Ultraфиолет (сборник) - Валерий Зеленогорский

Вавилонское столпотворение венгерского, словацкого и других наречий Карпатских гор смущало слух – вроде не заграница, а все признаки налицо: Дом колхозника назывался «хотель», и официанты были набриолинены, как на площади Сан-Марко в Венеции.

На завод можно было доехать на автобусе за десять минут, но ждать автобус приходилось полчаса, пешком выходило двадцать, и Сергеев ходил пешком, оглядывая местные прелести: дома все отличались, у каждого было свое, местные жители славились своими строительными талантами и гордились своими домами, как сейчас иномарками.

На фасаде всегда изображали кольца и треугольники – по количеству детей: кольца – девочки, треугольники – мальчики. Некоторые дома сияли кольцами и треугольниками во всю ширину фронтона.

Двигаясь по улицам чудо-города, Сергеев наткнулся на старика, сидящего на стуле у ворот. Старик был одет в хорошее драповое пальто, в синие треники и галоши. На вид он был упитанным и жалости не вызывал.

Удивило лишь то, что за хлястик пальто он был привязан к стулу. Когда Сергеев, проходя мимо, попал в поле его досягаемости, тот схватил его за руку и начал громко говорить, что дети его бьют и не кормят, стал клянчить деньги на хлеб. Копеек было не жалко, но что-то смутило Сергеева. Тут дверь дома открылась, вышла приличная молодая женщина и начала извиняться перед Сергеевым: «Это наш папа, он сошел с ума, и мы вынуждены привязывать его, он уходит, и мы не можем его найти. Папа, как тебе не стыдно, что ты пристаешь к людям?»

Старик испуганно замолчал и прикрыл глаза.

Дочь коротко рассказала Сергееву, что папа сошел с ума; когда умерла мама, он растерялся. До этого он был успешный врач, любимец города, лечил детей, своих поставил на ноги, а сам без жены потерял опору и вот теперь сидит на цепи. Сдать его в клинику не позволяет традиция, но жить с ним невыносимо.

Сергееву тогда было тридцать, его родители были, слава Богу, живы, и он не понимал всей глубины потери пережившего свою жену старика.

Проболтавшись на заводе, он через несколько часов возвращался в город и опять проходил возле дома отчаявшегося старика. Тот заметил его и обрадовался, как своему, стал жаловаться, что дети злые, не ходят к нему на кладбище, забросили его и не навещают.

В дверях дома появился сын, и все повторилось: сын ругал папу и извинялся перед Сергеевым. Он услышал и про кладбище и пояснил: когда жена старика умерла, он поставил памятник на двоих, выбил свое имя и стал стыдить детей, почему те к нему не ходят. Все возражения, что он жив, он не принимал – знал, что уже умер, и считал нахождение на этом свете недоразумением.

Сын с горечью сказал Сергееву, что старик просил не раз убить его, сделать укол сильнодействующего препарата, который хранился у старика с пятидесятых, когда гремело дело врачей. Он его тогда припрятал на случай прихода людей из органов. «Тогда не понадобилось, а теперь в самый раз, – сказал папа. – Мне здесь делать нечего».

Сын выбросил лекарство на помойку и стал привязывать старика к стулу.

В доме зазвонил телефон, и сын ушел. Старик стал жарко рассказывать Сергееву про свою жизнь, и Сергеев понял, что старик не сумасшедший, ему просто не с кем поговорить, его просто никто не хочет слушать, он всем надоел.

Все это вспомнилось ему после своего приступа, и он понял старика из далекого города Мукачево – человек устал жить на этом свете, он хочет уйти, ему говорят: «Живи!», а он не хочет, мечтает соединиться с той единственной, лучшей из людей, по-настоящему близкой. Дети, внуки проживут без него, у них еще много всего впереди, а ей там холодно, и она зовет и сердится, что он так долго не идет.

Через три месяца Сергеев оказался в Мукачево на том же заводе. Он шел и ждал встречи со стариком. Возле дома никого не было, он спросил на заводе у местных, куда тот подевался.

В один из дней он встал и вместе со стулом пошел к реке. Его никто не остановил, он бросился в речку Латорица (местный Стикс), и его не успели спасти. Он плыл на троне канцелярского стула, пересекая реку. Он сам, как Харон, переправил себя в Царство мертвых, на лице его застыла торжествующая улыбка.

Не три товарища

Много лет назад Ремарк написал «Три товарища», эта книга для целого поколения 70-х и 80-х была инструкцией по выживанию и пособием для неспящих душ.

Потом и остальные книги Э.М. Ремарка – «Черный обелиск», «Триумфальная арка» и др. – зажигали в сердцах и умах стоящие мысли и многих людей сделали человеками. К сожалению, в советской литературе таких книг не было, были, конечно, попытки у разных людей осмыслить жизнь поколений, вернувшихся с войны, ничего не получивших взамен, ни славы, ни денег, и только любовь и дружба давали им силы, вот об этом и вспомнил Сергеев в тот день, который его перевернул.

На мысль об аналогии с героями Ремарка Сергеева толкнула случайная встреча с молодым человеком по имени Леша, юноша приехал на встречу с его товарищем – хозяином небольшого кафе эконом-класса по поводу рекламной акции, которую предложил Леша, свободный агент на рекламном рынке.

Леша – юноша в кожаной куртке с рынка, в чистой футболке с надписью «Мир» по-английски и утверждением на русском, что этому миру «Да» в одно слово. Он был с пухлыми щеками и внимательными глазами, которые не моргали, сидел перед взрослыми людьми, повидавшими «Крым и Рим», нисколько не смущаясь, без заискивания и без притворной наглости юных менеджеров, считающих, что мир принадлежит им по праву. Так джип на дороге давит «Оку» со второго ряда на обочину: «Уступи дорогу!», мигает всей люстрой и дудит: «Мы едем!», как пели в песне на сходках одной партии. Наше время пришло, потому что мы правы, и все.

Леша связно и четко изложил, что может сделать, без кокетства и ложной скромности назвал свой гонорар, небольшой, но соответствующий проделанной работе, и на этом бизнес-часть встречи закончилась. Он аккуратно положил в карман аванс, бережно и с уважением к заработанному, и собирался откланяться, но товарищ Сергеева предложил ему поужинать с ними: пятница – день отдыха, они всегда выпивали в пятницу, если в другие дни не случалось, а в пятницу – это святое.

Леша есть отказался, но пива выпить с партнером согласился.

Старшие товарищи стали спрашивать его, как жизнь, легко ли быть молодым, они уже к тому времени забыли это: их дети, его ровесники, на подобные вопросы им не отвечают, да и что им сказать, если до этого возраста ни разу не выходили из дома самостоятельно…

Водитель в школу, водитель из школы, даже в кино и в клуб на день рождения к девочке возит водитель, и охранник девочки пристально следит, чтобы наш мальчик не лазал к их девочке куда попало.

Такое время на дворе, маньяки, плохие компании – как отдать родное дитя, выпестованное в закрытых поселках и домах с охраной, как на атомных станциях…

Но есть и другие люди, и Леша – один из них.

Леша в двенадцать лет в шортах и майке вышел за хлебом и уехал с товарищами на выездной матч «Коней» в Новороссийск, приехал домой через неделю, в море искупался первый раз и понял, что такое мужское братство, орущее в едином порыве.

Приехал домой, получил по полной программе и с тех пор фанатеет по игре, но без быдлячих штучек, понимает, что бить человека по голове не надо, и счет в игре и в жизни – это не одно и то же.

Глядя на этого мальчика из обычной «советской» семьи, где мама учит великовозрастных «баранов» в районной школе химии, а папа – инженер-электрик с завода, захваченного по праву сильного рейдерами из ветеранов – участников сражений в горячих точках, они воевали за Родину, а когда пришли, им ничего не предложили, они решили взять свое и взяли, а те, у кого взять неоткуда, живут, как умеют, они не ноют, как родители Леши, не ходят на митинги, не читают газету «Послезавтра», а просто занимаются своей жизнью, мама готовит оболтусов в институт, а папа на своем «Москвиче» ездит по дачам и делает электрику, денег немного, но побираться и ждать помощи от государства гордость не позволяет, они же знают, что ничего не дадут, и не ждут… Леша рассказал, что из любопытства ездил на стрелки фанатов с фашистами, объяснил, что и почем платят за акции у «наших» и «ваших», объяснил, что студенту и старушке по барабану, за кого стоять в пикете: лишняя тысяча за пару часов помогает не сдохнуть с голоду и в кино с девушкой сходить. Со смехом сообщил, что участвовал в сатанинской мессе в лесу подмосковном, но кровь пить не стал. Сатанисты, толкиенисты – игры сегодняшних детей, не знающих «Зарницы» и пионерских костров из языческого советского прошлого. Есть игры и пострашнее, когда просят попугать черных и полосатых, но он и его друзья на это не подписываются, хотя охотники попинать другого всегда найдутся, и не только из спальных районов, есть молодые люди, работающие неделю в офисах, а в выходные, чтобы сбить недельную рутину, надевают косухи и ботинки, едут рубиться с пацанами. Здоровый образ жизни без наркотиков, а адреналин где взять? Вот и ездят на акции, не вникая, кто нанял, за что борются. «Нам насрать, – говорят они. – Сегодня суббота». А в понедельник в костюме в офис шагают по лестнице, ведущей вниз.