Кампучийские хроники - Виктор Притула

Пришелец никогда не разберётся в этой путанице каналов и террас. Но тот, кто в ней ориентируется, прекрасно знает, как вывести ее из строя. Хватило нескольких сот гранат и ящиков взрывчатки, взорванных в самых уязвимых местах системы, чтобы в трёх провинциях вода стекла с полей в дельту Меконга. Кое-где еще валяются забытые мешочки с тротилом, виднеются ручки невзорвавшихся гранат. Без орошения остались двести тысяч гектаров. Целыми километрами тянутся полосы посеревшего, несжатого риса, в котором шуршат змеи и заливаются птицы. Операция проводилась в спешке, как и всё у полпотовцев, в пору вызревания риса, без уборки урожая с уже колосившихся полей. Лишенная влаги и подвергнутая ничем не смягчаемому воздействию солнца, почва постепенно начала превращаться в пыль. Ветры разнесли ее верхний слой по зарослям, рисовые поля заполонили дикий сахарный тростник и карликовые банановые деревья. Кое-где буйные заросли кустарников поднялись до высоты человеческого роста. Из-за отсутствия влаги и нормального кругооборота воды в атмосфере изменился и микроклимат. Влажные тропики отступили перед степью, а степь перед пустыней.

Экологическое равновесие на этом пространстве было нарушено так резко, что сухая смерть, словно чума или проказа, может распространиться на соседние районы. В провинциях Такео и Кратьэх есть уже первые признаки бедствия. Трудно сказать, как много времени потребуется, чтобы восстановить разрушенную систему. Налицо определенный географический факт. Это памятник полпотовцам, куда более долговечный, чем их лозунги и брошюрки. Залатать прорванные дамбы довольно просто: в усердных рабочих руках здесь, как и прежде, нет недостатка. Но для наполнения водохранилищ и каналов нужно по крайней мере, пять, а, может быть, и семь муссонных периодов. К тому же стекавшая вода размыла множество частей ирригационной системы: разного рода шлюзы, подземные трубы, пруды и водоотводы. Придется без конца проверять, когда наберется первый запас воды, затем искать утечку, исправлять, переделывать — и так в течение многих лет. Сколько лет? Неизвестно. Никто пока определить не может. Несколькими днями позже я увидел эту землю с воздуха. Обширная приграничная равнина выглядела как гнойная язва посреди густой, буйной зелени по берегам Меконга. Туча ядовито-желтой пыли поднималась вертикально в воздух на высоту нескольких сот метров, словно облако ядовитого газа. Одна шестая обрабатываемых земель Кампучии была разорена так, чтобы исключить возможность быстрого восстановления. Это было воистину „убийством земли“».

Так или иначе, но последствия этого варварского преступления продолжали сказываться и полтора года спустя. Голод терзал страну пострашнее тигра-людоеда. Летом 1980 года я видел умирающих от дистрофии женщин с высохшими грудями, в которые вцепились губы полумёртвого младенца. Я видел лежащих на земле в ожидании смерти стариков и старух. Казалось бы, они надеялись на вступление в нирвану, которая прекратит цепь их перерождений на этой жестокой земле.

Судовый врач должен уметь всё. Или почти всё. Женя С. — судовый врач круизного теплохода «Любовь Орлова» на синекуру не рассчитывал. Но и на выпавший на его долю форс-мажор, он тоже не рассчитывал. Женя умел лечить всякие болячки и даже вправлять выбитые конечности и накладывать шины на сломанные конечности. Мог сделать простейшую операцию в случае крайней нужды в открытом море, но производить искусственное прерывание беременности (аборт) Женька не умел. Он терапевт. Опытный с навыками азов хирургии, но гинекология, это не его.

В Пномпене на весь город была пара гинекологов из какого-то английского города. Игорь их не очень хорошо знал. Наши врачи гинекологией и акушерством не занимались. А ситуация на «Орловой» возникала форс-мажорная.

Больше тридцати женщин в составе экипажа круизного лайнера — нормальная штатная ситуация для судна обслуживающего туристические рейсы и совсем ненормальная для пассажирского теплохода ставшего временной плавучей гостиницей для пяти десятков докеров и стивидоров.

Молодые женщины и молодые мужчины. Долгие чернильные вечера и такие же ночи.

Это вам не мироновские куплетики:

«нет ни за что на свете,могут случиться дети!Нет, нет! — сказала Кэт…»

В начале последней недели июля нас с Пашкой пригласил временный поверенный Юрий Казимирович Шманевский в посольство, где познакомил с симпатичным молодым человеком с внешностью Грегори Пека в молодости.

— Знакомься, сказал Казимирыч — Женя С., судовый врач с «Орловой».

— Всегда рад! — сказал я.

— А почему бы вам с Трубиным не прокатиться до Кампонгсаома? Вы же хотели снять сюжеты о нашей экспедиции.

— Ещё как, — сказал я, — но у нас нет договорённости с отделом печати МИД.

— А зачем? — удивился бывший бравый мореман Шманевский. — Переводчик, он же сопровождающий, вам не понадобится, к своим едете. А Чум Бун Ронга я лично поставлю в известность. Только вот нужно взять двух пассажиров.

— Не вопрос, сказал я, прикидывая в уме, сколько бензина нужно залить Мую в баки «Ладушки» и сколько денег надобно выдать нашему шофёру в качестве суточных.

— Консульский отдел справки нам о командировке выдаст?

— Да, без проблем, — сказал Казимирыч со свойственной ему решительностью.

Вот и ладно, — подумал я. — Всё поворачивается лучше, чем я предполагал, просыпаясь нынешним утром. Отдохнём на «Орловой» дней пять. Пока не надоедим славным хозяевам.

— А что у вас с левой стороной челюсти? — спросил док Женя, профессионально вычислив, лёгкую припухлость на левой части моего подбородка.

— А это? — сказал я с улыбкой. — Намедни, мне выбили шестой или седьмой зуб… Нет, нет, не кулаком, а скорее чем-то вроде стамески…, — поспешил добавить я, предвосхищая вопрос, который мог поставить дока в глупое положение…

Прежде, чем рассказать историю с удалением «зуба мудрости» в последней декаде июля 1980 года в революционном госпитале «Калмет», хотел бы ещё раз процитировать книгу Веслава Гурницкого «Песочные часы». Делаю это лишь потому, что за год с лишним после посещения Кампучии польским журналистом Пномпеня, здесь мало что изменилось в системе кампучийского здравоохранения, если только то, что тогда существовало можно назвать медицинскими учреждениями.

«Последним пунктом нашей программы в Пномпене было посещение госпиталя „Прачкет Миалеа“, где тоже, как нам сказали, началась „новая жизнь“.

У входа нас встретила молодая красивая женщина в белом халате, доктор Чей Каньня, единственная уцелевшая во всей Кампучии женщина-врач. Она заместитель министра здравоохранения в новом правительстве и одновременно главный врач госпиталя. В ее смуглом нежном лице с прекрасными карими глазами было столько муки и бесконечной грусти, что я не мог не обратиться к ней с просьбой рассказать о себе.