Пандемониум - Лорен Оливер

— Так и будешь ходить весь день? — сквозь зубы спрашивает Джулиан.

Я уверена, что он тоже чувствует напряжение.

— Не нравится — не смотри, — огрызаюсь я в ответ.

Еще несколько минут в молчании. Потом Джулиан подает голос:

— Отец вытащит меня отсюда. Он скоро им заплатит.

И снова внутри меня набирает силу ненависть к Джулиану. Он должен знать, что в мире нет никого, кто заплатит за меня выкуп. Он должен понимать, что наши похитители, кто бы они ни были, знают об этом, и меня либо убьют, либо оставят здесь подыхать.

Но я не говорю ему ни слова. Я возвожу отвесные, гладкие стены своей башни. Я внутри, между нами камень.

Часы, как диски из серого камня, ложатся один на другой. От них пахнет, как изо рта бродяги. Они двигаются медленно, со скрипом, пока не начинает казаться, что они остановились навсегда. Они просто увеличивают свою массу и давят, давят без конца.

А потом без всякого предупреждения свет отключается, и мы снова погружаемся в темноту. Мне становится так легко, даже весело. В темноте я начинаю успокаиваться. При свете мы с Джулианом раздражали друг друга, злились, не знали, куда себя девать. А сейчас я слышу, как он устраивается на матрасе, я знаю, что нас разделяет всего несколько футов, и мне хорошо оттого, что Джулиан рядом.

Даже наше молчание теперь ощущается по-другому, оно успокаивает и примиряет.

Спустя какое-то время Джулиан спрашивает:

— Ты спишь?

— Нет пока.

Я слышу, как он переворачивается на бок, лицом ко мне.

— Хочешь, расскажу еще одну историю?

Я киваю, и, хотя Джулиан меня не видит, мое молчание воспринимает как согласие.

— Однажды случился по-настоящему страшный ураган, — Джулиан молчит немного и говорит: — Вообще-то это выдуманная история.

— Я поняла.

Я закрываю глаза и представляю себя в Дикой местности. Дым костра режет глаза, сквозь туман до меня долетает голос Рейвэн.

— Жила одна девочка, звали ее Дороти. Она спала в своем доме, ураган поднял его над землей и понес по небу. Когда Дороти проснулась, она обнаружила, что оказалась в удивительной стране, где жили маленькие человечки, а ее дом приземлился на злую волшебницу. В общем, раздавил ее. И все маленькие человечки, манчкины[17], были очень благодарны Дороти и подарили ей за это пару волшебных туфелек.

Джулиан замолкает.

— Ну? — спрашиваю я, — А что было дальше?

— Не знаю, — отвечает Джулиан.

— Как это ты не знаешь? — удивляюсь я.

Я слышу, как он ворочается на своей койке.

— Это все, дальше я не читал, — говорит он.

Для меня это звучит как сигнал тревоги.

— Так это ты не сам выдумал?

Джулиан колеблется секунду и признается:

— Нет.

— Никогда раньше не слышала эту историю, — говорю я и стараюсь при этом, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее, — И в учебниках ее, кажется, не было. Я бы запомнила, если бы она была в программе.

Читать и распространять разрешают не так много книг, максимум две-три в год, а иногда вообще ни одной. Если я не слышала эту историю, есть вероятность, что это потому, что она запрещенная.

Джулиан кашляет.

— Ее и не было, ну, в школьной программе. — Он молчит немного и говорит: — Она запрещенная.

У меня по телу начинают бегать мурашки.

— Где ты нашел запрещенную книжку?

— У моего отца много важных друзей в АБД. Члены правительства, священники, ученые. Поэтому у него есть доступ к… к конфиденциальной информации и к разным документам из прошлых времен. Из времен болезни.

Я лежу тихо и слышу, как Джулиан тяжело сглатывает, прежде чем продолжить.

— Когда я был маленький, у моего отца был кабинет… Вообще-то у него их было два. В одном кабинете он делал почти всю работу для АБД. Мы с братом часто сидели там и до самой ночи помогали отцу складывать буклеты. Забавно, для меня до сих пор полночь пахнет газетой.

Меня настораживает упоминание о брате. Раньше я никогда не слышала, что у Джулиана есть брат, не видела его фотографий в агитационных материалах АБД или в местной газете «Слово». Но я не хочу перебивать Джулиана.

— А второй кабинет всегда был заперт. Туда никому не разрешалось заходить, и отец прятал ключ. Вот только однажды… — Джулиан опять ворочается, — Однажды я увидел, где он прячет ключ. Было поздно. Я уже должен был спать. Я захотел попить и вышел из комнаты, чтобы набрать воды, и увидел с лестницы отца. Он подошел к шкафу в гостиной. Там на самой верхней полке стояла фарфоровая статуэтка петуха. Я видел, как отец снял голову петуха, как колпачок, и положил внутрь ключ.

На следующий день я притворился, будто заболел, и мне разрешили не ходить в школу. После того как отец и мама ушли на работу, а брат побежал к школьному автобусу, я прокрался вниз, взял ключ и открыл второй кабинет отца, — Джулиан тихо усмехается, — Кажется, никогда в жизни я не был так напуган. У меня так тряслись руки, что я раза три уронил ключ, все никак не мог вставить в замочную скважину. Я понятия не имел, что там внутри. Не знаю, что ожидал там увидеть. Может, мертвецов или запертых на ключ заразных.

Я, как всегда, напрягаюсь, когда слышу это слово, но потом решаю расслабиться и слушать дальше.

Джулиан снова смеется.

— Я жутко разозлился, когда увидел там все эти книги. Я-то надеялся на большее. А потом я понял, что это не обычные книги. Они были совсем не похожи на те, что я видел в школе или которые читали в церкви. Тогда-то я и понял, что они запрещенные.

Против моей воли оживают давно похороненные воспоминания. Я первый раз вхожу в трейлер Алекса. Пламя свечи освещает дюжины и дюжины странных, незнакомых названий, истертые от времени корешки книг. Я открываю для себя поэзию. В одобренных правительством местах книги служат для того, чтобы приносить пользу. Но запрещенные книги не такие простые. Некоторые похожи на паутину, и ты на ощупь идешь по нитям сюжета в удивительные, полные тайн места. А некоторые, как воздушные шары, сами взлетают к небу, до них не дотянуться, но можно наблюдать за их прекрасным полетом.

Но есть другие, самые лучшие, они как двери.

— После того случая я каждый раз, когда оставался один дома, пробирался в этот кабинет. Я знал, что это неправильно, но ничего не мог с собой поделать. А еще там была музыка, совсем не такая, как из Библиотеки одобренных фильмов и музыки. Ты даже представить себе такое не можешь, Лина. В тех песнях было полно дурных слов, все о делирии… Но не все они плохие и не все о безнадежности существования. Ведь считается, что в те времена все были несчастны. Считается, что все люди были больны. Но некоторые песни… — Джулиан замолкает, а потом тихо поет: — «Все, что тебе нужно, — это любовь…»