Трудности языка (СИ) - Кононова Ксения "MidnightLady"

Он замечает мою реакцию и истолковывает ее по-своему.

— Это тебя ни к чему не обязывает…

— Все нормально, — очнувшись от своих мыслей, произношу. — Просто вспомнил кое-что. Спасибо.

— Ну, я пошел тогда.

Какая-то злость поднимается внутри. Да, я изменился за это время. Но почему до сих пор не могу хоть попытаться завести какие-нибудь продолжительные отношения? Арсений прав, прошло столько лет, а я так никого и не подпустил к себе за это время. Из-за тебя? Из-за того, что ты уже забыл меня и мое имя, а я все еще помню о тебе каждую мелочь? Это полный бред. Разве возможно столько времени помнить? И я-то знаю, почему после тебя больше никому не давал себя трахнуть. Совсем не потому, что я такой убежденный актив.

Вик поднимается с дивана, но я ловлю его за руку и тяну на себя. Он теряет равновесие и падает обратно, по инерции упираясь в диван по бокам от меня. Кладу ладонь на его затылок и накрываю губы поцелуем, проникая языком в рот. Целую его. Назло тебе. Пусть. Вик отвечает на поцелуй, будто только ждал, когда я это сделаю. Но вдруг сам отстраняется.

— Я опоздаю, — выдох.

— Я позвоню, — еще один короткий поцелуй. Я действительно это сделаю? Отпускаю его и он, улыбнувшись, поднимается с дивана. Через несколько минут хлопает моя входная дверь, и я вновь откидываюсь на подушку, рассеянно вертя в руках белоснежную визитку.

Может быть, пришло время действительно попробовать встречаться не только для секса? Возможно, я действительно ему перезвоню. И возможно, даже позволю… Мотаю головой, стряхивая с себя пепел прошлых воспоминаний. Сейчас у меня другие планы и копание в собственном мозгу откладывается на неопределенный срок. Выползаю из постели и иду в душ. Налив в чашку еще не успевшего до конца остыть кофе, выхожу на балкон и, опираясь на поручень, наблюдаю за солнечным июньским утром. Одеваюсь и, захватив ключи от машины, выхожу из квартиры. По пути заезжаю в магазин игрушек. Небольшой мохнатый медвежонок Тедди серо-голубого цвета с волшебными кнопками, заставляющими его разговаривать, петь и даже записывать звук голоса. Два килограмма бананов и «Трюфельный» торт. Да. «»Трюфельный.

Поставив машину у подъезда, захожу внутрь и поднимаюсь на лифте на пятый этаж. Открываю входную дверь и проваливаюсь в галдеж.

— Где мои носки? — мимо пробегает Ванька в трусах и расстегнутой рубашке. — Привет, малой, — быстрое рукопожатие, после того, как я успеваю составить торт на тумбочку.

— Ты до сих пор не выучил, в каком отделении твои носки? — из кухни выходит Катя. Светло-русые волосы в бигуди, но уже накрашена и в зеленом коротком платье без бретелек. Почти не поменялась за это время и на фоне Ваньки смотрится в три раза меньше. Но другая, наверное, не смогла бы выдержать его так, как она. — Привет, Саш, — привстает, и обмениваемся поцелуем в щеку.

— А вы еще не собрались? — хмыкаю. У какого-то Ванькиного воспитанника сегодня свадьба и их с Катей пригласили на торжество.

— Как раз в процессе, — закатывает глаза она.

— Тятя!

Перевожу взгляд вниз и опускаюсь на корточки. Диана в коротеньком красном сарафанчике уже успела незаметно подкрасться и дергает меня за кулек. Маленький кулачок засунут в рот и с упоением обсасывается со всех сторон. Чего уже только не делали, а отучить от этой привычки невозможно. Беру ее на руки.

— Привет, красавица.

— Саша, она без памперса, — Катя по пути из ванной в комнату, на ходу снимая бигуди.

— Переживем, — улыбаюсь.

— Саш, привет, милый, — мама. Целует в щеку и забирает у меня кульки.

— Привет, мам. А где отец?

— С рынка еще не вернулся.

— У вас, как всегда весело, — замечаю, проходя на кухню. Усаживаюсь на стул и сажу к себе на колени Диану. Достаю из кулька медвежонка и, коснувшись мохнатым ухом ее носа, отдаю ей: — Это тебе, — вцепляется в игрушку и внимательно исследует маленькими пальчиками глаза и нос нового друга, пока по квартире раздается топот ее родителей. — А вот здесь есть кнопочка, — Нажимаю, и он начинает напевать какую-то детскую песенку. Диана сначала испуганно переводит на меня свои карие, как у Ваньки, глаза, но потом улыбается.

— Тебе бы свое уже нужно, — садится рядом за стол мама. Поднимаю на нее взгляд. — Из тебя получится хороший отец.

Это вряд ли. Вернее, этого мы уже никогда не узнаем.

«Ты погладила мои брюки?»

«Еще вчера»

— Мне и Дианы пока хватает, — улыбаюсь.

«Обязательно надевать этот чертов галстук? Блядь!»

«Ваня! Стой спокойно. Дай завяжу»

— А нам нет, — понятно. Молчим и соглашаемся. — Как у вас там с Ирочкой?

У нас не знаю, а вот у них с Арсением все может быть.

«Черные туфли или светлые?»

«Хоть в тапочках»

— Мам… — устало, — я же уже сто раз говорил, мы просто друзья.

— В двадцать семь, Саш, это уже называется по-другому.

То, что называется по-другому, у меня как раз не с Ирочкой. Может в следующий раз купить Диане футболку с надписью «I love my GAY uncle» / Я люблю своего дядю гея (либо Я люблю своего веселого дядю) / в качестве тонкого намека?

— Вы у нас с Ванькой вообще поздние какие-то, — продолжает она. — Тот все не мог с мыслями собраться до тридцати и ты туда же. А мы с отцом не молодеем.

— Так, мы пошли, — Ванька с Катей уже от порога, обуваясь.

Мама поднимается и выходит к ним в коридор.

— Ни о чем не переживайте. Отдохните, как следует.

— Если что… — начинает Катя.

— … я позвоню, — договаривает мама. — У нас сегодня нянька дома, так что все будет отлично.

Нянька, это я. Катя посылает нам с Дианой воздушный поцелуй и выталкивает Ваньку за двери. Махаю Дианкиной ручкой, и через секунду в квартире устанавливается тишина.

— Сейчас отец вернется, и будем обедать, — возвращается она на кухню, но продолжать наш разговор мне пока совсем не хочется.

— Мы тогда пока с Дианой поиграем, — поднимаюсь со стула, и мы идем в комнату, где на полу застелен плед с россыпью всевозможных игрушек, кубиков и кукол. Личное королевство маленькой принцессы.

Вскоре возвращается отец, и мы рассаживаемся на кухне за обеденным столом. Мама больше не поднимает свою щекотливую тему и в основном развлекает меня перепалками с отцом, у которого периодически начали возникать идеи фикс о том, чтобы переехать в деревню, поближе к природе. Не то, чтобы мама была против этого, но жить в том сарайчике, который остался после смерти деда с бабушкой категорически отказывается. Так что отец всерьез вознамерился отстроить там усадьбу и на почве его наполеоновских планов все потасовки и происходят.

После обеда Диана укладывается спать, и мама тихо заглядывает в комнату.

— Уснула? — шепотом. Утвердительно киваю головой и выхожу из комнаты. — Саш, там какие-то вещи твои остались. Я их в коробку на балконе сложила. Посмотри, если что нужно, забери себе, а если нет, выбросим.

Заношу коробку с балкона и, усаживаясь на пол, перебираю содержимое. В основном какие-то вещи еще со школы и университета. Несколько конспектов по психологии, английскому. Блокнот. Рулоны с черновыми таблицами для защиты курсовой. Сломанный бинокль? Это точно не мое. Трафареты, циркуль… Еще какая-то тетрадь на дне. Вынимаю ее и пролистываю страницы большим пальцем, пока взгляд не натыкается на твой почерк. Легкий укол. Поспешно бросаю ее обратно в коробку, будто обжегся и выношу на балкон.

— Посмотрел? — мама за спиной. Оборачиваюсь.

— Да. Макулатура в основном. Мне ничего не нужно. Можешь смело выкинуть или сжечь, — невольно еще раз бросаю взгляд на коробку. Тетрадь по испанскому лежит сверху и обвиняюще взирает на меня с груды ненужных вещей. Единственное вещественное доказательство того, что ты существовал в моей жизни. Уже выхожу с балкона следом за мамой, но на миг застываю. Да что ж я за дурак такой? Неизлечимый. Возвращаюсь и вновь беру ее в руки. Пролистываю каждую страницу, где твоей рукой записаны какие-то правила и предложения. Дойдя до последней страницы, где записан номер урока, но больше ничего нет, кроме чистого листа, захлопываю ее и решительно бросаю обратно. Я прекрасно помню наш последний урок. И опять волна неосознанной злости на себя, за то, что ты до сих пор живешь в моей голове, заставляет принять странное решение.