Круги в пустоте - Виталий Каплан

— Хорошо иметь домик в деревне, — поддакнул второй и сам же хохотнул своему остроумию.

— Нет, ребята, вы ошиблись. Я не папа, — он мрачно усмехнулся. — Я совсем наоборот. И все будет не так, и жизнь подходит к неизбежному концу. Хайяар тяжело взглянул на обладателей белых рубашек, и те непонимающе уставились на «нестандартного папашу». — Хотите знать, как на самом деле будет? Вот ты, — он ткнул пальцем в весельчака, — умрешь к середине августа, по онкологии, неоперабельная стадия. А вот ты, — хищно улыбнулся он белозубому, — повесишься у себя в сортире. Черная тоска, или маниакально-депрессивный психоз, так это у вас называется. Недельки три пока погуляй, а потом — в петлю. Стоять! — негромко, но властно произнес он, видя, что веселье в бандитских глазах гаснет, а руки тянутся куда не положено.

Поздно, поздно. Мысли Хайяара уже клубились бурым туманом, и из него родилась тонкая, слегка искривленная игла, хищно задрожала, точно усики муравья тси-лмау, раздвоилась — и вошла в сердца так ничего и не понявших парней. Никто, разумеется, не мог ее видеть, все происходило в оммо-тло, первом из внутренних слоев Круга, но вот уже обреченные часто-часто задышали, точно им не хватало вечернего, напоенного бензином и сиренью воздуха, потом их затрясло мелкой дрожью, и оба молодых человека обессиленно сползли вниз, привалившись спинами к останкам своего джипа. Глаза их тупо, бессмысленно уставились друг на друга.

— А не пройдет и часа, мальчики, вам станет очень-очень больно, — участливо сообщил им Хайяар. — Только «Скорая помощь» не поможет. Вам вообще уже больше ничего не поможет. На джипах ездить вредно для здоровья, вас разве не предупреждали? У вас, видимо, плохая память. — Голос его сделался плавным, чарующим. — Вы плохо помните. Вы вообще ничего не помните. Ни кто въехал в зад вашему джипу, ни парнишку, ни девчонку, ни меня… Вы совсем ничего не помните. А если вам напомнят — скажете, что ни к кому претензий не имеете. Вам и не надо их иметь, вам бы сейчас о другом подумать, о том, как войдете вы в черные пещеры Нижнего Слоя, во владения Великой Госпожи Маулу-кья-нгару, и что вы ей там скажете, прежде чем хлебнуть воды из Круглого Озера…

Он резко повернулся и направился к испуганно глядящим издали Ане и Владьке. На душе было весело, душа напоминала сейчас чрево после роскошного пира в доме знатного. Живой силы в парнях было изрядно, и он взял ее почти всю, оставив бедолагам самую малость, чтобы их смерть гляделась естественно. Пришлось, конечно, влить им по капельке киар-мин-дау, «полужизни», пятнами рассеянной в оммо-тло. Это поддержит их первое время, обманет здешних лекарей с их мертвыми железками и снадобьями, зато потом отравит и те остатки истинной живой силы, что еще плескалась в сердцевине их имну-минао. А выпитого из них вполне хватит недели на две серьезного магического делания.

— Все, ребята, — весело сообщил он выжидательно глядящей на него молодежи, — этой проблемы больше нет. У владельцев джипа нет никаких претензий. Они не будут требовать денег, у них вообще теперь другие интересы. А за «восьмерку», — повернувшись к Владьке, он хлестко щелкнул его по носу, — ты Руслану заплатишь что положено, и тут я тебе помогать не буду. Ты уже достаточно большой мальчик.

13

Вода в тарелке подернулась радужной дымкой — и застыла, являя облитую умирающим закатом горницу. Увы, пришлось обходиться обычной тарелкой с надписью «общепит», наследство покойной хозяйки квартиры. Серебряной чаши, какая положена при связи по Тонкому Вихрю, все равно не было. Тем более, что серебро — это условность, главное — произнеся необходимые Слова Силы и совершив ритуал, проникнуть духом сквозь разделяющую Круги пустоту, что лишь кажется пустотой, на самом деле она живая. И не просто послать иглу своего имну-тлао в бесконечно далекий теперь Оллар, но и попасть куда надо, так попасть, чтобы тебя услышали и ответили.

А надо было — в Белый Замок, где сидят сейчас составляющие Собрание старцы, обладатели плащей власти. Они ждут его слова, его отчета. И знают — он среди них, он видит все, происходящее в горнице, слышит каждое слово и готов ответить, когда будет ему дозволено говорить. Ибо не прошедший Глубинное Посвящение не может носить цветной плащ, ему надлежит почтительно молчать. Даже если он столь важен Собранию, что его вызывают из другого Круга, по тянущейся сквозь Тонкий Вихрь ниточке… и вообще допускают на самую вершину Тхарана, туда, где обсуждаются поистине тайные дела, недоступные не то что мелкой шушере, но и проверенным, надежным магам, прошедшим Великое Посвящение.

Хайяар передернул плечами, его знобило, хотя в комнате было тепло. В этой, московской. А уж тем более в той, расположенной в самой высокой башне Белого Замка, там горница не успела еще остыть от жара иллурийского солнца. Но слишком уж много сил отнимала связь. Тонкому Вихрю, как и любому живому, не нравится, когда его протыкают насквозь, он стремится оборвать светящуюся ниточку, затянуть открывшийся в его плоти канал, и нужно немало потрудиться, дабы сладить со своенравной пустотой. Зато теперь он, можно сказать, был рядом со старцами-плащеносцами и видел все их глазами. Впервые оказывали ему такую честь.

…Ставни плотно затворили, и пространство озарялось лишь десятком толстых свечей, равномерно расставленных по углам. И хотя это не столь уж и требовалось, хотя все пятеро вполне могли бы обойтись и без света, они не считали себя вправе посягать на вековые традиции. Собрание Старцев должно проходить именно так — зажжены розовые свечи, закрыты ставни, Покров Тишины наложен на неимоверно разросшуюся сейчас горницу, и подслушать их не мог никто — ни любопытный раб (хотя таковых здесь и не водилось), ни любопытный колдун-одиночка, коим Тхаран отчего-то побрезговал. Что же до своих магов, те никогда и не рискнули бы подслушивать, они еще с юности, с суровых лет ученичества знали, чем это кончается. И уж тем более стихийные духи — уж с кем-с кем, а с подобной живностью собравшиеся умели обходиться не менее искусно, чем опытный псарь с порученной ему сворой.

И все-таки, чувствовал Хайяар, они боялись. Страх — слабый, едва ощутимый, желтовато-бурый, — выползая из их мыслей, дрожал в замкнутом пространстве горницы, клубился невидимым обычному глазу дымом. Его, конечно, легко было бы развеять, но к чему? Все пятеро слишком хорошо знали причину, а притворяться друг перед другом считали делом постыдным.

Долгое молчание нарушил плотный седобородый старик в белом плаще, сидевший напротив дверей, в высоком кресле со спинкой, изображающей вставшего на дыбы горного барса.