Исповедь самоубийцы - Николай Стародымов

Когда она отошла, отмякающий от вчерашнего Петр спросил у соседа:

— А как я сюда попал?

— О, это была картина! — весело рассказывал подполковник. — Посадка уже закончилась. Вдруг, значит, вносят тебя. Тащат двое узбеков, а сзади милиционер идет, сопровождает тебя, чтобы, значит, никто тебя не обидел. Стюардесса попыталась было что-то, значит, вякнуть, но тут из-за милиционера появляется еще один парень, русский по внешности. И говорит, что ты, значит, из Афганистана, что вы с ним, значит, вместе воевали и кровь мешками проливали, что вы, значит, вчера встретились, что ты, значит, домой, к жене летишь. А сам этой самой стюардессе бумажку, значит, «стольник», в руку сует. Присмотрите, говорит, за ним, а сам ее в тамбур, значит, тянет. А ты лыка не вяжешь. Эти узбеки усадили тебя, значит, на место, потом этот парень русский ко мне подходит и говорит: вы, говорит, значит, военный, так уж из военной солидарности не ругайтесь и присмотрите за ним. И еще говорит: вот, значит, его «дипломат», так вы, говорит, ему потом отдадите, когда он проснется.

Петр только теперь обратил внимание на плоский портфельчик, стоявший под ногами. Что в нем?

Мезенцев потянул его к себе. Хотел было щелкнуть замками. Однако те не поддались.

— А какой код?

Подполковник опять рассмеялся.

— Ну ты даешь!.. Да я-то откуда могу знать код твоего портфеля?

После выпитого коньяка Петр почувствовал, что начал немного лучше соображать. Почему портфель закрыт и заблокирован? Чтобы никто посторонний не мог в него заглянуть. Понятно. Но и чтобы он сам тоже не мог в него заглянуть?

Мелькнуло нелепое: а вдруг там и в самом деле бомба, по поводу которой пошутила стюардесса? Чтобы рванула в полете — и никаких следов… Правда, Петр тут же отогнал эту мысль — его без проблем можно было бы грохнуть где-то в Ташкенте, да в арыке утопить. Солдатская молва утверждала, что немало «афганцев» нашли себе именно такую смерть. Так что, если рассудить здраво, вряд ли эти мафиози стали разыгрывать столь сложную комбинацию.

Тогда логично было бы предположить иное: что это сделано для того, чтобы он в свой кейс не заглянул при посторонних!.. Быть может, и так. Но ведь когда поблизости не будет посторонних, ему все равно придется собственный «дипломат» взламывать?

Ладно, сейчас не до него. Сейчас нужно решать вопрос, что делать дальше…

Петр прикрыл глаза, чтобы не приставал благожелательный подполковник, и задумался.

Собственно, выбор у него не богат. Вариант первый. Прямо в аэропорту Борисполь подойти к первому попавшемуся милиционеру и сообщить ему следующее: что он был направлен из Афганистана сопровождать трупы погибших подчиненных, что в одном из гробов оказался вместо трупа наркотик, что его обманули, подсунув «липовый» документ на получение одного гроба, что его увезли неизвестно куда и неведомо кто, что его непонятно как посадили в самолет, что ему через стюардессу подсунули коньяк и «дипломат» неведомо с чем… Такую сказочку, которую он не сможет ничем подтвердить, конечно, можно рассказать. Да вот только кому захочется связываться с ее проверкой? Другой вариант: просто сделать вид, что ничего не знаешь. В конце концов, если его посадили в самолет, значит, не собираются сдавать правоохранительным органам. Значит…

— Слышь, старлей!

Петр вздрогнул, открыл глаза. На него с усмешкой смотрел сосед.

— Мы уже пошли на посадку, — сообщил ему подполковник. — Так что не засни.

— А, ну да, спасибо…

Петр вдруг осознал для себя со всей очевидностью, что никому ничего сообщать не собирается. Если бы все по-прежнему было в Ташкенте, если бы у него были реальные основания сомневаться, что мафия в отношении его сдержит свое слово, быть может, он и поступил бы иначе. Но так… В конце концов, если нужно будет, он всегда сумеет уклониться от заданий преступников!

…Погоди, а документы-то на месте? Извечная заповедь военного человека — чтобы документы всегда были при себе.

Мезенцев суетливо сунул руку в нагрудный карман. Удостоверение личности офицера и заграничный паспорт покоились там. Петр первым делом раскрыл удостоверение. Командировочное тоже на месте…

Он уже хотел, успокоенный, убрать книжечку на место, когда обратил внимание на небольшой листочек, вложенный между страницами. На нем было проставлено только четыре цифры.

Код замка!

Старший лейтенант хотел было тут же проверить содержимое портфеля, однако одумался. Лучше, понял он, потом, без свидетелей. Чтобы при необходимости избавиться от содержимого.

…В Борисполе Петр первым дело направился в туалет. Заперся в кабинке. Набрал указанный в записке код. Замки щелкнули, крышка легко поднялась.

Под ней были деньги — несколько пачек. Кроме того, там находились вполне обычные для той поры предметы, которые обычно везли из Афганистана: кофточки с цветочками, платочки с блестками, еще кое-что жене, входившие тогда в моду «вареные» джинсы… Короче говоря, самый бдительный страж порядка и законности, загляни сюда, не усмотрел бы ничего криминального. Ничего, кроме одного — в кармашке Петр обнаружил несколько десятидолларовых купюр. А это по тем временам был криминал.

Петр понял, что он уже «на крючке», что он уже куплен. Правда, не мог и предположить, когда и как за подобные «услуги» ему придется рассчитываться.

Тем не менее сдаваться в милицию не пошел…

Настоятельница заходила каждый день. Присядет в углу в кресло и молча глядит на меня своими горящими глазами. Это неприятно, однако, как ни говори, как-то волнует.

Именно она одна и была моим связующим звеном с внешним миром. Тем более, что телевизора в моем номере не было. Вернее, он был, но смотреть по нему можно было только видеокассеты. Когда мне хотелось отвлечься от работы, я их заказывала все у той же Настоятельницы.

Кроме заказов меню, просьб по поводу видеокассет, я к ней практически и не обращалась ни разу. А, чуть не забыла, только однажды попросила дать телеграмму матери, что задерживаюсь еще на недельку, дабы она не волновалась и панику не поднимала.

Так все длилось, повторяю, две недели. Я прочитала последние наброски рукописи Самойлова.

Сараби-Боксер-Игорек

Киллер открыл глаза.

Он увидел себя в замкнутом помещении, скорее всего, подвале. Рядом несколько человек, все незнакомые. И только теперь почувствовал, что лежит на жестком ложе, привязанный к нему по рукам и ногам.

В принципе, он уже давно предполагал, что рано или поздно вполне может попасть в подобную ситуацию. Но теперь был слишком расслаблен, чтобы понять, как это его нынче угораздило.

Над ним склонился крупный мужчина с перебитым носом и суровым взглядом.

— Ну что, пришел в себя? — спросил он.

Сараби не нашел ничего более оригинального, как поинтересоваться:

— Кто вы? И чего от меня хотите?

Крупный мужчина — это был Боксер — удовлетворенно выпрямился.

— Очухался! — сообщил он кому-то. — Можешь теперь браться за него ты!

Над Сараби склонился незнакомый ему мужчина. Это был Игорь Викторович.

— Вчера в ресторане ты нашумел? — спросил он.

Вопрос был задан более чем конкретно. Однако Сараби попытался оттянуть время начала конкретного разговора еще хоть немного.

— В каком ресторане? — ненатурально изобразил он недоумение.

Игорек, как именовал Самойлов своего секретаря, ничего не ответил. Просто его лицо отплыло в сторону. В глаза Сараби опять ударил резкий свет. И на фоне яркого фонаря обозначилась рука со шприцем.

Откуда-то издалека доносились слова, обильно пересыпанные матерщиной:

— Хватит тебе выдрёпываться! Ты нам на фиг не нужен — киллер и есть киллер, с тебя и спроса никакого… Кто тебе заказал это убийство?

Даже в таком беспомощном виде киллер постарался держаться на высоте.

— Я все понимаю. И дергаться не буду. — Неожиданно даже для себя он повторил слова человека, который захватил его. — Я ведь киллер — могу и вам пригодиться. А если меня кончите — так только червям на прокорм…

Через какое-то время Сараби уже сидел в кресле. Напротив него расположились Боксер и Игорек. А в углах комнаты стояли трое с пистолетами. Против такого арсенала не попрешь, будь ас хоть какой подготовки.

— Короче, Сараби, четко и конкретно: кто тебе заказал убийство?

Парень обратился к киллеру по имени. Это было плохо. Значит, его не случайно захватили, значит, о нем много знали, значит, его и в самом деле вычислили.

— Азиз, — коротко ответил киллер.

В самом деле, чего он будет выгораживать человека, каким бы «авторитетом» тот ни был, если он, прямо или косвенно его подставил?

Услышав это имя, Боксер даже не пошевелился. Зато Игорек нахмурился, призадумался. Значит, сделал для себя вывод Сараби, первый об Азизе никогда не слыхал, зато второму это имя что-то говорит.