Рваные валенки мадам Помпадур - Дарья Донцова

Вариаций не так уж много, все они достаточно легко просчитываются. Но Люба оказалась креативной. Она поняла Бутрова буквально: если он говорит, что не любит жену, а брак хочет сохранить из-за будущего малыша, то надо избавиться от ребенка. И… наняла Геннадия. Беременность Галины прерывается, любовница ликует. Все преграды сметены. Ну как теперь должен поступить профессор, а? Разорвать узы, связывающие его с Галей, и переметнуться к Любе.

Но Алексей Николаевич поступает противоположным образом. Он остается с женой, которая, по его словам, нуждается во внимании и поддержке, объясняет любовнице:

– Не могу бросить Галю, у нее очень тяжелый период в жизни.

И сводит на нет отношения с Любочкой.

Та недолго страдает в одиночестве, выскакивает замуж за Ивана, рожает Надю и живет некоторое время вполне спокойно, пока не узнает, что дочь на самом деле от Бутрова. Люба ухитрилась не поссориться с профессором, подружилась с его женой, стала с той не разлей вода. Вот только не могу понять, почему она так поступила? Зачем ей понадобилось общаться с Галей? Неужели нравилось приходить в огромную квартиру на Тверской, пить с хозяевами чай-кофе, болтать о всякой ерунде?

Димон начал стучать по клавишам ноутбука, а я продолжила:

– Встречаются женщины из породы однолюбов. Как бы с ними ни поступил партнер, они его обожают и готовы на все ради общения с любимым. Поняв, что любовник не хочет рушить семью, они превращаются в друзей дома, начинают подлизываться к законной супруге, пытаются стать для нее лучшей подругой, помогают по хозяйству, присматривают за детьми, исполняют роль этакой милой родственницы, на которую всегда можно положиться. О такой даме в семье говорят: «Леночка – наша волшебная палочка-выручалочка, мы без нее никуда! А как ее сынишка любит, с рук не слазит!»

А Леночка и рада стараться. Ухаживает за чужими престарелыми родственниками, возит к ветеринару собаку, бегает в школу к детям любимого, становится мастером на все руки, в лепешку расшибается.

Но Люба уверяла меня, что в браке полюбила Ивана. Замуж она выходила по приказу матери, особых чувств к жениху не испытывала, но потом он стал ей нравиться. Порой это случается, говорят, от любви до ненависти один шаг, но и от расчета до страсти тоже не очень длинный путь. Хотя что-то тут не складывается.

– Угу, – пробурчал Димон, сосредоточенно изучая экран ноутбука.

Я решила изложить свои сомнения более подробно.

– Люба случайно выяснила, кто отец Нади. На тот момент она, по ее словам, уже нежно относилась к Ване и не захотела уничтожать свое счастье. Иван Сергеевич остался в неведении, воспитывал девочку, очень ее любил, баловал. Странно, да?

– Вовсе нет, – не отрываясь от компьютера, ответил Коробок. – Когда человечество узнало об анализе ДНК, эксперты, мягко говоря, были удивлены. Из десяти генетических проб три показывали, что мужья растят чужих им по крови малышей. И после этого женщины смеют упрекать мужчин в ветрености и лживости! Да мы белые лебеди! Ну сходим пару раз налево, так ведь потом бежим назад, в семью. Здоровый левак укрепляет брак. А бабы? Родят от другого и всю жизнь хранят тайну! Страшные люди.

– Зачем Люба вышла замуж за Ивана? – недоумевала я. – У нее на тот момент не прошла страсть к Алексею Николаевичу?

– Найдется масса причин, – хмыкнул Димон. – Мать затерроризировала, дудела дочери в уши: «Пора под венец, останешься в перестарках, никому не понадобишься». Люба сообразила, что профессор никогда не уйдет от Галины, и решила продемонстрировать ему собственное счастье, пытаясь таким образом вызвать ревность Бутрова. Есть у мужчин один пунктик: мы по натуре охотники. Дичь убегает? Ее надо догнать. Большинство из нас испытывает азарт, когда девушка не проявляет к нам интереса. И чужая жена вызывает любопытство: что в ней хорошего? Люба могла тебе наврать, она с самого начала знала, от кого родилась Надюша, и не пожелала стать матерью-одиночкой, а под рукой был верный терпеливый Ваня. Точной ее мотивации не назову, зато понимаю, по какой причине она изо всех сил старалась дружить с Бутровым. Я нашел список ее научных работ, интересная закономерность прослеживается. Смотри.

Димон нажал на кнопку и продолжал:

– Первая ее публикация появилась в студенческие годы. Статья в узкоспециализированном научном журнале за подписью трех авторов: Бутров, Казакова и Файфман. Люба еще не замужем, поэтому штурмует крепость науки как Казакова. Ничего особенного, по сути, простой рассказ о раскопках. Через год в том же издании вышел другой опус. Что-то там про одежду, находка в музее. Тема другая, но авторский коллектив тот же: Бутров, Казакова и Файфман. Затем Любаша становится аспиранткой, и в издательстве при МГУ выпускают брошюрку. Ничего примечательного, еще не толстый том с роскошными иллюстрациями, но уже и не статейка, а нечто, напоминающее книгу. На титульном листе снова Бутров, Казакова и Файфман. Просто три мушкетера, верные друзья. Когда Люба сменила паспорт, положение не изменилось, на обложках разных изданий указывалось: Бутров, Доброва и Файфман.

– Файфман, – перебила я, – Эсфирь Мироновна, ближайшая подруга ее свекрови, которая устроила скандал на поминках Анны Егоровны, прилюдно обвинив невестку в ее смерти. Интересный поворот. Может, это она?

– Нет, – не согласился Димон, – в нашем случае Файфман Руфина Яковлевна, одногодка Любы, скорее всего, тоже бывшая дипломница Бутрова.

– Думаешь, Любовь ради научной карьеры и гонораров подружилась с Галиной? – поморщилась я.

– Конечно, – кивнул Димон. – Лет десять назад мне досталось одно дело, в котором основными фигурантами были сотрудники института философии и истории[19]. Вроде все интеллигентные люди, кандидаты, доктора наук, даже парочка академиков. Представить не можешь, что за нравы там царили! Народ за карьерное повышение чудные вещи творил. Зависть цвела пышным цветом. Если кто выпускал статью, вокруг его имени живо начинали курсировать сплетни. Сотрудники друг другу улыбались, а за глаза гадости говорили! Я там почерпнул столько инфы об ученых! До того как переступил порог змеюшника, я наивно считал, что доктор наук, в особенности философ, сидит в своем кабинете, читает книги, готовится к лекциям, он выше мирской суеты, не интересуется дрязгами, постоянно самосовершенствуется.

А на самом деле! Лекции студентам они талдычили всегда одни и те же. Как составили выступление при царе Горохе, так в двадцать первый век и въехали. Выйдет кадр на кафедру, достанет из портфеля пожелтевшие листочки, отпечатанные на пишмашинке «Ятрань», которая нынче археологическая ценность, и давай монотонно зачитывать. Студенты в ауте. Кто спит, кто в бродилку играет, от такой лекции ума не прибавится. Я все удивлялся: неужели преподы за тридцать лет повторения одного текста его наизусть не выучили? И как они сами от скуки не скончались? С книгами у них тоже интересно. Ну, допустим, на заре туманной юности, когда они еще были бодры, состряпали опус под названием «Наследие Сенеки». Через пять лет вытащили из стола ту же рукопись, сдули с нее пыль и отволокли в издательство. Только теперь труд назвали: «Сенекино наследие». Еще через шесть-семь годков проделали ту же операцию – и на свет явилось издание «Где наследие Сенеки?». Затем ученый напрягся и в пятьдесят лет явил миру очередной шедевр «Сенеки наследие где?». На тот момент он уже признанный «сенековед», защитил докторскую диссертацию, ходит по институту, втянув голову в плечи – нимб давит на лоб, шея тяжести не выдерживает.

Я засмеялась:

– Маловероятно, что издатели будут выпускать одну и ту же книгу под почти одинаковыми названиями. И Сенека не настолько популярен, чтобы опус о нем хватали, как детективы Смоляковой.

Димон поднял указательный палец:

– Вот тут ты ошибаешься. Во-первых, произведения разные. Вначале автор пишет: «Великий Сенека часто обдумывал свои работы во время пеших прогулок». В другой книге иная фраза: «Гениальный Сенека часто обдумывал свои теории на ходу», в третьей: «Неповторимый Сенека бродил по берегу реки, погруженный в мысли». Почувствуй разницу. И самый главный момент: есть требования ВАКа[20], в которых четко указано: чтобы стать кандидатом наук, необходимо иметь определенное количество публикаций в профильных журналах. Если ты замахнулся на докторскую, в анамнезе должна быть монография. Идешь на вершину горы, штурмуешь звание академика? Покажи подборку книг, иначе не видать тебе мантии. Издательств, специализирующихся на выпуске нечитаемых томов, мало, человеку без научных регалий попасть в круг авторов практически невозможно, на рукопись потребуют рецензию от маститого коллеги. И здесь начинается самое интересное. Рецензент сделает пару поправок, а потом либо намекнет, либо заявит прямо:

– Я долго работал над твоим сырым произведением, фактически мы теперь соавторы, надо поставить на обложке две фамилии.