Писательские дачи. Рисунки по памяти - Анна Масс

— Эх, вы! Где же ваши женские чары? Молодые девчонки, а подействовать на парня не можете! Таланта, видно, не хватает!

Я искоса посмотрела на Маринку и поняла, что теперь Мише от нее не отвертеться. И точно: как только самолет приземлился, Маринка вспрыгнула на ступеньку и рванула дверцу кабины. Но та не поддалась.

— А ну, Миша, открывайте! Шофера возили, ну, и нас везите!

Но Миша, закрытый стеклянным колпаком, чувствовал себя в безопасности.

— Ха-ха-ха! Да у него подготовка специальная! И то он вон какой бледный!

— Ну и у нас подготовка! Открывайте, хватит издеваться!

— Ха-ха-ха! — веселился Миша. — Я ж говорю, болтанка! А угроблю самолет — мне ж за вас отвечать!

— Пусть погибну, а полечу! — орала Маринка. — Открывай!

Стоя на крыле самолета, она то пыталась влезть в кабину через полуоткрытое окно, то тянула руку внутрь, чтобы открыть дверцу, а Миша вежливо водворял ее руку на прежнее место. Темп борьбы все убыстрялся по мере того, как самолет загружался дустом. Наконец бак был полон.

— От винта! — крикнул Миша.

Механики еле ее отодрали, и машина улетела.

Но и у Миши сердце не каменное. Уж не знаю, какие чары на него подействовали, но в следующий рейс он взял Маринку, а в следующий — меня.

Мамочка!!! Папочка!!!

Только что вернулась из рейса!!! Живая! Чувство полета — божественно, неописуемо, особенно, когда летишь первый раз в жизни, да еще на таком хрупком аппаратике и ощущаешь телом все его крены, нырки, повороты. Миша за штурвалом своего ЯК-12 прекрасен в своем шлеме, комбинезоне с ремешками и молниями как Чкалов, Коккинаки, Нестеров, Уткин, Саня Григорьев! Минут тридцать катал! Виражи делал! Мертвые петли! Бочки! Иммельманы!! Мы опыляли пшеницу и опылили ее! Так и передайте всем друзьям и знакомым! Подробно передайте!

Ваша отважная дочь-сигнальщица.

К нашему огорчению, мы узнали, что работа с дустом подошла к концу. Потупив головы, шли мы к грузовику, чтобы уехать домой и никогда уже больше не увидеть Мишу, Борю, Петьку, механиков.

Но счастье все-таки ненадолго улыбнулось нам еще раз: Петька узнал, что на Центральную усадьбу приехали кинооператоры из Москвы и хотят снять процесс опыления полей самолетами.

Кинооператоров было трое. Пока старший брал у нас интервью, двое других сидели в сторонке на травке. Маринка была в берете, с фотоаппаратом через плечо. Но нижняя ее половина… Шаровары были все в дырах и в пятнах — память о работе с овцами. Я была вся в соломе, потому что, пока ехали, я заснула прямо в грузовике, зарывшись в солому. Волосы торчали дыбом, и из них тоже сыпалась солома. От нас воняло дустом. Кинооператор говорил с нами серьезно, расспрашивал о жизни на целине, а потом засмеялся и сказал:

— Вы не обижайтесь. Уж очень вы какие-то смешные. Ну, пойдемте, я вас с мальчиками познакомлю.

И мы познакомились с мальчиками из ВГИКА, Вовой и Сашей. На них были модные широкие пиджаки и узкие брюки. Вот они-то выглядели с головы до ног стилягами. А зато мы летали на ЯК-12, и они нам завидовали!

Нам дали сигнальные флаги, и мы старательно указывали самолетам куда лететь и где опылять. Самолетов, правда, не было. Их потом снимали отдельно.

25 августа 1958 г.

Дорогие родители!

Поздравьте! Я добилась, чего хотела, — буду работать на комбайне!

В это затесалась, правда, легкая печаль: половину наших студентов увезут на госфонд за пятьдесят километров, в том числе и Маринку, которую назначили работать на току. А я с другой половиной остаюсь здесь.

Но зато я буду работать на комбайне! На комбайне!!

…Ура!!! Только что получила наряд. С этой минуты я — копнильщица!

Ходила знакомиться с комбайнерами. Старший — Захар Дехонт, немец, лет тридцати, здоровенный, огромного роста. Штурвальный — его брат Яшка, восемнадцати лет, а тракторист — рыжий мальчишка Андрей, тоже немец. Они сейчас налаживают комбайн, а работать начнем после обеда.

И уже скоро, очень скоро наш корабль степей ринется в бой за стопроцентный урожай зерновых, и поле, этот необозримый океан хлебов, примет его в свои просторы.

Я буду стоять на мостике своего соломокопнителя с вилами в руках, как бог Посейдон, утрамбовывать солому и нажимать рычаги. Карданный вал будет греметь над моей головой, штурвал будет качаться за кормой.

— Ура! — крикну я. — На абордаж посевных культур!

И миллионы тонн пшеницы, как домашняя собака, покорно лягут у наших ног. Я нажму на рычаг — и копны соломы рядами выстроятся на скошенной стерне, а из рукава комбайна золотой струей польется в бункер зерно сорта Мельтурум-52, достигшее молочно-восковой спелости.

Ну, ладно, заканчиваю. Надо еще пойти к бригадиру, посоветоваться насчет амортизации заднее-стенных валов, заменить на хедере левую трансмиссию и проверить стремительность домкрата.

До свидания! Вдохновляю вас на свой нелегкий подвиг.

Работа и быт

Вот уже вторую неделю работаю копнильщицей на комбайне.

Работаем до часу, до двух ночи, а в шесть утра — подъем. Комбайнер мне попался такой, что сам ни минуты не отдыхает и мне не дает. Если бы урожай зависел от него одного, то весь хлеб был бы уже убран. Но, к сожалению, дело зависит не только от него.

Во-первых, часто идет дождь, а в дождь нельзя убирать. Во-вторых, не хватает машин, куда ссыпают зерно, чтобы везти на элеватор. На поле работают пять комбайнов, а их обслуживают всего две машины. Бункер полон доверху, комбайн останавливается и подолгу ждет. А управляющий все машины отправил на силос, хотя пшеница осыпается.

Зато как только комбайн останавливается ждать машину, я ложусь на свой мостик, кладу под голову ватник и тут же засыпаю.

Сегодня нас подняли под проливным дождем. Около часу мы стояли у конторы, а потом нам сказали, что комбайны работать не будут, а нас через час повезут копать картошку. Велели не расходиться и ждать машину. Поэтому пишу, сидя на крылечке конторы, а рядом только и слышно: «Ой, как спать хочется!!» «Ой, хоть бы часок поспать!» Потому что вместе со мной ждут те девчонки, которые, как я, работают копнильщицами.

Все мы яростно чешемся, потому что в наши тела набилась труха от соломы. Баня в четверг, а сегодня еще только понедельник.

…Машина пришла, прерываю.

…Я или надорвалась, копая картошку, или простудилась — поясница болит при каждом движении. Хорошо, что комбайны не работают. Вместо комбайна нас с Майкой Сухорученко послали сегодня на подборку валков.