Серебряный волк - Алла Гореликова

— А то! У самого волосы дыбом встали, как со стороны поглядел. Должно пронять…

— А не проймет, тогда что?

— Вот тогда и поговорим, — упрямо отвечает Карел.

— Лека, прекрати. Хватит на него давить. Какой ни есть, а отец! — Серега выглядывает в коридор. — Вон обед несут, а вы все цапаетесь.

— Ладно, не буду. Прости, Карел.

С едой у гномов и впрямь туго — но все же получше, чем у мадам Урсулы. Плата за безопасность, вспоминает Лека, аккуратно прихлебывая горячую, заправленную чесноком и травами мясную уху.

— Хорошо, — бормочет Карел. — Вот что греет. Не хуже жаркого из «Ваганта».

Хозяин Подземелья приходит, когда с едой покончили и лениво тянут эль. Пристраивается у огня, оглядывает троих друзей — и останавливает взгляд на Кареле. Сообщает:

— Одна хорошая новость есть: наш гонец вернулся живым.

— Уже?! Нечистый меня задери… Отсюда до Корварены не меньше двух недель верхом!

— Пару лет назад мы купили несколько наговоров переноса. И загодя их насторожили.

Лека и Серега дружно хохочут.

— Так, значит, гонец прыгнул по наговору туда и так же обратно, — стонет сквозь смех Серега. — Хотел бы я поглядеть на короля!

— Что смешного? — спрашивает Карел. — Что за наговоры? Свет Господень, Лека, перестань ржать и объясни!

— Говорил я тебе, что ваша разведка никуда не годится? Ох, Карел! Нет, ты представь: гонец Подземелья возник из воздуха перед королем, передал ему, что велено, и исчез раньше, чем подбежала стража. Так это выглядело, понял? Вообрази, что будет с королем после такого представления!

— Так… можно?! Но постой… ведь это ж, значит, всю охрану…

— Не так просто делается, как выглядит, — смеется Лека. — Уж поверь, куда дешевле добраться до нужного места своим ходом. Но — риск есть всегда, верно.

— Очень дорого обходится, — кивает Хозяин Подземелья. — Однако впечатляет. Король Таргалы, не огражденный от врага даже в собственных покоях… — И старый гном скрипуче хихикает.

— Постой. — Карел дергается. — Так, выходит, вы давно могли просто убить его?

— Уж пару лет как могли, — кивает гном. — И до этого дня. Теперь — не можем. Наговор использован.

— Но тогда почему?..

— Э-э-э, принц… — Гном протягивает руку в огонь, и на его плечо взбегает маленькая саламандра. Обвивается вокруг шеи воротником, трется головенкой о морщинистую щеку. — Нам нужен был мир, и мы знали, что ждать его надо от тебя. Всегда знали, принц. И мы боялись, убив твоего отца и короля, получить мстителя. Озлобленного и неумолимого.

— Да, пожалуй, — бормочет Карел.

Какое-то время тишину нарушает лишь потрескивание огня. Но вдруг Хозяин Подземелья выпрямляется и произносит странно напрягшимся голосом:

— Он заглянул в камень. Теперь мы узнаем… Мальчик, налей воды вон в ту чашу. — Корявый палец гнома тычет в сторону полки, где выстроились в рядок разной формы и размера серебряные кубки, изукрашенные каменьями и чеканкой. Серега наливает в чашу воды, подает гному. Тот вынимает из кармана крупный, ограненный простым восьмигранником красновато-коричневый гиацинт. Камень падает в воду без всплеска, бросая напоследок кровавый блик на лицо Карела. Лека вздрагивает — ерунда, конечно, а вот отзывается в душе недобрым предчувствием. Над водой повисает, едва заметно мерцая, окошко, повторяющее непритязательную форму самоцвета. Гном бормочет несколько неразличимых слов, окошко подрастает; теперь в нем можно увидеть глядящего в камень короля Анри. В такой же точно ограненный восьмигранником гиацинт…

Карел замирает, сжимая побелевшими пальцами края одеяла. Лека подается вперед, силясь разглядеть выражение лица деда. Серега смотрит на короля Таргалы, рассеянно потирая шрам. Хозяин Подземелья продолжает шевелить губами, но теперь — беззвучно. И даже треск огня отодвигается далеко-далеко, в другой мир, в гномье Подземелье — а они четверо находятся сейчас в покоях короля Таргалы. Видят, как наливается кровью его лицо. Слышат тихий скрип отворяющейся двери.

Король отшвыривает камень и разражается непристойной бранью. Лека невольно взглядывает на Карела — и отводит взгляд. Эх, Карел… ну когда ты поймешь, что не тебе стыдиться надо — ему?!

— Что на этот раз, мой король? — Суховатый, чуть надтреснутый голос аббата звучит усталой укоризной.

Новый поток ругательств завершается взмахом руки в сторону упавшего в кресло гиацинта.

— Помедленнее, мой король! — Аббат берет отливающий кровью самоцвет, вертит в худых пальцах. — Что стряслось — гномы? В таком камушке, мне кажется, должно быть послание? Вы смотрели, мой король?

— А, он знает, — бормочет Хозяин Подземелья.

— Эта сволочная нелюдь, — король трясет кулаком и тычет пальцем в пол, — вот здесь, прямо здесь! Из воздуха! Как к себе домой, — и Анри Грозный, король Золотого полуострова, выдает тираду, коей позавидовал бы самый отъявленный головорез. Аббат вздыхает и заглядывает в ограненный восьмигранником гиацинт. И замирает. Когда он опускает камень, рука его дрожит.

— Что вы ответите, мой король?

— Ничего не стану отвечать. К Нечистому в задницу гномов и их требования!

— Но ведь у них Карел, — прерывающимся голосом напоминает аббат. — Пусть изгнанный, но он — ваше дитя, в нем — ваша кровь, кровь королей Таргалы. Вы не можете допустить…

— Я?! — рычит король. — Я МОГУ ВСЕ! Я — король, Нечистый меня задери! Я, а не погань подземельная! И НИКТО не смеет мне указывать.

— Есть Господь в небесах и Свет Его под небесами… — Аббат хмурится, надтреснутый голос обретает звучные нотки. — Он смеет. Ты нуждаешься в покаянии, сын мой. Данной тебе именем Господа властью ты сотворил несправедливость.

— ЧТО-О-О-О?!

Лека понимает вдруг, что дрожит. Вот он, гнев Анри Грозного… Лютого. Нет, не страшно — жутко. Свет Господень… все-таки в Славышти он был другим! Хотя уже тогда эта война начала его корежить… да полно, война ли? Или неистовое желание упиваться властью, не встречая ни в ком отпора? Матушка рассказывала о свадьбе Серегиных родителей… Они ведь на том и сыграли, что законом в Таргале была королевская воля. Отец госпожи Юлии не отдал бы ее за простого гвардейца — и где он сейчас? Мигом из хозяина Готвяни угодил в монахи…

— Разве не видишь ты теперь, что изгнание Карела обернулось злом?

Король скалится в кривой ухмылке:

— Да уж вижу! Надо же, добрался-таки до гномов… щ-щенок. И эта мразь тут же вообразила, что теперь можно диктовать мне условия. НЕ ДОЖДУТСЯ! — Могучий королевский кулак едва не разносит в щепки хрупкий столик; подпрыгивает и падает, звеня, серебряный кубок.

— И ты обречешь на муки и смерть невинного? Юношу, в чьих жилах течет твоя кровь?