Возвращение пираньи - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, можно спускаться. Он остановился метрах в трех от четверки, еще не успевшей в полной мере осознать горечь плена. Обычное зрелище, ничего нового – смесь испуга и злости на лицах, ошарашенность понемногу проходит...
Не теряя времени, Кацуба заорал что-то. Не получив ответа, ударил очередью в доски палубы совсем рядом с чьими-то подошвами. Брызнула щепа, сидевший на корточках молчун от страха свалился на пятую точку, но рта так и не открыл.
Плавным движением Кацуба вырвал из-за пояса револьвер, навел на молчуна, потянул спуск. Выстрел. Ближайшего к оседавшему мертвецу пленника забрызгало багрово-белым, он втянул голову в плечи, издав нечто среднее меж стоном и воплем.
Никаких эмоций Мазур не испытывал. На войне, как на войне, они сюда не кофей гонять пришли, мы их сюда не звали... Они первые начали. Пресловутое экстренное потрошение – процедура предельно жестокая, но необходимая. Кто-то должен, наконец, сломаться, а если нет – продолжим...
Ага! Тот, которого на совесть обдало кровью и мозгами, пронзительно, торопливо заорал – что-то осмысленное, пусть и непонятное. Сломался, такое впечатление...
– Что? – спросил Мазур.
– Пока что – жить хочет, и не более того, – отмахнулся Кацуба, прорычал что-то на испанском.
Они с пленным с минуту то ли спорили, то ли торговались. Потом говорил один Кацуба. Потом – один пленный. Наконец подполковник осклабился:
– Испражняется... Короче, мон колонель, к нам понемногу поспешает целая флотилия. Четыре кальяпо, баржа на буксире у катера, еще один катер... Из и г р о к о в – человек десять, остальные – окрестные индейцы, их попросту согнали и запрягли. Симпатия твоя предугадала все четко...
– Далеко они? – спросил Мазур, не имевший времени обижаться на «симпатию».
– Километрах в трех, – сказал Кацуба. – Они по-черепашьи тащатся – равнение держат на самых тихоходных, сиречь на плоты. Ну, дело понятное – хоть и посадили на каждый кальяпо по своему хилому мордовороту, но опасаются, что «индиос» могут улучить момент, шарахнуть надсмотрщика багром по голове и драпануть в чащобу подальше от высокой политики... А эти вырвались вперед – не терпелось им, эстетам, первыми добраться до новенького оружия... я, циник старый, подозреваю, и до толстых бумажников «буржуазных свиней», идея идеей, а жрать-то хочется... Пора красиво уходить.
– Самое время, – кивнул Мазур, перегнулся через перила.
Неплохая моторочка, вместительная, сюда и десять человек запихнуть можно... Он замахал рукой Ольге:
– Быстренько за вещами! Переодевайся в темпе!
Вместе с Кацубой они погнали пленников на корму. Одного за другим спихнули в трюм – последнего пришлось поторопить вовсе уж невежливым пинком. С помощью Фредди водрузили на место крышку люка.
– Они ж его там придавят за нестойкость перед врагом... – хмыкнул Мазур.
– Их внутреннее дело, – отмахнулся Кацуба. – Ну, быстренько хватаем вещи и сматываемся...
– Эй! – охнул Кошачий Фредди. – А меня вы что, здесь оставите? Я ж воевал, как мог, кто-то из этих, – он кивнул на пассажиров, – непременно заложит, и кормить мне кайманчиков...
– А ведь верно... – вслух подумал Мазур. – Ладно, парень, беги за вещами...
– К черту вещи! – заорал Фредди, кидаясь к надстройке. – Кысок, главное, прихватить!
Кацуба плюнул.
– Ну, что ты с ним будешь делать? – спросил Мазур, словно бы оправдываясь. – Ему и в самом деле оставаться нельзя, стукнет кто – и конец... Да и мужик опытный, бывал в здешних местах...
– А я – что? Я ничего. Меня главным образом удручают кыски...
– Места хватит, – пожал плечами Мазур. – Рявкни-ка им, чтобы сидели тихо с четверть часика, а то начнут хватать за фалды...
– Сейчас лучше сделаем, – ухмыльнулся Кацуба.
Он положил метрах в трех от сбившихся в кучу пассажиров извлеченный из разбитого бочонка магазин, запустил внутрь большой палец, громко щелкнул пружиной, потом, выпрямившись, произнес внушительно и громко короткую фразу. Ухмыльнулся:
– Сказал, мол, мина. Кто дернется... Они тут не военные эксперты, сожрут... Ходу!
– Не в службу, а в дружбу, – сказал Мазур. – Вещички мои прихвати. Я из рубки карты сгребу...
– Яволь!
Не обремененный поклажей, Мазур оказался у трапа первым. Не выпуская винтовки, настороженно поглядывал в ту сторону, откуда могли появиться основные силы неприятеля. Кацуба приволок сумки, с грохотом свалил у трапа, умчался за канистрами.
– Готова, хефе!
Мазур обернулся к Ольге. М-да, идеальный солдатик с яркого рекламного плаката – высокие ботинки, камуфляжные портки, такая же куртка, черная армейская майка, «гаранд» с длинным магазином на плече, «беретта» у пояса, мама родная, и мачете нацепила, всадница под бледной луной...
Но не было времени иронизировать или шутить. Он лишь удивленно поднял брови, глядя на объемистую сумку, которую Ольга притащила с собой:
– А это что?
– Платья, конечно, – ответила она словно бы даже удивленно. – Не бросать же? Сумка совсем легкая...
От растерянности он промолчал, махнул рукой, и Ольга обрадованно потащила сумку к борту, опасаясь, очевидно, что грозный вождь может передумать.
Подбежал Фред, пыхтя, обеими руками держа перед грудью ящик с кошками: одна, видимо, почувствовав резкую перемену обстановки, надрывно замяукала.
– Вниз! – скомандовал Мазур. – Принимай вещи!
– Только кысок не оставь...
– Ладно ты, вниз!
Выругавшись мысленно, Мазур первым делом переправил в лодку кошачий ящик – теперь заорали все три, – потом взялся за сумки и оружие. Появился Кацуба с четырьмя канистрами, две он волок в руках, две зажимал под мышками и оттого передвигался, нелепо скрючившись, семеня.
– Живо, живо! – поторапливал Мазур.
– Сеньор коммодор!
Он резко повернулся, не сразу и сообразив, кому принадлежит женский голос, был уже мысленно в каком-то другом мире, ничего общего не имевшем с пароходом.
Супружница инженера наконец-то рискнула первой из обитателей «господской» половины выйти на палубу. Увидев два имевших место трупа, отшатнулась, но не убежала. Уставилась на Мазура испуганно, моляще, с надеждой:
– Все ведь кончилось?
– Не совсем, но в общем... – промямлил он.
Снизу нетерпеливо свистел Кацуба – все трое уже сидели в лодке, судя по звукам, кто-то из них, не теряя времени, пытался запустить мотор.
– Вы что, уезжаете? – Молодая женщина сделала такое движение, словно хотела ухватить его за рукав. – Как же теперь...
Ну, и что ей теперь скажешь? Что вообще можно сказать? Самого главного нельзя, а все остальное не годится, поскольку не поправит пикового положения, в котором нежданно очутилась насмерть перепуганная сеньора из общества. Впрочем, и главное, окажись оно каким-то немыслимым чудом ей известно, опять-таки ничего не поправит...
Отведя глаза, стиснув зубы, Мазур соскользнул на штормтрап, с привычной сноровкой перебирая толстые деревянные перекладины, спустился в лодку, где оказалось довольно просторно.
Мотор взревел – Кацуба с ним справился в два счета, – стал выплевывать сизый чад. Перехватив взгляд напарника, Мазур кивнул, подполковник дал газ, и пароход словно отпрыгнул назад, в лицо ударил сыроватый ветерок...
Глава десятая
Когда сказочники правы...
Темно-зеленое пластиковое корыто, невысокое, как мыльница, плоскодонное и квадратное, как мыльница, начерпало бы изрядно воды и пошло ко дну при малейшем волнении, но здесь, на спокойной реке, где течения совершенно не чувствовалось, оно оказалось чуть ли не идеальным средством передвижения. Поначалу Кацуба, повинуясь естественному рефлексу бегущего, чересчур поддавал газу, сидящих захлестывало брызгами, пару раз при резких поворотах через борт плеснула коричневая водица, но очень быстро рулевой приноровился, нашел подходящую скорость, позволявшую поспешать, но не нестись сломя голову.
Потом скорость пришлось сбавить – коряги шли косяками, огромные, уродливые, стволы и сучья мертвых деревьев, толстые ветви торчали шипами и при малейшей оплошности рулевого могли превратить кого-то из сидевших в лодке в цыпленка на вертеле. С высокой палубы «Хиггинса» река представлялась совсем другой, но теперь...
Кацуба совсем сбросил газ – слева высоченная и косматая зеленая стена размыкалась, пропуская сливавшийся с Уакалерой спокойный поток, раза в два ее уже.
– Здесь? – спросил подполковник.
– Я же не господь бог... – проворчал Мазур, изучая карту. – И спидометра у них нет... но очень похоже, что здесь....
Кацуба осторожно ввел лодку в безымянный приток. Лодка теперь плыла со скоростью уносимой течением щепки – коряги перли, как горбуша на нересте.
Вот это были н а с т о я щ и е джунгли. Сельва. Гладкие, светло-бледные, как снятое молоко, какие-то синюшно-болезненные стволы вздымались, тесня друг друга, спутанные пучки лиан заплетали любой кусочек свободного пространства, свисали сверху причудливыми петлями, в свою очередь, отяжеленные лохматыми бородами ярко-зеленого и коричневого мха, а снизу с той же буйно-сумасшедшей жизненной силой вздымались густые папоротники (а может, и не папоротники, аллах их ведает). Зеленая путаница лиан казалась толстенной паутиной. Мазур не удивился бы, появись наверху паук размером с теленка.
