Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном - Николай Егорычев

Насколько мне было известно, Косыгин заранее ничего не знал о том, что готовится освобождение Хрущева. Алексей Николаевич был человеком очень осторожным, близких отношений с другими членами руководства не устанавливал, старался держаться подальше от политических игр в Кремле. По-видимому, эти черты его характера и манера поведения были выработаны в течение четырнадцати суровых и крайне опасных лет его работы под руководством Сталина.

Я не могу согласиться с теми, кто утверждает, что Косыгин был чистым технократом, далеким от политики. Скорее другое. Долгое время, находясь в составе высшего руководства партии и государства, он острее и глубже других разбирался в политических процессах, которые шли в нашем обществе. Именно этот богатый опыт, особенно в сталинское время, утвердил его в том, что бесполезно пытаться отстаивать свои политические убеждения: система безжалостно освобождается от людей принципиальных и независимых. И он работал честно и добросовестно, не на систему, а на благо народа. Работал грамотно, квалифицированно.

В предвоенные годы он поднимал легкую промышленность. Эвакуировал заводы и фабрики на восток в первые месяцы войны. В послевоенные годы занимался финансами, руководил Госпланом СССР, долгое время был заместителем председателя союзного правительства – одним словом, сложился как один из самых опытных руководителей Советского Союза.

В тот памятный день 13 октября 1964 года Алексей Николаевич не мог сдержать своих чувств. Он рассказывал, как остро и принципиально проходила дискуссия на заседании Президиума ЦК КПСС, как впервые лидеру партии и страны, в руках которого была сосредоточена неограниченная власть, откровенно высказали все нелицеприятное о его поведении и ошибках. Косыгин искренне поверил тогда, что курс XX и XXII съездов партии на демократизацию советского общества, от которого Хрущев стал постепенно отходить в последние годы, будет продолжен. «А это так важно для будущего нашей страны, – говорил он, – так хочется работать в полную силу».

Это был искренний, эмоциональный всплеск чувств человека, который более четверти века вынужден был подчиняться чужой воле, создавая о себе мнение, что он технократ, далекий от политики. Именно поэтому его держали в стороне от подготовки октябрьского пленума. Не из-за недоверия. Просто по целому ряду причин Косыгин вне политики многих устраивал больше, чем Косыгин-политик. А Брежнев уже тогда видел в нем потенциального соперника.

Косыгин лучше других видел ошибки Хрущева, его просчеты, занимая пост первого заместителя председателя Совмина СССР. В практической работе старался как-то положительно влиять на дела, не вступая в конфронтацию с Хрущевым. Тому тоже не нравилась позиция Косыгина.

Даже со стороны было видно, как Хрущев постоянно подавлял любую инициативу и самостоятельность Косыгина, желая видеть в нем лишь послушного исполнителя воли и указаний председателя. Не один раз на заседаниях правительства, пленумах Центрального комитета партии – а они проходили тогда во Дворце съездов в присутствии нескольких тысяч человек актива – Хрущев бестактно отзывался о своем первом заместителе. И все же не освобождал его, хорошо понимая, что более компетентного, работоспособного и честного человека ему не найти. Но работал Косыгин тогда со «связанными руками».

Освобождение Хрущева вселяло в Алексея Николаевича надежду на то, что теперь-то он сможет свободно проявить свои способности, полностью использовать накопленные опыт и знания. Ему тогда было шестьдесят лет, здоровье было хорошее, так что он имел все основания смотреть в будущее с оптимизмом. Однако в жизни все оказалось совсем иначе. И Косыгин, и многие из нас неверно оценивали Брежнева.

Трагизм положения Алексея Николаевича заключался в том, что, будучи председателем Совета министров СССР, отвечая за экономическое положение страны, он должен был проводить в жизнь решения политбюро ЦК КПСС, которые в итоге подрывали экономику Советского Союза, были непосильным бременем для народа.

Видел ли Косыгин, что огромные возможности плановой социалистической экономики зачастую используются не на благо, а во вред народу? Что страна все более милитаризуется, что ее огромные природные ресурсы распродаются, а сельское хозяйство разваливается, что экономическая помощь другим странам становится просто непосильной? Нет сомнения, что он все это понимал, старался как-то положительно влиять на общественно-политическое развитие, хотя работать ему было очень непросто.

Косыгинская реформа

Будучи назначен председателем Совмина СССР сразу же после октябрьского (1964 года) пленума ЦК КПСС, Алексей Николаевич активно взялся за дела. Конечно, положительно оценивая деятельность Косыгина в историческом ракурсе, можно с чем-то не соглашаться. Одно лишь бесспорно: он стремился активизировать советскую экономику, устранить волюнтаризм, характерный для последнего периода деятельности Хрущева, добиться повышения уровня жизни народа.

В отличие от Брежнева Алексей Николаевич не сколачивал лично преданную ему команду, а опирался в своей работе на профессионалов своего дела. Это председатель Госплана СССР, его заместитель Н. К. Байбаков, председатель Госснаба СССР В. Э. Дымшиц, председатель Госкомитета по науке и технике, его заместитель В. А. Кириллин и его заместитель В. И. Новиков, министр финансов СССР В. Ф. Гарбузов, министр внешней торговли СССР Н. С. Патоличев и другие, то есть не всегда удобные для власти, но знающие и преданные делу руководители.

Известно, что Косыгин с самого начала неодобрительно относился к созданию совнархозов, хотя открыто и не высказывался по этому поводу. В печати, на пленумах ЦК КПСС и сессиях Верховного Совета СССР еще при Хрущеве все более открыто и остро стали критиковать совнархозы. Считалось, что они не в состоянии проводить единую техническую политику, что большой урон народному хозяйству наносит местничество.

Особое недовольство высказывали те местные руководители, которые были не в состоянии оказывать прямое влияние на деятельность региональных совнархозов, размещавшихся после ряда укрупнений на территории нескольких областей.

Московский городской совнархоз работал хорошо. Границы его деятельности полностью совпадали с границами московского региона.

Выступая на сентябрьском (1965 года) пленуме ЦК КПСС, я как раз и говорил об этом. Не возражая против восстановления отраслевой системы управления народным хозяйством страны, я в то же время предлагал как можно шире совместить его с территориальным принципом, особенно в той части, которая обеспечивает удовлетворение потребностей народа.

Пленум был собран по инициативе Косыгина, который настоял на восстановлении министерств. И его можно было понять. Решающее влияние на работу совнархозов оказывали местные советские и партийные органы, а у Косыгина были свои планы. Он хотел более активно управлять производством. Это отвечало и планам Брежнева, который считал, что Центральному комитету партии следует спрашивать с Совмина за состояние дел в экономике, а не отвечать за ее развитие.

Накануне пленума ЦК у меня был разговор с Брежневым. Я доказывал ему, что целесообразнее было бы привести в соответствие границы совнархозов и административное деление страны, устранить нездоровые отношения между местными руководителями и совнархозами. Сохранись территориальная форма управления народным хозяйством сегодня, она, пожалуй, содействовала бы укреплению самостоятельности республик и других образований. В этом случае не возникли бы и крайне острые отношения между центром и местными органами управления.

С первых же дней на посту председателя Совмина СССР Косыгин начал активную подготовку к переводу промышленности на новые методы планирования и экономического стимулирования.

Подготовка к проведению крупных экономических мероприятий, одобренных сентябрьским (1965 года) пленумом ЦК КПСС, шла не спеша, обстоятельно. Ряд предприятий в стране были переведены в порядке эксперимента на новые условия работы, чтобы опробовать на практике все элементы предстоящей реформы. В Москве в этой работе участвовали более двадцати предприятий. Косыгин лично следил за ходом экспериментов, вникая во все детали с присущей ему основательностью и глубоким знанием производства.

Особый интерес Косыгин проявлял к реорганизации автомобильного хозяйства Москвы, начатой по инициативе И. М. Гобермана, крупного организатора и руководителя автотранспорта столицы, человека творческого, активного и целеустремленного. Почти весь грузовой транспорт города был объединен в единый транспортный комплекс – Главмос-автотранс, в состав которого входили крупные специализированные автокомбинаты, ремонтные и другие предприятия. Это позволило значительно улучшить использование автомобильного парка столицы, увеличить грузооборот, уменьшить порожние пробеги. Была введена централизованная доставка массовых грузов.