Добродетельная куртизанка - Никола Корник

Не отводя от нее сурового взгляда, Сигрейв отодвинулся чуть подальше от Люссиль.

— И сколько же таких писем вы получили?

— Даже не знаю… То ли пять, то ли шесть. Я их выбрасывала.

Тут Люссиль с ужасом обнаружила, что с трудом сдерживает слезы: гнев Сигрейва расстроил ее куда больше, чем все анонимные письма, вместе взятые.

— Простите, что я так настойчив, но мне необходимо это знать, — сказал Сигрейв напряженным голосом. — Скажите, все письма были такого содержания? Во всех говорилось о существовании незаконной связи между нами?

Люссиль потупилась и уже не поднимала виноватого взгляда от ковра.

— Нет, не во всех. Первые два состояли лишь из оскорблений в мой адрес, то есть в адрес Сюзанны. Только после того, как я стала самой собой, в них появилось утверждение, будто я… будто мы…

Голос отказал ей.

— Понимаю, — промолвил Сигрейв безо всякого выражения. Он снова приблизился к Люссиль, она чувствовала, что он совсем рядом, но у нее не хватало мужества взглянуть на него. А граф вдруг заговорил необычайно мягким тоном. — Я, мисс Келлавей, хорошо понимаю причины, побудившие вас порвать эти письма: таким образом они как бы переставали существовать. Но, к сожалению, в таком маленьком селении, как Диллингем, не так легко избежать сплетен. Может сложиться впечатление, что местное общество приняло вас в свои объятия, но на самом деле, если копнуть поглубже, окажется, что это не совсем так. Кто-то где-то обронит случайно слово — и пошло-поехало. Оно подхвачено вашими недоброжелателями — а такие всегда есть, — и ваша репутация подмочена, мисс Келлавей. — Он помахал конвертом. — Найдется сколько угодно людей, которые с радостью примут эту выдумку на веру.

Люссиль смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Но я в самое ближайшее время уеду, пусть говорят, что хотят.

Сигрейв покачал головой.

— Не так все просто, мисс Келлавей. Мерзкие слухи неизбежно достигнут каким-то образом школы, дойдут до родителей ваших учеников, и те не захотят, чтобы их детей обучала дама с подобной репутацией. — Он жалостно вздохнул. — Или, допустим, вы, имея для этого достаточно средств, после вынужденного ухода из школы обоснуетесь в небольшом уютном городке, быть может, на берегу моря. Пройдет немного времени — и один из его жителей услышит рассказ о похождениях одной леди… со скандальными подробностями… звучащими довольно правдоподобно — ведь эта леди сестра знаменитой куртизанки. Как пикантно, будут нашептывать друг другу ваши знакомые, что респектабельная леди оказалась не менее распутной, чем ее сестра-куртизанка.

Сигрейв вгляделся в ее лицо и издал короткий смешок.

— У вас испуганный вид, мисс Келлавей. Неужели вам никогда не приходило в голову, что таков может быть естественный исход вашего маскарада? По-видимому, не приходило.

— Да, не приходило, — еле слышно отозвалась Люссиль. — Я и не подозревала, что мое доброе имя может быть замарано. Выдавая себя за Сюзанну, я была твердо уверена в том, что сумею возвратиться к прежней жизни, ни у кого не вызывая ни малейших сомнений.

Сигрейв взял ее руку и заставил повернуться лицом к себе.

— Моя честь также поставлена на карту, мисс Келлавей. Но, к счастью, из этого положения есть выход. Вам придется выйти за меня замуж.

Люссиль поспешно отняла свою руку.

— Что вы, сэр! Разве я посмею…

— Вы не так меня поняли, мисс Келлавей, — насмешливо прервал ее Сигрейв. — Я не спрашиваю вас, хотите ли вы выйти за меня замуж, а просто сообщаю, что вы должны. Ибо это единственный способ спасти вашу репутацию и восстановить мою. Так позабудьте как можно скорее о ваших сомнениях.

Он сел на стул напротив нее и вопросительно поднял бровь. В голове у Люссиль был полный сумбур. Стать графиней Сигрейв — предел ее мечтаний. Но ведь не таким образом — в ответ на великодушное предложение, рожденное крайней необходимостью.

— Я очень польщена тем, что вы оказываете мне такую честь, милорд…

— Но… Будьте откровенны, мисс Келлавей. Если у вас есть какие-нибудь возражения лично против меня…

— Что вы, сэр! Но ведь я школьная учительница.

— Ну и что из того?

— Как это школьная учительница может стать графиней?

— Смешной довод, мисс Келлавей, — отмахнулся Сигрейв. — Даже и обсуждать его не стану. Ваше семейство благородного происхождения, и оно пользуется в округе уважением. Чего же еще можно желать?

— Но я не вписываюсь в здешнее общество. Мне на светских приемах скучно.

— Мне тоже, — с готовностью подхватил Сигрейв. — А мы не будем их посещать, если не захотим.

Люссиль вспомнила жестокие слова Луизы Элиот.

— Моя сестра — куртизанка.

— Понимаю вас, мисс Келлавей, но вы недооцениваете вашу сестрицу. Уверяю вас, из заграничного турне она возвратится супругой Эдвина и как леди Болт будет выше каких-либо упреков.

— Я обманывала вас, сэр, выдавая себя за нее.

— Да, это так, но, признаться, мне страшно интересно узнать, как вы справитесь с ролью своей сестры, находясь в супружеской постели.

Люссиль густо покраснела.

— Но…

— Люссиль, — внезапно потерял терпение граф, — если у вас нет более серьезных возражений, вам, по-моему, придется согласиться.

— Да, милорд, — растягивая слова, произнесла Люссиль, — это, кажется, наилучший выход из создавшегося положения.

— Немного больше энтузиазма не помешало бы, — насмешливо заметил Сигрейв. — Но прежде чем я отпущу вас, надо бы закрепить нашу договоренность.

Как подавить неуемное желание, вспыхивающее в ней всякий раз при его малейшем прикосновении? А ведь это необходимо — всего несколько часов назад он в приступе откровенности сказал ей, что никто и ничто не затрагивает глубоко его душу. Да, он желает ее, это подтверждают сейчас движения его рук и губ, но о любви не было произнесено ни слова. При том, что она питает к нему безграничное чувство любви, не безумство ли с ее стороны согласиться на компромисс и выйти за него замуж? Она всегда будет страстно желать его любви и страдать от ее отсутствия, то есть будет глубоко несчастной.

Тут Сигрейв коснулся языком ее губ, стараясь их раздвинуть, мысли ее смешались, но уже в следующий миг она попыталась высвободиться из его объятий.

— Милорд…

— Что, Люссиль? Теперь, полагаю, вам бы следовало называть меня Николасом.

Губы Сигрейва приласкали мягкую кожу под ее ухом, спустились к шее, двинулись еще ниже — к ямке у основания горла и дальше — к ложбинке на груди. У Люссиль перехватило дыхание.

— Милорд… То есть Николас… Вы вовсе не должны…