личности» стал официальным редактором первой легальной большевистской газеты «Новая жизнь» В редакционную работу он не вмешивался, но напечатал в газете стихи:

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!Наша сила, наша воля, наша власть.В бой последний, как на праздник, собирайтесь.Кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть».

Алексей Ремизов был избран товарищем председателя. В совете состояли: С. Т. Каплун-Суме кий — секретарь, З. А. Венгерова — казначей, А. Белый, Н. Д. Милиоти, Ф. А. Гартман, А. Н. Толстой, И. А. Пуни и др. За время своего существования Дом выпустил два бюллетеня.

Как-то Ходасевич затеял в Доме «склоку», из-за которой Минский был смещен, а на его место неожиданно избран Белый — «непрактичный и безалаберный человек», как характеризовал его Александр Бахрах, известный эмигрантский критик и мемуарист. Дом искусств пошел вразнос, и Минского вернули на его пост.

«Здесь, — рассказывает Эренбург, — читали рассказы Толстой, Ремизов, Лидин, Пильняк, Соколов-Микитов. Выступал Маяковский. Читали стихи Есенин, Марина Цветаева, Андрей Белый, Пастернак, Ходасевич. На докладе художника Пуни разразилась гроза; яростно спорили друг с другом Архипенко, Альтман, Шкловский, Маяковский, Штеренберг, Габо, Лисицкий, я. Вечер, посвященный 30-летию литературной деятельности А. М. Горького, прошел, напротив, спокойно. Имажинисты устроили свой вечер, буянили, как в московском «Стойле Пегаса» Теперь мне самому все это кажется неправдоподобным. Года два или три спустя поэт Ходасевич… никогда не пришел бы в помещение, где находился Маяковский… Горького некоторые называли «полуэмигрантом» Ходасевич, ставший потом сотрудником монархического «Возрождения» редактировал с Горьким литературный журнал и говорил, что собирается вернуться в Советскую Россию. А. Н. Толстой, окруженный сменовеховцами, то восхвалял большевиков как «собирателей земли русской», то сердито ругался. Туман еще клубился».