Миры Пола Андерсона. Т. 1. Зима над миром. Огненная пора - Пол Андерсон

Глава 12

Дония и Джоссерек ехали уже несколько дней, направляясь в Хервар к её семье, когда им впервые повстречалась охота. Джоссерек не вел счета дням. В этих безлюдных просторах время и пространство сливались воедино, и считались не дни, а события: проливной дождь, радуга, охота на антилопу, бегство от диких собак, яркий закат над озером и прозрачные крылья летучих мышей на его фоне, тетерев, взмывший из ягодника, целая стая бабочек, переправа через холодную, как нож, реку, смешные мордочки лисят, наблюдаемых из укрытия, ограбление пчелиного улья, устроенного в пустом пне, неистовая любовь при луне, нежная на рассвете и однажды безумная под сверкающим, ревущим, залитым грозой небом — события, словно волны в нескончаемом ритме дороги. Однако Джоссерек замечал, что вокруг все медленно меняется. Стали чаще встречаться низкие холмы, перемежаемые долинами, деревья, поросшие мхом низинки, а потом начались заросли вереска. Ночи стали холоднее.

Увидев наконец слева дым, Дония направилась туда.

— Может, у них есть новости, которых мы ещё не знаем, — объяснила она. — А мы должны сообщить им то, что известно нам. Надо собрать на летнее краевое вече как можно больше народу.

Это вече отличается от родового, которое собирается на земле каждого рода в дни солнцестояния, вспомнил Джоссерек. Краевое вече бывает на два месяца позднее, и на него съезжаются все, кто хочет. Акула их схвати! Неужели им понадобится столько времени, чтобы объединиться наконец? Сидир к той поре уже дойдет до Рунга.

Но он успел уже освоить, что спорить с ней бесполезно.

— Где мы сейчас? — спросил он.

— На чьей земле, ты хочешь сказать? Рода Феранниан. — Дония прищелкнула языком и ударила своего пони пятками. Он затрусил рысью. Джоссерек с двумя запасными лошадьми последовал за ней.

К стану они подъехали незамеченными — их отделяла от него гряда холмов. С её вершины Джоссерек увидел у ручья дюжину круглых остроконечных шатров. Стан, очевидно, принадлежал сообществу — нескольким семьям, чьи зимовья стояли рядом и которые вместе охотились летом (за исключением тех, в основном молодежи, которые могли отправиться путешествовать в любое время года). В этот теплый солнечный день, полный запахов цветущей земли, старики и дети готовили общий ужин на воздухе: над углями жарились куски громадного степного оленя, тут же висели котелки. Рядом стояло несколько легких высоких телег — в них груз везли по равнине и переправляли через реки. Неподалеку паслись стреноженные ездовые лошади. Верховые кони, собаки, соколы были на охоте. Окинув взглядом волны зеленых холмов, вплоть до восточного горизонта, Джоссерек увидел и её. Охотники гнали стадо буйволов — лавину рыжих тел, сотрясающую землю грохотом копыт, — скача вплотную по его краям с копьями и луками наготове.

— Разве можно съесть столько мяса, прежде чем оно испортится? — удивился он вслух, привыкнув уже к почти религиозному отношению к земле и всему живому на ней, существующему у местных жителей.

— Почти все мясо высушат или закоптят, и возчики доставят его домой… а также шкуры, кости, жилы, кишки — все пойдет в дело.

— Но ты говорила, что вы и зимой охотитесь.

— Понемногу — и рядом с зимовьями. Запасы выручают нас в метель или когда едем куда-нибудь в гости, а можно просто рукодельничать и предаваться досугу. Не думаешь ли ты, что мы всю, зиму сидим, зарывшись в снег, как койоты? И Дония с дразнящим смехом поскакала вниз. Джоссерек удивился, что люди в стане, завидев чужих, схватились за оружие. Путешественники не однажды упоминали о доверчивости рогавиков. Дония, должно быть, тоже обратила на это внимание — она вытянула вперед руки, показывая, что безоружна, и остановилась, не доезжая до лагеря. Тогда и его обитатели отложили оружие. Седовласая бабушка, ещё прямая и гибкая в своей юбочке, составлявшей всю её одежду, подошла первой.

— Добро пожаловать, путники. Мы из Приюта Ворона, а меня зовут Дераби.

Дония назвала себя и своего спутника.

— Почему вы испугались нас? — спросила она. — Разве имперская армия уже вступила в Феранниан?

— Нет, хотя проезжие говорили нам об их бесчинствах. Мы опасаемся отхожих: несколько дней назад мы наткнулись на следы их работы. Хотя ты хорошо одета и при тебе мужчина — эйах, сойдите же с седла и отдохните. Авело, позаботься о лошадях наших гостей, хорошо?

— Отхожие, — нахмурилась Дония, но тут же разгладила лоб и ответила на вопросительный взгляд Джоссерека: — Я объясню тебе позже, если захочешь. Еще одна опасность. Не страшнее диких собак или ещё более дикой реки, с которыми мы уже встречались.

Дети сбежались к чужеземцу и не успокоились, пока все ему не показали. Он убедился, что шатры сделаны из тонко выделанной кожи, натянутой на легкий деревянный каркас со стальными креплениями. Внутри у каждого посредине был очаг, над которым висел алюминиевый дымоход. Оконные и дверные проемы завешивались сеткой от комаров. Джоссерек увидел в шатрах множество разных вещей, в том числе предметы для спорта и игр, музыкальные инструменты, даже книги. На стенах были выжжены непонятные ему, но красивые знаки. Расписные телеги украшали медь и позолота.

В лагере он заметил двух матерей — сегодня была их очередь нянчить и кормить грудью всех малых ребят. Их собственным ребятишкам было по два-три года, и они давно перешли на обычную пищу, но тоже то и дело подбегали пососать. Джоссерек знал, что кормление грудью снижает способность к оплодотворению. И малый вес тела тоже — а рогавики в большинстве своем худощавы. У диких кочевых племен обычно велика детская смертность, однако у них есть и другие способы уменьшения рождаемости. На то имеются практические причины: женщина не в силах таскать на себе больше одного младенца, да и малые дети — почти такая же обуза.

Эти же, будь они неладны, ничем таким, похоже, не пользуются. Судя по словам Доний, да и по другим признакам, на севере хорошо развита медицина и гигиена — дети здесь почти не умирают. Тяжести рогавики не таскают на себе, а возят на телегах. У них, можно сказать, существует равенство полов; мужчины помогают растить детей, а в полиандрической семье мужчин достаточно. Материнство не отнимает у женщины всех сил — во всяком случае не настолько, чтобы в чем-то ей мешать. Стало быть, прирост здесь скорее должен соответствовать величине, обычной у земледельческих народов. А у рогавиков он ниже всех, о которых я слышал, — он равен нулю, за исключением тех лет, когда надо восполнить большие потери.

Это предполагает наличие регулирующих механизмов: религии, закона, морали, социального давления, различных учреждений. Только у рогавиков, судя по всему, ничего этого нет!