Сторож брату своему - Ксения Медведевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В зале звучали смешки, люди шебуршались и насмешливо подталкивали друг друга локтями – ну-ну, мол, сейчас это невежественное бедуинское отродье опозорится снова.
– Абид… – очень тихо позвал со своего места все еще стоявший – и то и дело вытирающий пот Абу-аль-Хайджа.
Нерегиль резко вскинул ладонь – молчи, мол.
– Сейид, мой сын, он…
– Молчать! – рявкнул сумеречник, и от общей веселости не осталось и следа.
Юноша стоял, напряженный и несчастный, криво закусив губу щербатыми передними зубами. Похоже, мужество ярости оставило его, а спокойствие принесло с собой благоразумие – и страх.
– Ну же, решайся, о Абид, – по-кошачьи улыбнулся самийа, раскрывая здоровенные глазищи.
– Когда карматы идут по пустыне, они заходят в Вабар, – выдавил, наконец, паренек.
И закрыл глаза – вовремя.
Маджлис взорвался хохотом и криками возмущения. Абу аль-Хайджа закрыл лицо руками.
Иса ибн Махан пожал плечами и развел в стороны ладони – ну что я говорил? Вот такие у меня агенты, сейид, – у них карматы заходят в Вабар.
– Куда заходят?.. – переспросил нерегиль зажмурившегося юношу, сусликом стоявшего перед ним.
– В Вабар, – Абид ибн Абдаллах приоткрыл один глаз, потом другой.
– Замолчи, о второе имя невежества! – заорали у него из-за спины. – Отправляйся в свою пустыню красть коней и угонять верблюдов!
– Вон отсюда, пожиратель колючек и горьких плодов колоцинта!
– Молчать! – заорал нерегиль.
Все постепенно затихли. Абу аль-Хайджа подошел поближе:
– Сейид, мой сын…
– Молчать!..
И нерегиль уставился на юнца – тот уже успел распрямиться и принять довольно гордую позу неприступного достоинства:
– Объяснись, о Абид. О чем ты говоришь, я не знаю этого слова, – в собрании снова поднялся ропот: – Молчать, я сказал!..
Парнишка пожал плечами и снисходительно – мол, кто же не знает, что такое Вабар, – пояснил:
– Вабар – это страна джиннов, сейид. Раньше на месте пустыни были сады сумеречников, народа адит. Но Всевышний истребил их, и огонь Его гнева выжег землю. Тогда Всевышний отдал ее джиннам! Теперь джинны выращивают там финики и пасут скот. Самые красивые верблюды – вабарские, это вам любой скажет…
Абу аль-Хайджа молитвенно сложил руки и сделал просительное лицо – мол, не слушайте его, сейид. Не изменившись в лице, самийа серьезно спросил:
– А люди там есть, в этом Вабаре?
Парнишка так же серьезно ответил:
– Всевышний превратил всех тамошних людей в наснасов.
– В кого?
– В наснасов, – теряя терпение, пояснил юнец. – Ну, наснасы – это у которых одна голова, одна нога, одна рука…
– Сейид… – попытался встрять Харсама ибн Айян.
– Молчать!.. А города там есть?
– А как же! – степенно покивал Абид ибн Абдаллах. – Ирем! Ирем Зат аль-Имад, Ирем Многоколонный – красотища, люди говорят!.. Весь в садах, фонтанах!..
– Сейид…
– Молчать!.. Ты сам видел Вабар?
– Я нет, но с племенем руала ходит…
– А среди ваших есть кто-нибудь, кто видел Вабар?
Парнишка несколько смутился:
– Ну… да… но он…
– Что – он?
– Это старый шейх, он был безумен, еще когда я был ребенком… – тихо сказал обреченно стоявший за спиной сына Абу аль-Хайджа.
– Почему ты решил, что Вабар открывается перед карматами?
– Сейид…
– Молчать!.. Я что, тихо спрашиваю? Почему ты решил, что они уходят туда?
Парнишка вдруг съежился – и боязливо оглянулся на отца. Тот так же обреченно махнул рукой. И Абид сказал:
– Я… я ходил… с ними… один раз. Проводником…
Собрание закивало и зашебуршалось – кто бы сомневался. Бедуины – ублюдки без чести и стыда, не знающие истины и веры. Бедуины служат тому, кто им заплатит, – и убивают так же, без зазрения совести.
– Сейид…
– Молчать!
– Мой сын был заложником! У руала! Он ни в чем не виноват! Я отдал его в заложники, а они отправили его с карматским отрядом!
– Рассказывай, о Абид, – ледяным голосом приказал самийа.
Пожав плечами и еще раз оглянувшись на поникшего отца, юноша рассказал:
– Мы шли с ними долго. А потом карматы разделили караван – нас отправили в Неджд, а сами пошли прямиком через пески. И я видел – у них воды на пару дней пути от силы. За пару дней до аль-Ахса не дойдешь.
– А если там колодец? Оазис? – скривился нерегиль.
– Они говорили не о колодце, сейид, – решительно возразил юноша. – Они говорили о долгом отдыхе в садах! А их было не меньше тысячи!
– Ты считать-то умеешь?
– Ну…
– До скольки?
– До десяти…
– Понятно.
– В оазисе нельзя напоить столько верблюдов и столько коней!
– Что еще они говорили?
И тут паренек сник. Причем сник окончательно.
– Я что, тихо спрашиваю? Непонятно говорю на ашшари? Что они еще говорили, о сын греха, не смей скрывать от меня ничего!
– Они говорили… – И парнишка вдруг боязливо заоглядывался по сторонам, словно ожидал нападения неизвестных злоумышленников.
Абу аль-Хайджа заложил руки за пояс с джамбией и мрачно проговорил:
– Ну рассказывай, раз начал…
– Они говорили, что пленных – мало…
Нерегиль хищно прищурился и подался вперед:
– Для чего – мало, о Абид?
– Чтобы и… врата… открыть, и домой привести… – выдавил юноша.
– Какие врата? – прошипел самийа.
– Я не знаю, сейид, – жалобно отозвался юнец – от его былого гонора не осталось и следа. – Не знаю! Но, чтобы открыть врата, им нужны были пленные! Много пленных!
– Вот как… – тихо отозвался нерегиль, медленно распрямляясь.
– Сейид, прошу вас…
– Да, Абдаллах?.. – Самийа, казалось, стремительно погружался в какие-то свои мысли, как в глубокую воду.
– Прошу вас, не давайте веры глупым словам моего сына!
Нерегиль непонимающе нахмурился.
– Абид давно толкует о Вабаре, о джиннах, о наснасах и прочей чепухе, сейид.
– Договаривай, о Абу аль-Хайджа, – нахмурился нерегиль еще сильнее.
– Его мать… – тихо сказал Абдаллах ибн Хамдан – и положил руку на поникшее плечо сына, – …его мать ехала с караваном, который попал в хамсин. Она… не вернулась. С тех пор Абид верит, что она в Вабаре. Простите мою глупость, сейид, я не должен был приводить его сюда.
Абид дернул плечом и отвернулся. Запрокидывая голову, словно хотел лучше разглядеть резной потолок.
– Пойдем, Абид, ты уже достаточно наговорил здесь…
– Постой, – тихо остановил его нерегиль. – Подойди ко мне ближе, о Абид. Ближе. Еще ближе. Сядь напротив меня. Я сказал, сядь. Вот так. Теперь смотри мне в глаза. Я сказал, смотри – мне – в глаза. Вот так. Теперь слушай внимательно мой вопрос. Ты готов?
– Да, сейид, – карие глаза растопырились от возбуждения и какой-то трогательной, отчаянной надежды.
– Когда ты шел с карматами, ты ничего не слышал о золотой женщине в рогатой короне, которая едет верхом на льве, а в руке держит длинное копье?..
Абид замер, как суслик под взглядом змеи. Даже глаза остекленели.
– Ну-у? – угрожающе прищурился нерегиль.
В страшной тишине Абу аль-Хайджа тихо кашлянул и заметил:
– Слишком общее описание, сейид, любая может подойти.
– Раз так, – мрачно проговорил самийа, поднимаясь, – мы идем в сад. Мы – это я и шейхи племен.
Собрание выдохнуло и тихо ахнуло.
В саду самийа принялся рычать, как тигр:
– Какого шайтана вы молчали?!
– А кто бы нам поверил, сейид? – тихо отозвался пожилой шейх в длиннейшей, чуть ли не до пола куфии.
Все сидели под пальмами прямо на песке. Военачальники все еще гомонили в зале.
Поправив икаль, бедуин продолжил:
– Вы видели, как они на нас смотрят? Мы для них – никто. Так, плевок под ногами. И все, что мы говорим, для них – чушь и чепуха. Невежественные измышления. Словно мы не такие же правоверные, как они…
Тонкие породистые губы скривились. Остальные – такие же поджарые, сухопарые, смуглые люди с обветренными лицами – закивали. Да, горожане презирают нас, кочевников. «Болтаешь, как бедуин» – вот их поговорки.
Нерегиль уставился на аль-Хайджу:
– Давай рассказывай по порядку, Абдаллах.
– О Вабаре я не знаю ничего достоверного, сейид… Про Руб-эль-Хали говорят многое, но я не буду описывать то, чего не видел я сам – или люди, которым я доверяю.
– А ее ты видел?
– Нет, сейид… – Бедуин даже отшатнулся.
– А того, кто видел?
– С тем, кто видел, я говорил, это правда, сейид, – пробормотав это, герой карматской кампании заоглядывался, но остальные отводили глаза – мол, твой сын сболтнул, тебе и расхлебывать.
– Рассказывай!
– О… богине?
Бедуин именовал ее крайне осторожно – «та самая богиня», аль-илахат.
– Как вы ее называете?
– Так и называем, сейид. Кто-то – Иллат. Кто-то – Аллат. А кто-то, как мы, – аль-Лат.
– «Та самая богиня»…
– Та самая, сейид. Мои предки почитали ее как дочь Всевышнего. Великая, великая богиня, сейид. Очень могущественная…
– Я заметил…
