Ампирный пасьянс - Вальдемар Лысяк

Тем временем французы купались в той самой реке, к которой стремились в пустыне, и о которой пели в моменты сомнений:

Вода Нила совсем не похожа на шампанское,

Так какого же черта тащиться по стране, где нет кабаков?

Затем по левому берегу они направились в сторону Каира. Те из солдат, кто знал сказки "Тысячи и одной ночи", подпитывали запал товарищей, рассказывая им про сокровища, которые они найдут в городе. 20 июля они увидели верхушки пирамид, а слева от них - минареты Каира. На дороге их поджидала армия Мурада.

Еще в тот же самый день произошло событие, которое французские солдаты сочли добрым предзнаменованием. Когда авангард генерала Десекса столкнулся с неприятелем, и когда громадного роста мамелюк вызвал французов на поединок, командующий передним отрядом лейтенант спросил:

- Кто желает добыть прекрасного коня?

При этих словах из рядов вырвался 16-летний драгун Раморель. Обе стороны замерли, следя за стычкой поединщиков. Через несколько минут Раморель вернулся в отряд с конем и редкой красоты дамасской саблей.

8

21 июля в два час дня Мурад расставил свои силы на равнине перед Гизой, между укрепленной деревней Эмбабех и пирамидами. В окопах Эмбабех (на правом фланге) находилось около 20 тысяч очень плохо вооруженных феллахов, 4 тысячи янычар турецкого паши (турки не дали себя обмануть сладкими словами Бонапарте) и египетская артиллерия. Вцентре находились основные силы - 10 тысяч великолепных мамелюкских конников. Под пирамидами (левый фланг) несколько тысяч бедуинов ожидало возможности пограбить и поубивать после завершения битвы.

Наполеон, располагавший, как и под Шебрейсс, пятью сформированными в каре дивизиями, решил отрезать мамелюков от укрепленного шанцами обоза, столкнуть их в Нил, и только лишь после того атаковать Эмбабет. К тому же он заметил, что у снятых с кораблей египетских пушек нет лафетов, поэтому их будет невозможно перемещать, что, скорее всего, обездвижит вражескую пехоту. Перед самым началом сражения Бонапарте крикнул солдатам, указывая на пирамиды:

- Идите и помните, что с вершины этих памятников на вас глядят сорок столетий!

Мурад же крикнул своим воинам совершенно другое:

- Порубим их как тыквы!

Предугадывая намерения Наполеона, Мурад-бей решил предупредить атаку французов и во главе 8 тысяч мамелюков налетел на правый фланг врага - на только-только формирующееся среди пальм каре Десекса.

Французы ожидали неприятеля с флегмой, рядом с которой вошедшее в пословицу поведение англичан заслуживало смирительной рубашки, и только лишь когда разогнавшийся таран очутился шагах в пятнадцати от каре, они нажали на курки. Словно земля треснула - два первых ряда золоченых всадников смело в ничто. В течение последующих сорока пяти минут мамелюкская кавалерия металась между каре Реньера и Десекса, несмотря на чудовищные потери, возобновляя свои атаки. Непоколебимые "живые крепости" отплевывались ружейным и пушечным огнем, проделывая кровавые туннели в разноцветной толпе. Охваченные боевым безумием мамелюки раз за разом набрасывались на ощерившиеся штыками стены. Некоторые останавливали коней, поворачивали их задом и так пытались пробиться в ряды французов. Уже лежа на земле, они подрезали саблями и кинжалами ноги французам, лишившись же клинков вгрызались зубами. Откинутые, они попали на каре Дюгуа, где их приветствовала стена артиллерийского огня. И тогда они начали удирать часть к пирамидам, другие же к Эмбабех, возбудив в обозе полное замешательство.

Видя отход неприятеля, Бонапарте направил в наступление на Эмбабех две свежие дивизии (Бон и Мену), которые заключили обоз в огненное кольцо. В этот момент Мурад-бей ударил во фланг французов со своими резервами и остатками распыленных перед тем мамелюков. Лицо его было покрыто кровью, от бешенства он ничего не видел, потому он и метался на своем чудном арабском скакуне, только ярость его уже ничего не могла изменить. Французы тут же выстроились в новые каре, которые продвигались вперед, медленно и мерно, словно танки на первой передаче, отпихивая и раздавливая все, что стояло на пути. В решающий момент, по знаку Наполеона каре раскрылись, развернулись, а затем соединились, будто звенья цепи, и значительно поредевшие мамелюки очутились между окопами и стеной неприятелей. Началась резня.

Мурад уже не думал о победе - главное теперь было вырваться из кровавого круга. Последняя атака разорвала цепь, и оставшиеся в живых мамелюки бросились в сторону Нила. Их нагоняла колонна Бона, сбрасывая врагов в реку, из которой потом солдаты вылавливали их, сдирали все ценное, а трупы снова выбрасывали в воду. Останки гордых всадников плыли к морю, рассказывая прибрежным деревням о триумфе неверных.

Предводителю мамелюков удалось уйти живым от разгрома. Успев еще поджечь "джермы" - плавающие по Нилу корабли - с сокровищами, он промчался через Гизу и скрылся в бескрайней пустыне. Наполеон же устроил в его чудесной, окруженной виноградниками и садами вилле в Гизе свою штаб-квартиру, а после захвата Каира поселился во дворце Мурад-бея.

Баланс битвы под пирамидами для мамелюков был ужасен. Они потеряли три тысячи человек, сорок пушек, четыреста верблюдов с грузом и столько же лошадей - у французов было только 400 убитых и 120 раненных. Несмотря на поражение, храбрость мамелюков заставила их уважать. У них не было ни малейшего шанса - за противостояние собственной стихийной, импровизированной, насчитывающей сотни лет тактики военной машине человека, который превратил войну в сложнейшее, управляемое разумом искусство, и был в этой игре гроссмейстером, им пришлось заплатить наивысшую цену. И заплатили, поскольку здание их могущества в этот июльский день разрушилось уже бесповоротно.

А памятником их храбрости стало описание битвы, сложенное Абдер-Рхаманом. Это нечто вроде рыцарского эпоса, в котором можно услыхать нотки далеких, позабытых времен, крестовых походов, поэм Тассо о Танкреде, наполненного поклонением тем самым фанатичным чувствам и идеалам, которые поднимали мамелюков на бой с неверными еще со времен средневековья и до самой пред-промышленной эры. Абдер-Рхаман воспевает смерть молодого Эюб-бея, которому приснился сон о собственной смерти в бою с французами. Перед битвой юноша готовится к смерти с традиционным церемониалом, он провел обмывание, прочитал последние молитвы и закончил их словами: "О Аллах, тебе доверяюсь!". Неверных он атаковал с возгласом: "О Аллах! Во имя твое иду на бой!", сражаясь же, он видел небесную гуриссу, нашептывающую ему: "Будь первым в стремлении к славе, и, покинув свой свет, ты прибудешь к нам. Здесь истинная жизнь". Когда же он получил смертельный удар, упавшая с неба звезда окружила его голову ореолом и осветила гаснущие глаза.