Миры Пола Андерсона. Т. 1. Зима над миром. Огненная пора - Пол Андерсон

Вместо этого она кратко объяснила, как они с Джоссереком оказались здесь. Горница загудела — глаза загорелись, руки замелькали в воздухе, головы подались вперед. Рогавики вовсе не лишены были любопытства и охоты почесать языком.

— Вам понадобятся лошади и снаряжение, — сказала Эрроди.

— Сначала купание, — улыбнулась Дония.

— Нет, сначала выпейте. Мы гордимся своим медом. Для мытья в доме имелась душевая с металлической арматурой, и горячей воды было вдоволь. Поглядывая на Донию сквозь клубы пара, Джоссерек сказал:

— Женщина, про которую ты говорила, привлекательна. Но я не верю, чтобы она могла сравниться с тобой.

— Да, это верно, — безмятежно ответила та. — Я старше, и я замужем. Нельзя узнать мужчин, пока не поживешь с ними бок о бок, год за годом. У этой бедняжки никогда не будет ничего, кроме коротких связей. Если только она не станет настоящей женщиной для любви, как многие на подворьях.

— Тебе все равно, если я?.. Но я, честно говоря, предпочел бы тебя.

Дония, шлепая по мокрому полу, подошла к нему и поцеловала.

— Верный ты мой. Но у нас ещё долгий путь. Я в самом деле хочу воспользоваться случаем и поразмыслить. — Она помолчала. — Ты же завтра делай что хочешь, отдыхай, наслаждайся своей красоткой и теми, у кого ещё будет охота.

— А что будешь делать ты?

— Я возьму лошадь и поеду в степь.

«Эти охотницы, — думал Джоссерек, — не стесняются своей наготы, хотя бы их обозревала вся усадьба. Откуда же у них тогда такая душевная стыдливость? В нем шевельнулось возмущение. Почем ей знать — может, мне тоже есть над чем подумать!»

Они выбрали каждый по две смены одежды из здешних запасов: белье, мягкие сапожки, кожаные штаны с бахромой из ремешков, которую можно было использовать как плетки, толстые рубахи и шейные платки, широкополые фетровые шляпы, куртки, плащи от дождя; затем подобрали оружие, инструменты, спальные мешки, лошадей. На подворье как будто никто официально не отвечал за товары. Им помогла Эрроди, а остальные вернулись к своим делам, кроме девушки, положившей глаз на Джоссерека. Она сказала, что её работа может подождать. Звали её Корай.

Эрроди, пользуясь стальным пером, составила список купленных ими вещей с указанием цен, на которых они сошлись, и Дония его подписала.

— Как действует этот документ? — спросил Джоссерек.

— Это имак.

Дония не могла подобрать слов. Потребовалось несколько минут, чтобы разъяснить это Джоссереку при всей простоте дела.

Подворье представляло собой куст нескольких независимых друг от друга промыслов, которыми занимались одинокие женщины и те редкие мужчины, что по разным причинам не находили себе места в обычной рогавикской жизни. (Корай позднее обратила внимание Джоссерека на то, что их кузнец хромает. Еще один из мужской троицы, по её мнению, ушел из дома, поссорившись с семьей, хотя сам об этом умалчивает; третий же — веселый недотепа, предпочитавший наемный труд суровости и ответственности большого мира.) Они сходились отовсюду, невзирая на свою родовую принадлежность. Джоссерек догадывался, что потому-то они и соглашаются бросить свое селение на произвол врага. Их не связывали с этой землей никакие чувства.

Тем не менее их, разумеется, ждали убытки. Торговля и ремесла, которыми занимались на подворье, как правило, требовали от его жителей круглогодичной оседлости. Подворье служило постоялым двором, торговым центром и мастерскими для всей огромной округи. Особенно полезно оно было путникам — рогавики часто путешествовали в одиночку; они могли найти там все, что нужно в дороге. Главным занятием на подворье была замена усталых пони. За разницу в обмене или за покупки расплачивались иногда деньгами — в ходу были арваннетские и имперские монеты. Можно было уплатить натурой. Можно было подписать такую же бумагу, как Дония — своеобразный вексель. Семья Доний оплатит его по предъявлении. Возможно, он пройдет через много рук, прежде чем достигнет своего назначения.

— А если никогда не достигнет? — поинтересовался Джоссерек.

— У нас на севере не так строго смотрят на такие вещи, как в других краях, — ответила Эрроди. — У нас слишком много всего, чтобы какая-то неоплаченная покупка могла причинить нам ущерб.

— Сидир об этом позаботится, — прошептала Дония. Корай стиснула Джоссереку локоть, зовя его смотреть подворье. Она все обещала ему показать.

Первым делом она гордо ввела его в свою типографию. Из плоскопечатного станка выходили четкие листы, покрытые строчками округлых букв, с искусными иллюстрациями.

— Мы можем и переплетать, — сказала Корай, — но покупатели предпочитают делать это сами, зимой.

— А откуда вы берете бумагу?

— Чаще всего с юга. Но вот эта — рогавикская. На подворье Белые Воды около Диких лесов построили черпальню.

Одно только это, помимо всего, что он видел в тот день, могло указать Джоссереку на широту и оживленность здешней коммерции. Семьи, в основном обеспечивавшие себя сами, с охотой покупали искусно сделанные вещи. Многие товары приходили с юга в обмен на металл, добытый из древних руин, но множество, и даже больше, производилось на месте. Рогавики не чуждались и новшеств. Корай интересовали недавно изобретенные переносной ткацкий станок и многозарядный самострел, о которых рассказывал ей приезжий с Тантианских холмов. В брошюре, которую она печатала, излагались результаты астрономических наблюдений некоего жителя Орлиного Утеса — у автора, кроме рагидийского телескопа, имелся ещё и киллимарайхский корабельный хронометр, неведомо как попавший ему в руки. Джоссерек смекнул, что тут открывается обширный рынок для изделий такого рода — если только треклятая Империя не установит монополию.

И торговля, и ремесла здесь, по-видимому, находились исключительно в частных руках. Не существовало ни правительства, ни Гильдий, которые распоряжались бы ими или вводили бы какие-то ограничения и запреты. Впрочем, нет…

— Ваши люди продают южанам меха, — сказал Джоссерек. — Но, как я слышал, никогда не продают ни мяса, ни кож. А между собой вы торгуете этим?

— Как же. Один друг дарит другому бизоний плащ или окорок дикой свиньи — да что угодно.

— Я спрашиваю не про подарки, а про куплю-продажу. Ну, скажем, я предложил бы вашей конюшне сто шкур диких лошадей за одного живого, хорошо объезженного коня.

Корай отступила на шаг, широко раскрыв глаза.

— Нет, так нельзя.

— Но почему?

— Это… нехорошо, неправильно. Дикие животные — это наша жизнь.

— Понятно. Прошу прощения. Извини чужеземцу его невежество.