Самостоятельные люди - Марта Фомина

Работнички

Кто такой Митяй-Починяй!

Митяй живет в новом городке на улице Космонавтов. Таких городков теперь много строят вокруг нашей столицы. Дома здесь красивые, с балконами. Комнаты тёплые, светлые, удобные. Когда Митяй первый раз зашёл в новую квартиру, он сразу же стал обстукивать пол и стены своим молотком.

— Что ты, сынок, делаешь? — спросил отец. — Я сам этот дом строил. Всё в порядке, можешь не беспокоиться.

Но Митяй всё стучал, стучал, и скоро из соседней комнаты донёсся его басовитый голосок:

— Папа, иди скорее! Здесь пол починять надо!

Оказывается, одна доска была сырая, потом высохла, погнулась и заскрипела. Отец стал объяснять сыну, что через год-два во всём доме будут заново перестилать полы — так положено. Но Митяй только головой мотал:

— Никуда не годится! Надо сразу крепко делать!

Пришлось отцу согласиться — ведь он сам часто так говорит, чего же обижаться?

— Ну если ты у меня такой строгий, прибей эту половицу, чтоб не скрипела.

Достал отец банку с гвоздями, выбрал один потоньше и протянул сыну, а сам спустился к подъезду за мебелью. Когда отец и мать вернулись обратно, то лишь руками развели: пустая банка валялась в углу, зато на половицах сияли серебряные пуговки гвоздей. Пол, ещё недавно гладкий и блестящий, стал рябым от ударов молотка. Митяй, потный и весёлый после нелёгкой работы, с гордостью смотрел на родителей:

— Теперь ни одна доска не будет скрипеть. Я сам все починил.

Рассердилась мать, схватилась было за ремень.

— Ах ты, Митяй-Ломай, вот я тебе сейчас покажу!

Обиделся Митяй, надулся, засопел:

— Я не Ломай, я Починяй!

— Ничего, так даже красивее. Вижу, что из сына добрый строитель получится. Молодец Починяй!

— Молодец, молодец! — похвалил себя и Митяй.

А глаза совсем слипаются: устал Митяй, уморился.

— Иди сюда, помогай, сын! — кричит мать из кухни.

— Ты что, мама, не видишь, я с ног валюсь от усталости, — бормочет Митяй — точь-в-точь как отец после работы — и засыпает прямо на полу, подложив под щёку свой любимый молоток.

Как Митяй табуретку чинил

На другой день Митяй отправился на улицу, потому что в квартире он уже всё починил.

А на улице было шумно и весело. Ярко светило весеннее солнце. Звенела капель, дзинькали, отрываясь от крыш, сосульки, журчали ручьи — казалось, вокруг пели маленькие невидимые колокольчики.

Все двери в доме были гостеприимно распахнуты. Возле подъездов урчали большие сердитые грузовики. Люди осторожно снимали с них столы, стулья, диваны, шкафы, всякую другую мебель и ставили на тротуар. Посмотришь — будто большая квартира прямо под открытым небом. Митяй стал ходить по этой квартире и присматриваться, нельзя ли и здесь что-нибудь починить.

Он трогал рукой столы и стулья — не расшатались ли у них ножки. Дёргал ручки у тумбочек — не отклеились ли. Сегодня Митяю явно не везло: столы стояли прочно, платяной шкаф ослепительно сверкал, и ни одна ручка не выдернулась из тумбочек.

Расстроился Митяй — нет настоящей работы, а он не привык бездельничать. И вдруг между важным шкафом и никелированной кроватью он увидел… табуретку! Обыкновенную кухонную табуретку с перекладинками, на которые так удобно ставить ноги.

Табуретка, видно, немало претерпела в своей жизни. Краска на ней облупилась, перекладинки почернели. Митяй качнул табуретку — она скрипнула, будто пожаловалась. Одна ножка подогнулась внутрь, потому что гвоздь наполовину вылез из гнезда. Еще немного — и ножка отвалится.

— Сейчас я тебя починю, не бойся, — успокоил Митяй табуретку. Левой рукой он взялся за ее край, а правой размахнулся и…

— Ты что тут делаешь? — прогремело над головой.

Дальше Митяй не слышал — вместо табуретки молоток ударил по пальцу. Митяй вскрикнул и зажмурил глаза. А когда открыл, то сквозь слезы увидел незнакомого дяденьку. Дяденька был чёрный и очень кудрявый. Даже на руках и на груди у него курчавились волосы.

Дяденька присел на корточки, взял Митяеву руку и изо всех сил подул на ушибленный палец — от этого сразу стало легче.

— Терпи, казак, атаманом будешь! — утешил дяденька и крикнул куда-то назад: — Ириха, неси сюда йод и бинт. Да живее! Одна нога здесь, другая — там!

— Сейчас! — быстро отозвался тоненький голосок.

— Ты кто такой будешь? — спросил дяденька.

— Я Митяй-Починяй.

— Кто-кто?

— Починяй.

— Это у тебя фамилия такая?

— Нет, фамилия у меня Федоров. А Починяй — это меня так зовут, потому что я всё починяю.

Дяденька присвистнул, как мальчишка:

— Что же я тебя сразу не узнал, Митяй-Починяй? Ты такой же рыжий, как отец. И такой же деловой.

Потом посерьёзнел и пожал Митяю здоровую руку.

— Давай знакомиться. Я дядя Коля Токарев. А это моя дочка. Прошу любить и жаловать. Когда она тебя вылечит, приходи к нам табуретку дочинивать. Ну, врачиха, приступай к своим обязанностям.

Ириха-Врачиха

Из-за спины дяди Коли вышла толстенькая чернявая девочка, очень похожая на него, только ещё более курчавая. Ресницы у неё загибались вверх и чёрными лучиками расходились в стороны. От этого лицо казалось удивлённым.

Ириха сняла с плеча сумочку с красным крестом и положила на шаткую табуретку.

— Где, мальчик, твоя рана?

— Никакой у меня раны нет.

— А ты не бойся, я укол делать не буду. Я помажу, немножко пощиплет и пройдёт. — Ириха достала из сумочки пузырёк, круглый бумажный свёрток и стеклянную лопаточку.

— Это йод, это бинт, а это мазочка. Давай свой палец и будь мужчиной.

Голос у Ирихи певучий, успокаивающий, совсем как у настоящего врача из детской поликлиники. Митяй даже обиделся. Ему недавно брюки сшили, а она говорит с ним, как с маленьким.

— Я и так мужчина! Не видишь — брюки?

— Это ничего — брюки. Когда моя мама рвёт зуб, она всем своим больным — и в брюках и не в брюках — говорит: «Будьте мужчиной». Так полагается. Я сколько раз была у неё в поликлинике, знаю.

Ириха обмакнула стеклянную палочку-мазочку в йод и помазала вспухший палец.

— Будьте мужчиной! — ещё раз повторила она.

Митяй пренебрежительно скривил губы: неужели эта девчонка думает, что он заплачет? Да никогда в жизни! Митяя даже мать считает мужчиной, и когда зовёт его с отцом обедать, то всегда говорит: «Мужчины, к столу, суп стынет!» А тут какая-то пустяковая царапина!

И чтобы доказать, что он настоящий мужчина, Митяй даже улыбнулся, хотя палец ещё ныл. Но Ириха почему-то не обрадовалась, а опечалилась:

— Что же ты не плачешь? Ты плачь, плачь!

— Я никогда не плачу! — строго сказал Митяй.

— Если бы рана была настоящая, ты бы плакал, — разочарованно протянула Ириха. — Значит, твой палец быстро заживет, и мне некого будет лечить. Пожалуйста, поболей ещё хоть три денька! Ну, пожалуйста!

Голосок у Ирихи был такой жалобный, а глаза такие просящие, что Митяй сразу же согласился.

— Ладно, лечи!

— Давай, я тебя в большую книгу запишу! — Ириха достала из сумочки тетрадь, карандаш и нарисовала какую-то извилистую линию.

— Это вовсе и не буквы! — засмеялся Митяй. — Просто каляка-маляка. Как же ты будешь про меня писать?

Ириха не обиделась.

— Я просто так запомню. А запишу понарошку. Врачи всегда записывают. Ну говори, как твоё имя? Фамилия, отчество?

— Дмитрий Дмитриевич Фёдоров. Только ты меня зови Починяй. Я всё-всё починяю! Ладно?

— Ладно, — кивнула Ириха, — а ты меня зови Врачиха, я всех-всех могу вылечить!

— Ладно, — пообещал и Митяй. Ему всё больше нравилась эта девочка, и он сказал: — Хочешь, я тебе что-нибудь починю?

— А ты и кукольную мебель починяешь? — спросила Ириха. — Понимаешь, мои куклы такие балованные, по постелям прыгают, все сетки продавили.

— Ну, это лёгкая работа! — сказал Митяй и не выдержал прихвастнул. — Я такую работу одним пальчиком за одну минуту сделаю.

Обрадовалась Ириха, запрыгала, в ладоши захлопала.

А про Митяя и говорить нечего. По правде сказать, он боялся, как бы ему не оказаться в новом доме без всякого дела.

И вот такая удача!

Почему Мишуку зовут Почемукой

Вдруг откуда-то сверху раздался отчаянный рёв. Ириха-Врачиха вздрогнула:

— Наверно, кто-то заболел!

Со всех ног она бросил ась вверх по лестнице, Митяй едва поспевал за ней.

Вот и третий этаж. Оказывается, ревел мальчишка, совсем маленький — лет пяти на вид. И не только ревел, а ещё и стучал кулаком по перилам.

— Ты почему ревёшь? Что у тебя болит? — налетела на него Ириха.

— Я не ревлю, я просто кричу, — возразил мальчишка обыкновенным голосом.

Глаза у него были совсем сухие, словно и не он орал минуту назад. И не только сухие, но какие-то весёлые, озорные, любопытные. Да и сам мальчишка был очень интересный — маленький, худенький и такой весь белёсый, будто его только что мукой обсыпали. Митяю даже захотелось подуть на его ресницы — мучную пыль сдуть.