Генерал Симоняк - М Стрешинский

На низеньких скамейках сидели сержанты и солдаты в ватниках.

- В атаку вы пойдете первыми, - говорил Шелепа. - Еще наша артиллерия будет вести огонь, а вы уж по Неве полетите. Пошли в атаку - и ничто для вас не существует. Только вперед смотреть. Дзот попался - блокировать, взорвать, ослепить. Помните, всё зависит от вас, вы открываете путь батальону.

Шелепа остановился.

- Трудно всё это? Да. Опасно? Да, опасно. Кто в себе не уверен признавайтесь честно. Лучше сейчас скажите, чтобы не подвести в бою. Или, может, больные есть?

На несколько секунд воцарилось молчание.

- Значит, нет? - переспросил замполит.

Со скамьи медленно поднялся скуластый солдат.

- Ты что, Набиев?

- Не думай плохо, комиссар, - заговорил тот, с трудом находя слова. - Не думай, что я боюсь. Нет, комиссар. С ногой у меня худо.

Он протиснулся вперед и стянул сапог.

- Во, гляди, комиссар. Разбил я на учениях. Думал, заживет, а нога распухла.

- Что ты, Набиев! Хорошо, что сказал. Подлечи ногу. Тебя заменим. Кто еще не может?

- Все пойдем, - с разных сторон послышались голоса солдат.

Симоняк вглядывался в обветренные решительные лица: Славные парни, их ничто не остановит.

...Еще задолго до боев Симоняк задумался: где ему устроить свой наблюдательный пункт?

Командный пункт намечалось разместить в лесу, километрах в трех от Невы. Если руководствоваться наставлением штабной службы, наблюдательный пункт надо строить неподалеку. Но там лес, ничего не будет видно. Насколько метко поразят орудия прямой наводки засеченные цели - не определить. Как двинутся штурмовые группы и стрелковые цепи - тоже. А раз так, то и не сможешь руководить ходом боя. Симоняк размышлял: Строить наблюдательный пункт в лесу даже не в трех километрах от берега, а в трехстах метрах - нет смысла. Его надо оборудовать прямо на берегу. Он сам набросал эскиз наблюдательного пункта - небольшого тоннеля, врезанного в откос берега. Конечно, место было не безопасное. Симоняку говорили: Ведь это под прямым прицельным огнем врага. Но он считал, что возможность видеть поле боя искупает опасность. Симоняк передал эскиз командиру саперной роты лейтенанту Александру Карабанову, знакомому ему еще по Ханко.

- Сделаете?

- Построим.

И через десять дней Симоняк с нового НП рассматривал в стереотрубу левый берег Невы.

Операция готовилась тщательно, скрупулезно, но у Симоняка всё время было чувство, что еще что-то он недоделал. Он снова и снова отправлялся в части или наведывался в штаб фронта.

Лед на Неве нарастал медленно. Саперы ежедневно замеряли его толщину,. и Симоняк покачивал головой: тонковат, не выдержит тридцатьчетверок - средних танков, которые придавались дивизии.

В инженерном управлении фронта ломали голову над тем, как переправлять танки через Неву. Сперва инженеры предлагали: после форсирования реки пехотой и захвата ею плацдарма взорвать лед и навести понтонный мост. Говоров забраковал это предложение:

- Много нужно времени, сил, средств... Нельзя ли придумать что-нибудь попроще?

Попробовали вмораживать в лед тросы, армировать его, но опыт оказался неудачным.

После долгих расчётов два инженера - Леонид Смаглий и Лев Баршай предложили новое решение: по льду проложить деревянные брусы двумя рядами, как рельсы, просверлить брусы и лед, пропустить штыри и соединить болтами. Мороз всё скрепит, получится нечто вроде деревянно-ледяных балок, способных выдержать большую тяжесть.

На Неве возле Ново-Саратовской колонии построили опытную переправу. На ее опробование приехали командующий и члены Военного совета фронта.

Вначале пустили легкий танк. Он быстро промчался на другой берег. На лед вышла тридцатьчетверка. Вел танк механик-водитель Михаил Иванов. Оставив на всякий случай люк открытым, он двинулся вперед. За танком шли по реке десятки людей.

- Гляди, Николай Павлович, держит лед! - сказал начальник инженерных войск Бычевский.

И вдруг они увидели, что танк начал оседать. Через несколько секунд он скрылся в воде.

Все остановились безмолвно у полыньи. Из воды показалась голова Иванова. Симоняк и еще несколько человек бросились к краю льдины, вытащили механика-водителя.

Неудача очень огорчила. Неужели не удастся переправить тридцатьчетверки? Вскоре после испытания Симоняк встретился с Бычевским.

- Всё будет в порядке, - сказал тот. - Неудача вызвана тем, что брусы промерзали меньше часа. По расчетам, для этого требуется не менее двух часов.

...Незадолго до выхода войск в район сосредоточения в Ново-Саратовскую колонию приехали маршал Ворошилов и генерал Говоров. Вызвали командиров полков.

Командующий молча разглядывал привезенные ими карты, на которые была нанесена обстановка.

- А почему у вас нет карты, товарищ Шерстнев? - удивился он.

- Я сюда прямо с рекогносцировки. Карта в штабе, не успел заехать.

- М-да... - недовольно проворчал Ворошилов. - А задачу свою знаете?

Шерстнев коротко и четко доложил задачу полка в свое решение.

- Хорошо, - улыбнулся маршал. А Говоров, взяв чью-то карту, положил ее перед Шерстневым.

- А что вы предпримете, если противник ударит отсюда? - Он указал на Пильню-Мельницу. - Или отсюда?

Он молча, даже хмуро выслушивал ответы командира полка. Но Симоняк знал: это молчание - добрый признак. Раз командующий не делает никаких замечаний, значит, одобряет. Не растерялся Александр Иванович, - думал комдив. - И в бою тоже не спасует.

6

Надо было заботиться не только о выучке бойцов, но и об их душевной закалке. Как-то Симоняк с группой солдат и офицеров поехал в Ленинград, на Кировский завод. Шагали по заводской территории мимо искореженных снарядами и бомбами зданий, угрюмых опустевших цехов. Всё казалось замерзшим, даже в тех помещениях, где велись работы. Щемило сердце. У многих станков стояли ребятишки - худые, с усталыми лицами и покрасневшими от холода руками. Они не бросали работу, даже когда совсем близко грохал разорвавшийся снаряд.

Дым из заводских труб фашисты видели и невооруженным глазом - ведь их окопы находились неподалеку от завода. Они часто открывали по нему огонь. Но кировцы не покинули родные цеха даже в первую страшную блокадную зиму, они давали оружие фронту. И Симоняк, слушая рассказы о страданиях и великом мужестве рабочих, невольно вспомнил тихоновские строки: Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей. Он повторял про себя и другие стихи Тихонова, написанные в блокадном Ленинграде:

...На невском святом берегу

Рабочие русские люди

Умрут, не сдадутся врагу.

Симоняк расспрашивал, нет ли на заводе людей, воевавших в одной из старейших частей Советской Армии - Ленинградском путиловском полку, который создавал в восемнадцатом году герой гражданской войны Ян Фабрициус.