Вор и любовь - Барбара Картленд

Она была их единственным ребенком. Все их надежды, все их устремления, все их желания были сконцентрированы в ней.

– Ну, и каков твой приговор?

Дикс ждал ответа. Она понимала, что должна сейчас дать ему ответ.

Она постаралась абстрагироваться от его близости: попыталась не думать о том, что он сейчас рядом с ней, что ее губы все еще горят от его поцелуев. И все же, ничто, кроме этого, казалось, не имело значения. Мир как будто исчез; не было другой жизни, других людей, ничего – они были одни, одни в их королевстве, а все остальное исчезло в темноте потустороннего мира.

Ей показалось в этот момент, что вся ее прошлая жизнь тоже ушла; даже учения ее отца, которые так много для нее значили.

Затем смутно в подсознании у нее возникла одна фраза, цитата, которая явилась ключом ко всему; вот где был ответ, который она искала. Медленно, как бы выговаривая ее по буквам, вспоминала сейчас Элоэ эту цитату, гласившую:

«Amor vincit omnia. – Любовь побеждает все».

Это был ответ. Это был ответ, которого ждал Дикс.

Любовь, когда она приходит, выше предрассудков, правил и норм, вероисповеданий и даже принятого образа жизни. Только любовь берется в расчет. Любовь, которая может простить все и которая в конечном счете, в силу своего величия, может все понять.

Она импульсивно повернулась в его объятиях, посмотрела ему в лицо; глаза ее сияли в свете щитовой доски. Ее губы слегка дрожали, когда она заговорила, но голос был твердым.

– Я выйду за тебя замуж. Потому что, ох, потому что… я люблю тебя так… сильно.

Несколько часов спустя, а может быть, намного меньше, время для них перестало существовать, Дикс, поцеловав ее глаза, сказал:

– Я хочу отвезти тебя куда-нибудь, где мы смогли бы поесть и немного выпить. Я только что вспомнил, что ничего не ел со времени обеда. И я хочу быть уверенным, что ты не простудишься.

– Мне не холодно, – ответила Элоэ.

Отчасти это было правдой. Ее тело было разгоряченным и трепетало от опьянения любовью. Ее щеки раскраснелись, а губы, казалось, горели от неистовства и страсти поцелуев, которыми их осыпали.

– Если ты будешь на меня так смотреть, – сказал он, – я не смогу завести машину.

Она нежно засмеялась и слегка отодвинулась от него только для того, чтобы позволить ему молниеносно вытянуть руку и привлечь ее назад, к себе.

– Я не могу тебя отпустить. Даже на секунду. Я думаю, ты заколдовала меня. Никогда еще в жизни я не испытывал подобного ни с одной женщиной. Я никогда не думал, что буду способен лежать ночами и думать о какой-нибудь девушке.

– А ты думал?

– Почти каждую ночь с тех пор, как мы встретились.

– И при этом ты не писал мне, не пытался увидеться со мной еще раз в Лондоне.

– Я хотел. Но были обстоятельства, из-за которых я не мог появиться еще раз в «Кларидже».

Глаза Элоэ сверкнули, но она не осмелилась взглянуть на него. Она догадывалась, что это были за обстоятельства, но ничего не сказала, с болью думая о том, что это одно из многих испытаний в ее жизни, когда она должна принять неизбежное и не задавать никаких вопросов.

– Поцелуй меня, – прошептал Дикс ей на ухо. – Ты такая приятная, такая безумно красивая, такая невообразимо прекрасная. Когда-нибудь я куплю тебе такую одежду, чтобы все люди увидели, насколько ты красива.

«А кто будет за нее платить?» – хотела спросить Элоэ, но не осмелилась.

Он вновь поцеловал ее таким долгим поцелуем, что она почувствовала, как сильно бьется у нее сердце и кровь бешено пульсирует в ее венах. Затем он разжал свои объятия и завел машину.

Дикс остановил машину у ворот отеля.

– Я не смогу увидеться с тобой завтра, – прошептал он, обнимая ее. – Но я буду весь день о тебе думать, каждую минуту, каждую секунду. Я дам тебе знать, что можно придумать на пятницу.

– Где ты будешь? Где ты остановился?

– Извини, дорогая, я не могу ответить на эти вопросы.

– Но почему нет? Почему… – начала Элоэ.

Он заглушил ее слова поцелуем.

– Есть еще много вещей, о которых я не могу тебе рассказать, но когда-нибудь ты обо всем узнаешь, я обещаю тебе это.

– Но почему… Почему ты не можешь сказать мне об этом сейчас? Разве ты не видишь, как мне тяжело? Разве ты не понимаешь, что я чувствую, когда ты исчезаешь?

– Я слишком хорошо это знаю. Однако я ничего не могу поделать.

Он поцеловал ее так, будто его мысли уже где-то витали; и вдруг словно заряд промелькнул между ними, они жадно прильнули друг к другу. Руки Элоэ обвили его шею, а он осыпал дикими, страстными, жадными поцелуями ее лицо, шею, глаза и рот.

– Я люблю тебя! О господи, как я люблю тебя!

Он повторял это вновь и вновь тихим хриплым голосом, полным чувства.

Затем, как будто она не могла уже этого выносить, Элоэ развернулась всем телом от него и открыла дверцу машины.

– Со мной все в порядке. Не выходи, – сказала она срывающимся голосом, все еще задыхаясь от жара его поцелуев.

Прежде чем он успел ответить, она вбежала в ворота, пролетела через сад и вошла в большие, сверкающие светом двери отеля.

Только когда она добралась до своей спальни и встала спиной к двери, возбужденно дыша, бурный восторг в ее груди постепенно угас, а глаза перестали гореть лихорадочным блеском.

– Я люблю его! Я люблю его!

Она произнесла эти слова вслух, но сейчас это было знаком протеста против всех тех вопросов и сомнений, которые нахлынули на нее. Почему он не может сказать ей, где он будет? Почему он не может увидеться с ней завтра? Будет ли он опять встречаться с теми ужасными людьми? Был ли он вовлечен во что-то такое опасное, что не осмеливается говорить об этом?

Ее затрясло при мысли об опасности, и все же она была уверена, что именно поэтому он не мог рассказать ей, чем он занимается.

Она вспомнила угрозу в голосе того мужчины, который говорил о ней; вспомнила мужчину, который говорил о том, что перережет ей горло. Она не сомневалась, эти люди были отъявленными бандитами. Они не остановятся ни перед чем.

Она села за туалетный столик закрыла лицо руками. Как Дикс может быть таким сумасшедшим, таким безумным, что имеет дела с такими людьми? Разве деньги стоили того, чтобы рисковать жизнью или быть изувеченным этими бандитами?

Она взглянула на часы. Был уже час ночи, однако она не чувствовала усталости. Она подошла к окну и выглянула наружу. Перед окном простирался сад, и ей был виден небольшой участок дороги, где она вышла из машины.

Теперь дорога была пуста. Гости и любители потанцевать разошлись по домам. Только ночная тишина и мерцающие уличные фонари составляли компанию ее мыслям.

Спустя некоторое время она разделась, но, даже ложась в постель, она знала, что не заснет. Она могла думать только о Диксе, идущем навстречу опасности, и о родителях, блаженных в своем неведении того, что она должна им поведать.