Украина 1991-2007: очерки новейшей истории - Георгий Касьянов

Все же экономический рост первой половины 2000-х хотя и был компенсационным, то есть восполняющим последствия десятилетнего падения, но впечатлял именно на фоне угнетающего упадка и депрессии 1990-х. Достаточно сказать, что за 2000–2004 гг. совокупный рост валового внутреннего продукта, по официальным данным, составил 42 % (разумеется, без учета «теневого сектора», размеры которого мало изменились и равнялись почти половине валового внутреннего продукта).

Изменения, произошедшие в экономической сфере в начале 2000-х годов, стали необходимым, но явно недостаточным условием для устойчивого экономического роста, связанного прежде всего с развитием внутренних стимулов. Экономика не достигла того уровня развития, который позволил бы компенсировать утраты от колебаний внешней экономической и внутренней политической конъюнктуры — это наглядно продемонстрировал резкий спад в темпах роста, случившийся в 2005 г., (в 2005 г. прирост ВВП составил 2,7 %[115] по сравнению с предыдущим годом). Это было результатом как активного воздействия политики на экономику (затянувшиеся выборы 2004 г., колоссальные социальные выплаты уходящего правительства В. Януковича, популистские действия правительства Ю. Тимошенко, пришедшего ему на смену), так и следствием резкого мирового повышения цен на энергоносители, по причинам от Украины независящим.

Все более очевидными становились структурные проблемы. Экономический подъем происходил прежде всего за счет отраслей, ориентированных на экспорт сырья и полуфабрикатов, энергоемкой готовой продукции (металлургия, химическая промышленность) и в то же время зависящих от импорта энергоносителей (дешевизна которых обеспечивалась теневыми схемами, прикрываемыми государственной бюрократией). Высокотехнологическое производство, как и прежде, осталось за бортом и государственных приоритетов[116], и частных инвесторов, заинтересованных прежде всего в получении быстрой прибыли. Имея колоссальный интеллектуальный потенциал, Украина экспортировала продукцию «вчерашнего дня»[117], требующую, к тому же, огромных инвестиций в технологическое обновление и чрезвычайно энергозатратную.

Подводя итоги экономических преобразований середины 1990-х — начала 2000-х гг., можно отметить несоответствие между впечатляющим масштабом и глубиной запланированных преобразований и непоследовательностью в их реализации. Эта непоследовательность была спровоцирована непрестанной борьбой как между ветвями власти, так и между группами интереса, она была в общем-то неизбежной в обществе с переходной политической и экономической системой. К этому добавилась неспособность государственных структур к формированию и последовательной системной реализации экономических стратегий, постоянная необходимость решать узкие тактические задачи, в общем — заниматься «хозяйствованием», а не экономической политикой.

В таких условиях чрезвычайно важной была позиция первого лица в государстве, его способность добиваться выполнения поставленных целей и мобилизовать поддержку. Л. Кучма был способен, когда хотел этого, последовательно и упорно добиваться реформ в экономике. Стоит обратить внимание на то, что прорывные моменты в экономической реформе (1994–1996, 2000–2001) связаны также с присутствием в исполнительной власти групп энергичных реформаторов, способных на решительные и продуманные действия. Присутствие в команде Л. Кучмы таких знаковых фигур, как Виктор Ющенко, Юлия Тимошенко, Роман Шпек, Игорь Митю ков, Виктор Пинзенык, Юрий Ехануров, вместе со способностью (и желанием) президента удерживать и поддерживать их во власти были одной из важнейших предпосылок успешности экономических преобразований.

В то же время нельзя не заметить, что изменения на макроэкономическом уровне, свидетельствующие о появлении рыночной экономики, не столько ослабили, сколько изменили качество вмешательства государства в экономику и рыночные отношения. Наиболее показательным является сохранение «экономики рантье» — однако уже в новом обличье. До начала экономических реформ главными источниками ренты был доступ к дешевым кредитам, государственным субсидиям и дотациям, контроль над государственными предприятиями. Государство и государственная собственность были непосредственными источниками дохода рантье. К концу 1990-х годов, когда доминирующая форма собственности изменилась, государство превратилось в источник доступа к распределению энергоресурсов, рынкам, налоговым и регулятивным льготам, то есть его роль стала,'щ одной стороны, более опосредованной, с другой — еще больше возросла. Возник своеобразный вариант государственного капитализма, где элементы свободного рынка сочетались с исключительно тесным взаимодействием его участников с государственными бюрократическими структурами, которые не только регулировали этот рынок, но и выступали его опосредованными участниками.

Доступ к «нормальным» экономическим условиям и схемам был опосредован доступом к власти — эта схема воспроизводилась на всех уровнях — от столицы до сельских районов. «Нормальность» условий ведения бизнеса — причем любого, от самого крупного до мельчайшего — зависела от отношений с представителями власти. В этом отношении олигарх, зависящий от президента или его окружения, и мелкий уличный торговец, зависящий от стоящего неподалеку милиционера, были равны.

В результате возникли серьезные деформации и в самой структуре власти, и в политической организации общества — при расширении формальных атрибутов демократии (партии, общественные организации, возрастание роли представительной власти, расширение информационного пространства) усиливалась тенденция к сосредоточению экономической и политической власти в руках малого количества людей — олигархии, сопровождавшаяся расширением параллельной экономики, построенной на коррупции и системе отношений «патрон — клиентела». Такой вариант был до некоторой степени эффективным в период «дикого капитализма» и развала привычных структур управления, власти и хозяйствования, однако он превратился в главный тормоз развития при переходе к более цивилизованным формам рынка, на который Украина была просто обречена в эпоху глобализации.

Большой передел: приватизация и «прихватизация»

Начало процессов приватизации, как уже упоминалось, было не слишком впечатляющим. С одной стороны, полностью отсутствовали опыт в этой области, инфраструктура, кадры. В 1992–1993 гг. разрабатывались модели приватизации, просчитывался экономический эффект, создавались ее законодательные основы. С другой — отсутствовали общественные предпосылки: по социологическим опросам в 1994 г., 38,4 % респондентов негативно относились к приватизации крупных предприятий, а 34,2 % не знали, что ответить[118]. В парламенте консолидировалась мощная оппозиция приватизации, в которой слились идеологические противники приватизации и те, кто тормозил ее, исходя из соображений личной выгоды (рантье). В 1992–1993 гг. было приватизировано всего около 3,5 тыс. предприятий.

Начало реальной приватизации было положено усилиями реформаторов периода первого президентства Леонида Кучмы. Осенью 1994 г. была обнародована программа приватизации на 1995 г., согласно которой планировалось передать в частную собственность 8 тыс. средних и крупных и около 20 тыс. мелких предприятий[119]. Однако уже в декабре 1994 г. парламент под диктовку «левых» фракций утвердил список 6 тыс. крупных и средних предприятий, не подлежащих приватизации[120], а в конце 1995 г. добавил к нему еще 2,4 тыс. Таким образом, фактически за пределы программы «большой приватизации» было выведено больше половины объектов оборонной промышленности, энергетики, транспорта, пищевой и обрабатывающей промышленности, телекоммуникаций.

Торможение приватизации «левыми» фракциями было вызвано отнюдь не радением об интересах государства и его граждан. Почти половина всех государственных предприятий к 1994 г. пребывала в «аренде» с правом последующего выкупа — они не подлежали приватизации, однако фактически находились в собственности их руководства, непосредственно присутствовавшего в парламенте или имевшего там своих лоббистов. До реформ 1995–1996 гг., а в немалой степени и до начала 2000-х, государственные предприятия оставались прекрасным средством получения дотаций и субсидий, львиная доля которых также присваивалась их руководством. Приватизацию тормозил и парламентский мораторий, действовавший до мая 1995 г., и намеренное затягивание принятия целого пакета законов о приватизации (в результате она регулировалась фактически президентскими указами)[121].