Рваные валенки мадам Помпадур - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мое платье! Мое новое платье! Я его первый раз надела! Папа привез его из Венгрии! Мое платье!
Все кинулись утешать Любу, но та закатила такую истерику, что понадобился врач. Руфину отругали, в общем, получилось совсем не так, как она ожидала. После этого случая Люба шесть лет не появлялась на вечерах у Добровой. Когда Анна Егоровна интересовалась у Марии Николаевны:
– Где же Любочка, я по ней соскучилась!
Подруга отвечала:
– Уроков много, дома осталась, зубрит английский.
Но на сорокалетие Добровой Люба соизволила явиться. Ей исполнилось пятнадцать лет, и она разительно отличалась от прежней малышки-буки. Любочка пополнела, коротко остригла темные волосы. Она не сидела мрачно на диване, а весь вечер провела со взрослыми, наравне участвуя в беседах на разные темы.
– Очень умная девочка, – одобрительно отметила Анна Егоровна.
– Идет на золотую медаль, – не преминула похвастаться Мария Николаевна.
С Руфой и Ваней Люба общалась приветливо. По-приятельски поболтала с ними, рассказывала школьные байки, улыбалась и явно была всем довольна.
В разгар вечера Руфа пошла в туалет, который у Добровых был совмещенным. Девочка влетела в ванную и увидела Любу, которая причесывалась у зеркала.
– Тебе пописать? – весело спросила та. – Уже ухожу.
Руфа посторонилась, чтобы дать Любочке прошествовать к двери. А та схватила с полочки бутылочку с фиолетовыми чернилами, с помощью которых бабушка Вани придавала своим седым волосам изысканный светло-сиреневый оттенок, и выплеснула содержимое на светло-розовое платье Руфины.
Файфман вскрикнула.
– С ума сбрендила? Дура!
Люба довольно рассмеялась:
– Это тебе за вишневый компот.
Руфина обомлела, потом, решив, что ослышалась, переспросила:
– За вишневый компот?
Доброва кивнула:
– Не забыла, как шесть лет назад опозорила меня перед всеми? Выставила посмешищем? Лишила меня единственного парадного платья? Все возвращается. Око за око!
– Нам было по девять лет, – прошептала Руфина, – мало ли какие глупости дети совершают. Ты помнила про компот все эти годы? Из-за него не ходила к тете Ане?
Казакова не стала спорить:
– Кому захочется возвращаться туда, где его обсмеяли! Из-за тебя мне приходилось сидеть дома одной, когда мама к Добровым убегала. И вот сегодня я тебе отомстила! Поймешь, что испытывает человек, над которым все ржут!
– Над тобой не смеялись! – залепетала Руфа. – Наоборот, жалели!
– Ненавижу жалость, – топнула ногой Люба. – Она унижает!
– Прости меня, – попросила Руфа. – Я совсем забыла о той глупой проделке. И предположить не могла, что ты так переживаешь!
– А я не забыла, – объявила Люба, – и все отлично рассчитала. У Анны Егоровны юбилей. Сегодня гостей впятеро больше, чем на обычной вечеринке! Все в сборе. Ступай в гостиную в чернилах! Я всегда запоминала своих обидчиков и им мстила, мщу и буду мстить! Мне ничего не будет! Если ты расскажешь правду, я скажу, что не заходила в ванную! Ты опрокинула чернила сама, испугалась, что заругают, и решила на меня вину свалить. Всем известно, как ты ко мне плохо относишься. Ну, счастливо повеселиться.
Люба повернулась и убежала, а Руфина осталась в ванной с отвисшей челюстью.
Глава 25
Понимаете теперь, почему Файфман не пришла в восторг, узрев в аудитории Любу? Когда до Руфины дошло, что стройная блондинка за первым столом – та самая Казакова, она твердо решила сразу после окончания семинара пойти в учебную часть и попросить перевести ее в другую группу. Но осуществить задуманное не успела. Едва прозвенел звонок, как Казакова подскочила к Руфе и застрекотала:
– Узнаешь меня? Я Люба, дочка Марии Николаевны! Изменилась, да? На диете сидела, волосы отрастила!
– Привет, – осторожно ответила Файфман, на всякий случай делая шаг назад.
Люба заметила это движение и засмеялась:
– В подростковом возрасте я была не подарок! Да? Помнишь, как тебя чернилами в ванной облила?
– Нет, – на всякий случай соврала Руфина.
– Сейчас назад оглядываюсь и понимаю – я с седьмого по десятый класс творила дикие вещи. Так стыдно! Слушай, давай после занятий сходим в кафе, отметим первый учебный день. Еще раз прости меня за мое поведение, – попросила Люба.
– Хорошо, – согласилась Руфина, решив, что Казакова повзрослела и стала нормальным человеком.
Переходить в другую группу Файфман не стала, но и заводить тесную дружбу с Любой не захотела. Между девушками установились ровные отношения, с виду вполне приятельские, но после лекций они разбегались в разные стороны, каникулы тоже проводили порознь, не секретничали, не болтали часами по телефону, не бегали вместе по магазинам. Люба пользовалась популярностью на курсе, она хорошо училась, модно одевалась, всегда пребывала в отличном настроении и была звездой всех институтских вечеринок. Сначала Руфа настороженно приглядывалась к подруге детства, потом сделала вывод: некоторые люди способны кардинально измениться. Из мрачной злопамятной девчонки выросла очаровательная девушка.
В самом начале пятого курса студентам предстояло определиться с темой дипломной работы и найти себе научного руководителя. Руфина хотела пойти в аспирантуру и решила во что бы то ни стало попасть к Бутрову. Весь вуз знал: под крылом Алексея Николаевича ты стопроцентно удачно минуешь все научные рогатки и препоны и получишь степень кандидата наук. Но для того чтобы попасть к профессору в качестве соискательницы, требовалось сначала получить диплом о высшем образовании. И опять все были в курсе: Алексей Николаевич возьмет к себе в аспирантки лишь того, кто у него писал диплом. Бутров мог одновременно заниматься только с двумя студентами, другие преподаватели брали пять, шесть, десять человек и весьма формально относились к обязанностям научного руководителя. Алексей Николаевич возился с дипломниками, как со своими детьми, шлифовал их работы до совершенства. Не было ни одного случая, чтобы его подопечные получили на защите четверку, им ставили исключительно «отлично». И при отборе своих дипломников Бутров пользовался лишь одним критерием – личным впечатлением от человека.
Любочка понравилась Бутрову, а Руфина нет. Алексей Николаевич взял Казакову и Веру Романову. Файфман приуныла. В аспирантуре всего два места, ясно, кому они через год достанутся.
В конце декабря Люба сказала Руфе:
– У меня для тебя будет здоровский подарок! Вручу его тебе тридцать первого числа.
Руфина изобразила восторг, а Люба спросила:
– Где ты встречаешь праздник?
Файфман вздохнула:
– С друзьями, на даче.
– Возьми меня с собой, – попросила Любочка. – Я хотела пойти к одной приятельнице, но у той возникли проблемы, и она не будет собирать компанию.
– Вообще-то у нас складчина, – начала осторожно отнекиваться Руфа. – Надо с собой еду принести и выпивку, а еще мы подарки друг другу вручаем, ничего особенного, простенькие сувениры, но нас двенадцать человек.
– Я испеку пироги, прихвачу шампанское и презенты, – пообещала Люба. – Ну пожалуйста, иначе придется мне ехать вместе с мамой в дурацкий подмосковный санаторий. Ей на работе путевку дали, они всей конторой тридцатого туда отправляются. Представляешь веселье? Там ни одного человека моложе сорока пяти не будет. Честное слово, я не испорчу вашу вечеринку.
Ну и что было делать Руфе? Пришлось согласиться:
– Отлично, тридцать первого в полдень встречаемся на вокзале у электрички.
В назначенный час компания студентов, обвешанных большими сумками, влезла в электричку, и Руфина стала знакомить Любу с приятелями. Когда дело дошло до Ивана, Казакова засмеялась:
– Ну, с Ваней-то нас друг другу представлять не надо. Надеюсь, он меня помнит! Правда, мы давно не встречались, но, думаю, Ваня не забыл противную девчонку, которую ему мама приказывала развлекать.
– Ты так изменилась, – пробормотал Иван. – Совсем другой человек!
– Главное, я осталась красавицей, – отшутилась Люба.
Но Добров неожиданно серьезно ответил:
– Верно, ты шикарно выглядишь.
Руфина ощутила тревогу. Ей не понравилось, как друг детства смотрел на Любу.
К полуночи все успели основательно выпить и стали дурачиться. Ваня ни на шаг не отходил от Любы, и у Руфины испортилось настроение. Добров использовал каждую минуту, чтобы привлечь к себе внимание Казаковой, он совершенно забыл про девушку, с которой приехал на дачу, и откровенно приударил за Любой. Справедливости ради следует отметить, что последняя не поощряла Ваню, уделяла ему столько же внимания, сколько и остальным.
Когда часы пробили двенадцать и народ начал разворачивать подарки, Любочка неожиданно обняла, поцеловала Руфу и, протягивая ей конверт, сказала:
– Давно хотела тебе сказать: мне очень повезло иметь такую подругу, как ты. Я счастлива, что нахожусь здесь. Открывай, надеюсь, тебе понравится.
