Этногенез и биосфера Земли. В поисках вымышленного царства - Лев Николаевич Гумилёв

Как человек может быть убит в любом возрасте, так и этногенетический процесс может быть оборван в любой фазе. Однако легче оборвать начинающийся этногенез, пока этнос не набрал силу, и завершающийся, когда эта сила уже растрачена. При этом уровень техники и культуры большого значения не имеет, равно как и численность населения. Ирокезы в XV в. создали оригинальную, развивающуюся форму общежития — союз пяти племен, своего рода республику. Нахуа дали начало ацтекам, а государство Монтесумы вряд ли можно считать не развивавшимся с XIV по XVI в. (точнее — с 1325 г., когда был основан Теночтитлан, по 1521 г., когда он был взят Кортесом). Приведенные примеры — примеры процессов этногенеза, оборванных ударами извне в начале своего развития.

Еще нагляднее пример древних евреев. В XV в. до н. э. бродячие племена хабиру вторглись в Палестину и захватили участок территории у Иордана. По уровню техники, методам ведения хозяйства, военным приемам они не отличались от прочих семитских племен Сирии и Аравии и уступали народам Египта и Вавилонии. Но это был народ, интенсивно развивавшийся в этническом плане, и он пережил всех соседей, пока не погиб как этническая общность[123] под короткими мечами римской пехоты. Однако эта гибель совпала, и, очевидно, не случайно, с этнической дивергенцией самого еврейского народа, когда фарисеи, саддукеи и ессеи перестали ощущать свою общность и начали видеть друг в друге либо отступников и изменников (отношение фарисеев и ессеев к саддукеям), либо дикарей (отношение саддукеев к ессеям, народным массам), либо оторвавшуюся от народа жреческую касту (отношение саддукеев и ессеев к фарисеям). А ведь в отношении уровня культуры евреи в I в. не уступали ни римлянам, ни грекам.

На основании приведенных примеров можно было бы подумать, что именно варварство таит в себе силы, которые при развитии культуры иссякают. Но и эта точка зрения не находит подтверждений в истории. Европейские народы завоевали Африку и Юго-Восточную Азию в XIX в. и создали систему колониальных империй, охватившую в начале XX в. почти всю поверхность суши. В некоторых случаях это можно объяснить превосходством в военной технике, но не всегда. Например, в Индии сипаи были вооружены английским оружием и тем не менее были разбиты англичанами, уступавшими им в численности. Турецкая армия в XVII–XVIII вв. не уступала по качеству оружия русской и австрийской, однако Евгений Савойский и Суворов оказались победителями, несмотря на малочисленность армий и удаленность от баз снабжения. Французы покорили Алжир и Аннам не столько за счет лучших пушек, сколько за счет прославленной храбрости зуавов, применившихся к малой (антипартизанской) войне. И наоборот, итальянцы, располагавшие самым совершенным оружием, проиграли в 1896 г. войну с негусом Менеликом, воины которого были вооружены копьями и кремневыми ружьями, а по древности своей культуры не уступали уроженцам Италии. Вот оно как!

Все перечисленные завоевания были неотделимы от этногенетического процесса Западной Европы, вследствие которого оказалось возможным создание наций и колониальных империй, начавшееся еще при феодализме. Но расширение ареалов европейских этносов закончилось в XX в. и стало ясно, что в истории не только всего мира, но даже самой Западной Европы оно было эпизодом важным, кровавым, героическим и противоречивым, но только эпизодом, а не вершиной эволюции. Крушение колониальных империй, свидетелями которого мы являемся, показывает, что процесс этногенеза прошел фазу расцвета и история приняла прежнее направление — Европа опять вошла в свои географические границы. Следовательно, дело не в уровне техники или культуры, и модель этнического развития следует строить на иных принципах. «Ни один народ, ни одна раса не остаются неизменными. Они непрерывно смешиваются с другими народами и расами и постоянно изменяются. Они могут казаться почти умирающими, а затем вновь воскреснуть как новый народ или как разновидность старого».[124]

Однако остается неясным, почему этносы-изоляты теряют способность к сопротивлению враждебному окружению. Согласно концепции А. Тойнби об «ответе» на «вызов», они должны были бы на вызов врага давать мощный ответ, а они либо сдаются, либо разбегаются. Видимо, переход к гомеостазу, позволяющему этносу существовать в изоляции, связан с утратой некоего признака, стимулировавшего резистентность этноса на ранних фазах. Тверды они только в одном — чужих в свою среду не допускают.

Инкорпорация

Замеченная и описанная особенность этнического феномена объясняет затруднения, постоянно возникающие при инкорпорации иноплеменников. Для того чтобы войти в чужой этнос, недостаточно собственного желания и даже простого согласия принимающего коллектива. Можно прекрасно устроиться в чужой среде и все-таки не стать своим. Если, допустим, шотландец получит гражданство Перу, то перуанцем он не станет, хотя перуанцы — сложносоставной этнос, появившийся относительно недавно — в начале XIX в. Но зато студенты-маори легко натурализуются в английских университетах. Объяснение — в отмеченном нами стереотипе поведения. Шотландец не проходил обряда инициации, как потомки инков, не ходил еженедельно к обедне, как потомки конкистадоров; его понятия о хорошем и плохом, благородном и низком, красивом и безобразном не те, что у перуанцев, и если доброй воли пришельца достаточно, чтобы стать гражданином другой страны, то этой воли мало для того, чтобы сменить этнос. А маори уже 100 лет живут рядом с англичанами и с детства знают, как надо поступать по-английски. Школа, совместные игры, деловые отношения влияют даже больше, чем смешанные браки. В Новой Зеландии еще имеет смысл противопоставление маори англичанам, но в Кембридже существенное значение приобретает противопоставление жителей Новой Зеландии обитателям «доброй, старой Англии».

Куда более затруднено вхождение в этносы малые и живущие натуральным хозяйством, хотя и тут бывают исключения: например, этнограф Морган был признан своим ирокезами, французский путешественник и скупщик мехов Этьен Брюле — гуронами. Примеров много, но справедливость требует отметить, что Морган оставался еще и американским ученым, а Брюле, деятельность которого протекала в 1609–1633 гг., был убит вождями племени за то, что настраивал молодежь против старых обычаев. Больше того, В. Г. Богораз описывает «русского чукчу» — мальчика-сиротку, воспитанного чукчами и не знавшего русского языка. Чукчи упорно считали его русским, и того же мнения держался он сам.

Итак, инкорпорация, в практических целях применявшаяся с времен незапамятных, всегда наталкивалась на сопротивление фактора, лежащего за пределами сознания и самосознания, в области ощущений, которые, как известно, отражают явления природы, не всегда правильно интерпретируемые аппаратом сознания. Как бы ни сложна была проблема, теперь можно сделать заключение: этнический феномен материален, он существует вне и помимо нашего сознания, хотя и локализуется в деятельности нашей сомы и высшей нервной деятельности. Он проявляется в оттенках характера, деятельности людей и относится