Сердцевина граната - Наталия Ломовская

Владимир Дмитриевич оделся, запер драгоценности в свой сейф и бодро спустился вниз, в столовую. Ниночка подала завтрак – омлет с сыром и грибами, кофе, фрукты. Германовны не было видно. Наверное, еще не выбиралась из своего закутка. Ниночка подтвердила, что Зинаида Германовна попросила ее не беспокоить, сказав, что хочет заняться своими личными делами, и Нина отнесла ей омлет в комнату.

Решив сегодняшний день освободить от всех дел, Владимир Дмитриевич прошел с дневником отца в сад, туда, где висел между двух сосен гамак, и улегся, накрыв ноги пледом. Он почитает до обеда, потом, после легкой закуски, пойдет на теннисный корт, а к вечеру, быть может, позвонит Ирине, и они поужинают в каком-нибудь уютном ресторанчике.

Но когда Владимир Дмитриевич Краснов встал из гамака – действительно, перед обедом, – это был совсем другой человек. И новый человек не пошел обедать, не пошел на корт и не стал звонить Ирине Олеговне, чтобы пригласить ее в ресторан. Впрочем, пару телефонных звонков он все-таки сделал. Пришлось.

«1985 год. 12 июля.

Я начинаю новый блокнот своего дневника, еще не закончив старого. Тому причиной неожиданная находка, нечто, обнаруженное мной в собственном доме. В доме, к которому так привык, и решил, что знаю его, как свои пять пальцев! Подумать только – я столько лет работал за этим столом! И ничего не замечал! Очевидно, я один владею этой тайной – я и тот человек, спрятавший в доме клад. Его имя мне известно. Это дед моей дорогой покойной Майечки.

Даже сейчас, написав ее драгоценное имя, я испытал дрожь и горечь любви. Столько лет прошло, а боль утрат не слабеет, не затихает. Как несправедливо, что именно она умерла! Такая веселая, такая живая – она ушла от меня навсегда в ту тьму, откуда нет возврата, и я больше не увижу светлой ее улыбки! Мне тяжело мириться с этой несправедливостью.

Та женщина, что стала теперь спутницей моей жизни, заслуживает всего самого лучшего. Она хороша собой, она несомненно талантлива. Ее живой и ровный нрав успокоил мою боль, оживил дом, помог Володе в его скорби. Для мальчика было очень важно присутствие женщины, которой он мог бы довериться… Диана заменила Володе мать. И он нуждался в этом – ведь я слишком занят. Диана преподнесла мне и тот дар, который особенно ценен для человека, чьи дни идут к закату. У меня теперь есть Марк. Он совсем взрослый юноша. У него вся жизнь впереди, и я чувствую, что он сможет добиться многого. Но почему у меня так болит глупое стариковское сердце?»

Владимир опустил дневник на грудь и печально усмехнулся. Он всегда догадывался, что его отец так и не смог, до самой смерти не смог забыть Майи… А утешал себя тем, что его новый брак помог ему, Владимиру.

«Впрочем, я отвлекся. Скорбя о Майе, я мог бы исписать сотню страниц. Но я хочу все же вернуться к своей находке. Володя, Марж и Диана уехали отдыхать в санаторий на Черноморское побережье. Зинаида Германовна уже две недели как лежит в глазной клинике, скоро ее должны прооперировать. Именно поэтому, пользуясь свободой, пользуясь тем, что никто не гонит меня спать, ссылаясь на якобы необходимый мне режим, я работал поздно ночью. Курил без меры – все же пора оставить эту дурную привычку! Но вчера она сослужила мне отличную службу. Очередную папиросу я уронил и не поленился полезть за ней под стол. Свет лампы падал удачно, и я смог рассмотреть на внутренней поверхности крышки стола какие-то причудливо пересекающиеся линии. С величайшими усилиями снял крышку со стола (минус полгода жизни за этот пот, и дрожь в ногах, и за то, что грохнул крышку себе на ноги, чуть не раздробив ступни!).

Я сразу понял, что это план нашего дома. Понял и обозначения. Маленьким крестиком отмечено место, где находится рычаг, поднимающий панель, большим – сама панель. Вне себя от нетерпения, я спустился в гостиную и попробовал, удерживая в памяти схему, отыскать тайник.

Мои усилия увенчались успехом. После пяти-шести безуспешных попыток я нашел тот завиток в дубовой резьбе, который приводил в действие секретный и очень тонко сработанный механизм. Пятая, если считать направо от лестницы, панель поднялась. Там стоял небольшой сундук.

В нем лежали книги. Книги по оккультизму, признанному лженаукой. Интересно, обнародуют когда-нибудь информацию о значении оккультных изысканий в становлении страны Советов.? Ту информацию, которой я владею уже сейчас (далеко не в полном объеме): занятные факты о «красных магах», сооружавших ментальную завесу над Кремлем, ограждавших пролетарских вождей от черной вражеской магии, разработавших символику молодому советскому государству… «Коммунистическую свастику», сиречь серп и молот, например. Впрочем, я отвлекаюсь. Мысли путаются. Павел Смирницкий не вошел в избранную когорту «красных магов». Не знаю, что случилось с ним. Впрочем, он предсказал дату собственной смерти в своих записях. У оккультиста был отвратительный почерк. Буду и дальше работать над расшифровкой его записей.

27 июля.

Работа оказалась трудней, чем я предполагал. Скоро вернутся с курорта мои родные. Мне придется убрать книги обратно в тайник и молчать о своем открытии. Кроме книг, я нашел еще и драгоценности. Вероятно, они принадлежали супруге Павла Смирницкого. Как они подошли бы моей милой Майе, как прекрасна она была бы в этих бриллиантах! Но Майи больше нет со мной. И я не хочу, чтобы эти украшения носила Диана. Они останутся под спудом – до тех пор, пока один из моих сыновей не вскроет тайника. Я хотел бы, чтобы это был Владимир. Он приходится правнуком Смирницкому, и для него предназначены те тайные знания и те украшения, которые принадлежали его прабабке.

Владимир последнее время причинял мне много огорчений. Он успешно движется по жизни, но порой мне кажется, что он слишком многого не замечает на своем пути. Для него не существует препятствий. Он способен перешагнуть в своем движении вверх через все, что составляет смысл человеческой жизни. Ему чужды любовь, привязанность, элементарное понятие о нравственности. В этом моя вина, моя огромная вина. Взяв на себя ответственность за жизнь ребенка, нельзя отгораживаться от этой ответственности своей чрезмерной занятостью. А я именно так и поступал. Запоздалое раскаяние… Майя могла бы исправить дело, но ушла так рано и так скоропостижно… Смерть матери Владимир воспринял как страшную несправедливость и перестал, как выяснилось впоследствии, ждать от людей добра. Он относится с подозрением и недоверием ко всему миру – особенно к женщинам».

«Какие тонкие наблюдения, какие блистательные выводы!» – усмехнулся про себя Владимир Дмитриевич. Старик принимал естественное стремление молодого человека к свободе за цинизм. Строил из себя великого психолога, зачем-то привязал сюда смерть матери… Ерунда какая! Впрочем, в одном старик-профессор оказался прав. Владимир Краснов действительно не доверял женщинам.

«И эта история с несчастной девушкой из деревни… К стыду своему, я мало знаю о ней. Диана слишком легкомысленно отнеслась к известию, что ее пасынок должен стать отцом: «С кем не бывает! Нужно дать ей денег, она сделает аборт, и дело с концом!» Какие жестокие слова! Но я и не ждал от нее ничего другого… А Владимир! Как жестко он отказался от встречи с девушкой, как сухо объявил, что она «нагуляла ребенка», что хочет «пролезть в богатенькую семью»!Какие циничные выражения он употреблял. А я струсил. Да, я – старый трус. Мне нужно было самому найти ее, повидаться, поговорить. Но мне не хватило решимости».

«Неудивительно, – кивнул Владимир. – Я даже не знал, что мой покойный батюшка был в курсе этой истории. Никогда он со мной об этом не заговаривал. Я советовался с Дианой. Она бой-баба, она сразу обозначила для меня линию поведения, предложила денег, раздавила во мне остатки сомнений. А старик, оказывается, знал и здорово огорчался… Если бы я был в курсе, что он так близко принимал к сердцу «беременную» историю, я бы, наверное, вел себя иначе. И со стариком, и с Александрой. А так я полагал, что молчание – знак согласия…»

«Среди книг и драгоценностей Смирницкого я нашел предмет, который был весьма непохож на другие. Его смысл объяснили мне книги. Павел Смирницкий сам сделал этот талисман. Могучий талисман, как объясняет он в своих записях – в том куске, который мне удалось прочитать. Ожерелье, довольно необычное, но очень грубой работы».

Владимир подскочил и чуть не выпал из гамака. С трудом занял прежнее положение и еще раз перечитал последние слова. Никакого ожерелья он в тайнике не обнаружил! Нет, обнаружил. Бриллиантовое ожерелье, но даже слепой не назвал бы его «грубой работой»!

«Найдя его, я был потрясен… Нет, это не украшение. Это что-то большее. Я не верю в магические свойства ожерелья. Но надо признать – оно представляет собой нечто совершенно исключительное. Три огромных камня впаяны в металл. К ювелирам я обращаться не рискнул. Но моих познаний хватило, чтобы распознать эти камни.