Игра втемную - Александр Золотько

– Стоит кто-то известный, – сообщил, не отрываясь от видоискателя, Ваня. Он принципиально не запоминал имена и фамилии нынешних звезд. Возле фотографии Листьева курил Вадим Козаченко. Если бы кто-нибудь меня попросил сейчас вспомнить что-нибудь из его песен, я бы попал в затруднительное положение, но он был один из тех, кого легко опознают зрители. А значит, его можно интервьюировать. От интервью Козаченко не отказался. Лично с Листьевым он знаком не был, но уважал его за то, что тот делал. Он просто пришел. Так отвечали еще многие известные и неизвестные, проходившие мимо нас. Просто пришел.

– Как вы считаете – найдут убийц? – спросил я.

– По аналогии со всем происходящим, по всей видимости, не найдут, – не задумываясь, ответил Козаченко.

– Вам не кажется, что последнее время слишком часто стали убивать журналистов?

– Не наше дело рассуждать, часто или не часто, но это происходит. И пока жизнь не стабилизируется, наверное, так и будет происходить.

Банальные вопросы, банальные ответы. Я ругал себя последними словами, обещал найти сильные вопросы, но их не было. Что спросить у человека, лично не знакомого с Листьевым? И как это спросить у его друзей? На ходу, в сутолоке, в совершенно деловой атмосфере прорыва в траурный зал. Общее настроение выразил Носалевич, заявивший, что даже на панихиду одни попадают в порядке общей очереди, а другие – слева.

Не знаю, зачем шли люди. Некоторые наверняка прибыли только для того, чтобы увидеть несколько знаменитостей. Их ожидания полностью оправдались. Здесь прошли все звезды. Мы удостоились лицезреть Аллу Борисовну с супругом, прошел Макаревич.

Нанайцев, вынырнувших уже из Останкино, я решил все-таки остановить. Четверка артистов рассыпалась полукругом, а на вопросы отвечал Алибасов. Все какое-то ненастоящее. Концертные костюмы вместо траурных, изумительно белый и длинный лимузин. И не поймешь, может, так и надо, может, на всех светских мероприятиях царит теперь такая деловая обстановка, или только нанайцы так заняты, всегда на посту. Алибасов был краток, помимо всего прочего, он продемонстрировал трезвый взгляд на обстановку в стране:

– Как можно оценивать убийство? Как и все: нет государства, нет страны.

– Это исключение или правило?

– На сегодняшний день это правило. Нанайцы раздали немного автографов и убыли.

– Нам надо вовнутрь, – сказал Носалевич.

– Еще бы, – подтвердил я, – но как?

– Сколько здесь милиции! Как на фронте – в бронежилетах и с автоматами.

– У них сегодня день особый, – вмешался Сережа Парамонов. – По телефону выступал Ельцин и сообщил, что начальник московской милиции снят с занимаемой должности. За неэффективную работу. Так что новый начальник должен продемонстрировать оперативность и компетентность.

– Давай попробуем быть логичными, для разнообразия, – предложил Ваня.

– Давай! – согласился я.

– Люди идут через главный вход, но у них мало шансов туда попасть.

– Логично.

– Те, кто имеет некоторый вес в обществе, идут чуть левее.

– Очевидно.

– Может быть, стоит поискать вход еще более специальный? Самый левый из всех входов в Останкино.

– Еще левее есть служебный вход, от автостоянки, – раздался у меня из-за спины голос.

Пока мы решали стратегические вопросы, к нам подошел парень лет двадцати восьми—тридцати, кожанка, джинсы. И какое-то чувство общности взглядов. По глазам читалось, что он из нашей дурацкой братии журналистов, что телевизионных, что газетных.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – присоединился Иван Носалевич,

– Привет, я так понял, что вам нужно в зал? Вы откуда?

– Украинское телевидение, – привычно сообщил Носалевич.

– Нам нужно быть там, а мы все еще здесь, – сказал я честно.

– Я тут работаю, на «ВИДе», – сказал парень. – Святослав.

– Саша, – представился я.

– Иван, – присоединился Носалевич.

– Бумаг у вас нет никаких? – констатировал Святослав.

– Ясный штепсель! – заявил Носалевич.

– Я не могу вас провести по своему удостоверению. Давайте сделаем так. Идем к служебному входу, я показываю свою ксиву, а вы идете вслед за мной, будто и у вас точно такие же.

– Я вас жду здесь, – сказал осторожный Парамонов.

– Интересно, ментозавр будет сразу стрелять или все-таки даст предупредительный выстрел? – задумчиво сказал Носалевич.

Первым мимо часового в неизменном бронежилете и с автоматом прошел Святослав. Следом с видеокамерой наперевес двинулся Носалевич. Замыкал группу прорыва я, с фотоаппаратом Парамонова в руках. Но, судя по всему, милиционеру за целый день так примелькались телевизионщики, что он смог только заглянуть в протянутое Святославом удостоверение.

Мы нырнули в подвал и через подземный тоннель пошли к залу. Оказалось, что и внутри телестудии тоже соблюдается очередность доступа. Возле лифта имел место небольшой ажиотаж. На этот раз формировалась группа телеведущих. Мы втроем присоединились к ним и, прибыв на третий этаж, вклинились вместе с остальными в общий поток. Музыка, тихий говор и масса всяческих камер – от фото до видео. Мне удалось впихнуть Носалевича за ограждение, и он, мгновенно приняв деловой вид, стал искать необходимые точки съемки и ракурсы.

– Иван, если что – тебя возле входа будет ждать Парамонов, – шепотом сказал я. Вместе с потоком прощающихся мы прошли мимо гроба и отправились к выходу.

3 марта 1995 года.

При осмотре тела в городском морге Сараево установлено, что смерть наступила в результате трех пулевых ранений. Одна пуля попала в область сердца, одна – в позвоночник и одна – в голову. По мнению врача, все три ранения были смертельны. На руках убитого обнаружены следы от веревки. На правом плече – родимое пятно круглой формы диаметром пять сантиметров. Отпечатки пальцев сняты.

По нашему мнению, действия снайпера в данном случае нехарактерны для местных условий, особенно при наличии антиснайперских команд ООН.

В результате на месте выстрела снайпер подвергся обстрелу со стороны специальной группы сил ООН по поддержанию мира и, предположительно, был уничтожено. Подробное обследование места расположения снайпера невозможно в результате противостояния боевых групп конфликтующих сторон.

3 марта 1995 года.

Полученные сведения позволяют с большой степенью достоверности предположить, что убитый в Сараево и связник Доктора – одно и то же лицо. Вызывает сомнение тот факт, что связной был убит случайно. Предлагаю информировать Ската о возможном провале цепочки связи и представить ему самому определить целесообразность контакта с источником информации. Продолжать действовать по программе «Интерпол-Пресса». Передать Скату всю информацию о расположении опорных точек схемы отхода «Север».

3 марта 1995 года, пятница, 18-00, Москва, Дом кино.

Получилось как-то само собой, что Святослав отправился с нами в Дом кино. Обычно я пресекаю все попытки садиться нам на хвост, но в данном случае долг платежом красен. Если я человеку должен, то должен. Тем более, что особой конкуренции Святослав не представлял – у нас разные рынки сбыта. И нет на свете ничего более бесполезного, чем тележурналист без телекамеры.

В Доме кино был праздник. По контрасту с Останкино вообще показалось, что люди просто прожигают жизнь. В здание вальяжно входили виновники торжества, веселые и счастливые. Их нельзя ни в чем обвинять. Премьера была назначена уже давно, стол для банкета накрыт – нужно праздновать, а траур… Как бы телевидение и пресса ни старались в те дни пред ставить траур всенародным, не то что весь мир – вся Москва жила обычной жизнью.

Мои сомнения подтвердил Святослав, которого я поил кофе в баре на первом этаже Дома кино. Парамонов с Носалевичем отправились на свободную охоту, намереваясь разжиться интервью, а мы сели за столик в полумраке и пили кофе, наблюдая за тем, как возле стойки ест Евгений Моргунов.

– Запомни, Саша, – со снисходительностью столичного жителя к провинциалу говорил Святослав, – когда говорят, что пришла вся Москва – это значит, что мероприятие посетили родные и близкие плюс постоянная тусовка. Актерская или там музыкальная. Если упоминают, что не осталось ни одного равнодушного – желающих попасть на мероприятие было больше чем мест в зале. Ну, а если пользуются такими словами: «всенародный», скажем, отклик – ну, тут в дело пошли двадцать тысяч политически активных жителей Москвы и Подмосковья. Заговор кровавого ГКЧП против всенародно избранного парламента, равно как и заговор кровавого парламента против всенародно избранного президента, вызвал на улицы те же самые двадцать тысяч. Эти же люди пришли сегодня к Останкино, чтобы принять участие и поглазеть. Когда ты находишься внутри этой толпы – все в порядке, – ощущаешь себя в самой гуще жизни народной. А когда сравнишь эти цифры с количеством населения в Москве и ближнем Подмосковье – понимаешь, что страшно узок их круг и страшно далеки они от народа. И в результате побеждает не тот, кто защищает права народа и пользуется его поддержкой, а тот, кто лучше организован и лучше подготовлен ко всякого рода неожиданностям.