Добродетельная куртизанка - Никола Корник

— По-моему, никакой, — покачала головой Полли. — Хотя с тех пор прошло целых пять лет, а я все равно его люблю. Предложи он мне бежать с ним — я бы не колебалась ни минуты. Беда в том, что он, конечно, не предложит. — Она печально вздохнула. — Но хватит об этом! Пора мне его забыть.

Она встала, взяла Люссиль под руку и заговорила с деланной беззаботностью:

— Приходите полюбоваться нашими теплицами. Мама уверяет, что вскоре мы сможем прокормить целую армию. А все придумал Николас, он, знаете ли, стал образцовым помещиком. Наверняка благодаря вам, Люссиль.

Люссиль стала возражать, но Полли стояла на своем.

— Как же, как же! Он остался в Дилингеме исключительно из-за вас. Стал интересоваться делами имения. Он и к брату таким внимательным никогда раньше не был. — Она нахмурилась. — Вон, смотрите, нас разыскивает миссис Хейзелдайн, сбилась, бедняга, с ног, вся в поту от жары. Пойдемте ей навстречу.

После этой беседы с Полли Люссиль отбросила все сомнения по поводу своего бракосочетания и покорно позволила домоправительнице замка отвести ее на очередные примерки, которые продолжались до самого вечера.

Глава двенадцатая

Церемония венчания прошла великолепно, при невероятном стечении народа — Дилингемская церковь была забита до предела. Сияющая миссис Маркхэм восседала в первом ряду, по одну сторону от нее расположилась ее сестра, во все глаза разглядывающая разряженных знатных дам, по другую — Гетти. Приехала и мисс Пим, ради такого события сменившая обычное черное платье на серое с ниткой жемчуга. Роскошнее всех выглядела миссис Биллингем, в черной тафте, с невиданным для этих краев количеством бриллиантов.

Миссис Диттон распирало от злости — ведь выгодный жених ускользнул из рук ее дочери, — а увидев, с какой сердечностью леди Сигрейв приветствует миссис Биллингем, она возмущенно поджала губы и раскрыла рот лишь для того, чтобы шепотом выразить свое негодование на ухо миссис Элиот: что ждет наше графство дальше, негодовала она, если бывшую кокотку и актрису приглашают на подобные торжества!

Не хватало только миссис Матч. Расстроенная невзгодами, постигшими ее старшего сына, она слегла и пока еще не оправилась от потрясения. Зато пришел ее младший сын, Бен, с молодой женой. Люссиль сочла своим долгом побеседовать с ним, вызвав этим в очередной раз осуждение миссис Диттон. Бек Матч оказался симпатичным молодым человеком, лишенным пороков своего братца, и Люссиль поняла, что сможет поддерживать дружеские отношения с ним, а, следовательно, и с другими родственниками по отцовской линии.

Утром в день свадьбы Люссиль страшно волновалась, но на протяжении всей церемонии и продолжительного свадебного пиршества в замке была беспредельно счастлива.

Сигрейв сидел рядом, ухаживал за ней, тепло смотрел на нее своими карими глазами — одним словом, она чувствовала себя желанной. Где-то в глубине ее сознания шевелилась мысль о предстоящей ночи, и стоило Сигрейву коснуться ее хоть мизинцем, как в ней вспыхивало предвкушение блаженства.

Гости разошлись поздно вечером. Леди Сигрейв проводила Люссиль наверх, в супружескую спальню, помогла ей сменить красивый свадебный наряд из белого шелка с вышивкой на такой же нарядный, даже роскошный прозрачный туалет из ее приданого, считавшийся ночной сорочкой. Люссиль, вся в мечтах, сидела перед зеркалом в нетерпеливом ожидании чуда, пока горничная ее причесывала. А леди Сигрейв тем временем нервно расхаживала но комнате взад и вперед, то брала со стола какие-то предметы, то ставила их на место и, наконец, велела горничной удалиться. Сев на край кровати, она внимательно поглядела на Люссиль.

— Родной матери у тебя нет, дорогая, поэтому я чувствую себя обязанной поговорить с тобой об интимной стороне супружеской жизни… — Продолжить беседу ей помешала горничная, которая, войдя, зашептала что-то на ухо явно раздраженной ее появлением леди Сигрейв.

— Передай ему, что я выйду через минуту. Ишь, приспичило, — сказала она, нахмурившись.

Но горничная упорно стояла на своем, и леди Сигрейв, вздохнув, поднялась на ноги. Нагнувшись к недоумевающей Люссиль, она нежно ее поцеловала.

— Выглядишь замечательно, дорогая. От всей души желаю тебе счастья!

Едва дверь за новоявленной свекровью захлопнулась, как в комнату поспешно вошел муж Люссиль. Ах, вот в чем дело, решила она. Ему не терпится заключить ее в свои объятия! И в самом деле, граф замер на пороге, не сводя с нее восхищенных глаз. Люссиль смутилась.

В полумраке свечей величественная фигура графа казалась необыкновенно мужественной. Он был без пиджака, отложной воротничок белой льняной рубашки открывал мускулистую загорелую шею. С присущей ему грацией он прошелся по комнате, остановился у изножья постели и оперся одной рукой о спинку кровати. Он ни разу не улыбнулся, не произнес ни слова, только рассматривал ее с загадочным выражением лица. Люссиль пришла в полное замешательство.

Наконец он открыл рот.

— Ты выглядишь… — Он запнулся, и Люссиль в уме закончила за него — «красивой», «привлекательной», «счастливой»… Но нет! — Ты выглядишь усталой, — произнес он с обычной своей холодной учтивостью, поразившей Люссиль в самое сердце. — Спокойной ночи, дорогая.

Со сдержанной нежностью он коснулся губами ее лба и вышел из комнаты.

Так прошло три недели. Люссиль была вынуждена констатировать, что ее муж не торопится осуществить свои супружеские обязанности. Почему, было ей абсолютно непонятно. Ведь он говорил ей, что желает ее, что она ему нужна — и вдруг такая перемена! Сначала она была только в недоумении. Позднее к нему добавились обида и гнев.

Дни текли по давно установившемуся ритуалу. Завтракали все вместе, потом Сигрейв занимался делами имения, а Люссиль училась у леди Сигрейв вести хозяйство такого большого дома. То и дело навещали соседей или принимали у себя, часто обедали в гостях или устраивали званые обеды в замке — одним словом, с глазу на глаз оставались очень редко.

Постепенно теплые, почтительные взгляды слуг сменились презрительными. Нередко случалось, что они поспешно замолкали, когда Люссиль входила в комнату, где только что слышались голоса разговаривающих. Некоторые гости, охочие до сплетен, пытались задавать вроде бы отвлеченные, но крайне опасные вопросы. Но абсолютно невыносимым было то, что очень внимательный, но как бы отстраненный Сигрейв оставался для Люссиль загадкой.

Пошла четвертая неделя замужества. Поняв вечером, что она обречена и эту ночь провести в одиночестве, Люссиль отложила в сторону книгу, спустилась с широкой кровати и накинула атласный халат поверх ночной рубашки, откровенность которой ее раздражала. Видно, этим лорда Сигрейва не соблазнить! Одолеваемая сомнениями, она чуть было не нырнула обратно в постель. Одна. Но, пересилив себя, вышла за дверь.