Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов» - Владимир Перемолотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Платформа барражировала в этом районе четвертые сутки, неся круглосуточное дежурство – день и ночь сменялись наблюдатели, день и ночь самые зоркие красноармейцы искали стартовую площадку белых, находившуюся где-то в этих местах.
«Кто бы сказал десять лет назад, где с беляками придется схватиться, не поверил бы, – подумал Евгений Иванович. – И главное, на чем!» Последнее было ещё более удивительным. Огневой мощью платформа считай что и не обладала. Из положенной по уставу двадцатки, имелось там только три самолета. Все остальное место занимали гражданские специалисты со своим оборудованием. Правда, гражданскими они были условно – задачи гражданские мозги решали чисто военные, для чего половину взлетной палубы техники заставили аппаратурой да проволокой опутали. Ради всего этого пришлось изуродовать посадочную палубу. Там поставили огромный, нечеловеческой длины, узкий медный рупор и заплели все вокруг медной же проволокой.
Выглядело это уродливо, зато перспективы обещало сказочные.
Он продолжал рассматривать это медное приобретение, сделанное дирижаблем, как мимо почти пробежал, традиционно придерживая шляпу, товарищ Кажинский. Рукой краском его ухватить не успел и только крикнул вслед.
– Бернард Бернардович! Что случилось?
– Готовность! – на бегу крикнул изобретатель. Шляпу с его головы сорвало, но он не стал догонять – не до того. Где-то рядом взвыла сирена, расставив все по местам.
Не унижаясь до бега, но с разумной поспешностью командир цеппелин-платформы добрался до командной рубки. Его встретили донесением:
– Наблюдателями отмечена характерная вспышка в районе болгарского берега. Объявлена готовность.
– Хорошо. Командование принял.
В застекленной со всех сторон рубке зазуммерил телефон.
– Слушаю.
Знакомый голос.
– Евгений Иванович! Это Кажинский. Мы начинаем. Направо немного поверните, пожалуйста.
Битюг вздохнул. Беда с этими штатскими. «Направо», «немного»…
– Хорошо, товарищ Кажинский, поверну. Только вы уж лучше дайте трубку летнабу.
Летчик-наблюдатель повел себя как надо – толково доложил, что, куда и насколько нужно развернуть платформу.
Они не успели закончить маневр, как первый помощник крикнул.
– Вон он!
Облака там, куда он указывал, разорвались, и в прореху впрыгнуло и зависло металлическое яйцо. Вот они – беляки! Не блестящее пасхальное яичко, а сизый кусок металла, даже на первый взгляд крепкий и побывавший и в воде и в огне.
На нижней палубе забегали. Загремел из жестяного рупора голос товарища Кажинского, раздававшего указания. Через секунду его голос уже лез в рубку из телефонной мембраны.
– Ближе, ближе! Поворачивай! Быстрее!
Но куда там! Не мог солидный многотонный дирижабль тягаться в скорости с чудным яйцом. Верткое, как муха, оно рявкнуло двигателем, и ослепительное пламя подняло его наверх.
Чувствуя, что не успевает, командир дирижабля загремел в ответ с морскими переливами:
– Крути машину, изобретатель…… Крути, ежа тебе в подмышку!
Внизу что-то затрещало, потом заорали люди. Со скрипом развернулся к яйцу медный рупор. Там тоже спешили, не зная, что у белогвардейцев на уме. Каждому ясно было, что вспорхнет яйцо в любой момент – и нет его, и спасибо нужно будет сказать, если не сожжет их своим пламенем.
Внизу взревел аэропланный мотор, но, заглушая его, совсем рядом простучала пулеметная очередь.
Счетверенный пулемет ударил по беглецу. Правильно ударил, с упреждением, только вот не знал никто, что у этого аппарата есть задний ход. Пилот там, едва увидев вспышки, уронил аппарат метров на двадцать, и пока пулеметчик менял прицел, успел свечой уйти в небо.
Шум словно ножом срезало. Стало слышно, как внизу Бернард Бернардович то ли сердито распекает кого-то, то ли рвет волоса на голове. То, что случилось, его явно не устраивало, а у товарища Битюга на этот счет имелось собственное, отличное от бернардовского мнение.
«Не до нас ему, – со странным облегчением подумал Евгений Иванович. – Пожалел…»
Орбита Земли. «Иосиф Сталин»
Июнь 1930 года
…Смерть летела рядом.
В этот раз у неё имелись два названия – Великая Пустота и смертельные лучи аппарата профессора Иоффе. Если б все это было по отдельности, то было бы не так страшно, но в этом месте они накладывались друг на друга, что делало перспективы вовсе уж мрачными.
Сегодня вся эта история с беляками, захватившими станцию, должна была закончиться.
Отбивать станцию у белогвардейцев послали три аппарата – «Иосифа Сталина», «Емельяна Пугачева» и «Степана Разина».
На «Пугачёва» установили комплект оборудования профессора Бекаури, в расчете на то, что с близкого расстояния все-таки можно будет перехватить управление станцией и блокировать её. Если это удастся, то останется сделать самое простое – проникнуть внутрь и повязать господ офицеров, а если нет…В этом случае станцию придется штурмовать. Для этого каждый из кораблей вёз по десятку десантников.
Корабли летели в трёх-четырех километрах друг от друга. «Сталин» шел в центре. Левее Федосей видел «Пугачева», а «Разин» шел с другой стороны. Оружия у них не имелось, хотя оснащены корабли в этот раз были куда лучше.
На каждом имелся радиоаппарат. Связи с Землей он еще не обеспечивал, а вот переговоры между собой экипажи уже вели. В наушниках сейчас, правда, стоял вой – поднимающееся над земным горизонтом Солнце заливало каналы связи своим светом. Зато от светила для большевиков имелась иная польза – станция смотрелась как на ладони.
Федосей вспомнил, что в первый раз «Знамя Революции» показалась ему похожей на склеившиеся пирожные, и тут же в мозгу возникла иная ассоциация – три пчелы кружат над лакомством, не решаясь сесть. Сейчас, находясь в пятидесяти километрах от станции, он понял, что им не так повезло, как они того заслужили. Станция, как оказалась, висела очень неудобно – боевой башней к поверхности, что означало, что поднимающиеся с Земли корабли обязательно будут обнаружены и, возможно, сбиты.
– Черт!
Деготь на секунду оторвался от пульта и подлетел к иллюминатору. Думали они об одном и том же, так что слов не понадобилось.
– Точно… – согласился коминтерновец. – Следить за башней. Сообщать о любой активности.
– Справимся, – отозвались с «Разина». Пилот на нем опыта имел куда как меньше и в опасность не верил. – Никуда они от нас теперь не денутся.
Дёготь не ответил.
– «Пугачёв», как вы там?
– Нормально.
– Готовы?
– Готовы.
– Приступайте…
– Мы уже минут пять как приступили. Ничего пока.
Федосею нестерпимо захотелось спросить «почему», но он сдержался. Вокруг было столько неизведанного, но ни один вопрос тут не имел пока ответа. Ответы для здешних вопросов имелись только на Земле.
– Всем быть готовыми к внезапному маневру.
– Готовы. Готовы, – донеслось сквозь завывание эфира.
Минут пять спустя стало ясно, чего стоила эта готовность…Что-то они упустили.
Прямо на глазах невидимый в вакууме луч прошел сквозь головную часть «Пугачева». Воздух, вырвавшись облаком наружу, на долю секунды сделал луч видимым, и Федосей скорее угадал, чем понял, куда направлено его движение.
– Вверх! Вверх!
Деготь ударил основным двигателем, не важно куда, лишь бы не попасть под удар. И навалившаяся тяжесть прижала Федосея к иллюминатору. Корабль закрутило, Малюкова отбросило в сторону, прокатило по полу и потолку, в конце концов он ударился в стекло иллюминатора и испачкал его кровью из разбитого носа.
Больно, черт! Это была не самая большая потеря. Дёготь, подняв корабль на несколько сотен метров, ушел из-под удара.
Из разреза «Пугачева» повалил пепел, создавая за кораблем траурный шлейф. Со стороны казалось, что кто-то невидимый стирает звезды с неба, оставляя вместо них длинную черную ленту.
Разрезанный надвое «Пугачев» уже не существовал как корабль. Отсеченная передняя часть, лениво кувыркаясь, летела вперед, когда взорвался двигатель аппарата. Катастрофа произошла внезапно. Тусклая вспышка, и туманное облачко там, где только что находился красный звездолет и двенадцать членов экипажа. Настоящих большевиков!
Висевший ниже «Сталина» «Разин», уходя от луча, рванулся в сторону. Снизу ударило оранжевое пламя, и тяга повела корабль вбок, навстречу обломкам.
– Чёрт! – в голос заорал Дёготь в микрофон. – Уводи корабль, уводи!
Медленно (тут все делалось медленно) «Разин» коснулся осколка «Пугачева». На мгновение они словно слиплись. Сотни пудов железа без грохота коснулись друг друга, превращая энергию движения в силу смерти.
– Проклятый Ньютон! – заорал Федосей, когда от этого движения обломок изменил траекторию и полетел прямиком в станцию..
