Самая страшная книга 2015 (сборник) - Галина Евдокимова

– Андрюша…

В такие редкие минуты он верил, что все еще будет хорошо.

Но через некоторое время прежняя Аська опять исчезала. Снова тонула в своем море. Как один раз наяву и много – в кошмарных снах, уходила в далекую темно-зеленую глубину, и Андрей никак не мог ее остановить или догнать. И опять терял ее навсегда. Снова и снова.

А однажды вместо чернильных нечеловеческих глаз на него взглянули светло-карие. Андрей, застыв от ужаса, сразу же их узнал.

– Дяденька, пусти меня, – пробормотал тоненький Аленкин голос. – Я хочу домой.

Андрей молчал, оцепенев под доверчивым и ласковым взглядом девочки, которую убил. Он не знал, что делать.

– Пусти меня, – тихо, почти совсем безнадежно попросила она. – Мне тут плохо, – она помолчала и добавила жалостливо: – И тебе.

С трудом преодолев судорогу в горле, он сипло сказал:

– Иди.

Она улыбнулась – Аленкиными глазами и Аськиной улыбкой – и благодарно кивнула. Поднялась на цыпочки, поцеловала его в лоб. И Андрей увидел близко-близко теперь уже Аськины глаза, нежные и грустные, наполненные слезами.

– Я люблю тебя, Андрюша, – сказала она совершенно прежним, своим голосом.

А потом отвела его руки и отступила в сторону.

Он зажмурился, чтобы не видеть, как она уходит.

Ожерелье из ракушек она оставила на подушке. От него пахло морем, водорослями и немного, еле уловимо, – прежним цветочным запахом Аськиных волос и кожи.

Андрей проснулся, будто вынырнул из глубины на поверхность. Как будто Христо только что вытащил его из моря. Закашлялся, задыхаясь и жадно хватая воздух.

Огляделся. Комната в гостевом домике Ксаны. Знакомый беленый потолок с трещиной посередине, стены, завешанные цветастыми ковриками. Тикают старые ходики на комоде, укрытом кружевной скатертью. И никого нет, кроме самого Андрея.

На дворе Ксана, подобрав цветастые широкие юбки, сыпала квохочущим курам зерно и кричала грозным басом:

– Христо, бездельник, чтоб тебе повылазило! Ты уже почистил рыб?

«Я уже это слышал», – удивленно подумал Андрей.

– А, – увидела его Ксана. – Утопленник наш. Ну чиво? Проспался? Блинов-то будешь? Ишо горячие.

«Сон, – понял Андрей. – Просто кошмарный сон».

– Спасибо, – сказал он, улыбаясь. – Буду. Ксана, а можно… Можно я тут поживу немного. В пансионат мне возвращаться не хочется, а до поезда еще две недели. Я заплачу.

– Мы ведь уже с тобой договаривались насчет платы, – удивилась Ксана.

– Что?!

Андрей метнулся обратно в дом. Бросился к кровати.

Ожерелье из ракушек лежало под подушкой.

Медленно, с ожерельем в руках, он вышел во двор. Ксана пристально смотрела на него.

– Это был не сон? – хрипло спросил Андрей.

– А кто ж его знает, – пожала широкими плечами Ксана, серьги качнулись, отбрасывая солнечные зайчики на ее щеки. – Сейчас тут, касатик, не всегда разберешь, где сон, а где нет– Усмехнулась, блеснув белыми зубами, добавила: – Где смерть, а где жизнь.

Андрей молчал, неподвижно глядя на нитку ракушек в своих руках.

– А пойдем-ка со мной, – сказала вдруг Ксана резко. Выпустила юбку, отряхнула руки. Зерно и хлебные крошки кучей высыпались на землю из подола. Куры, восторженно квохча, кинулись на нежданную добычу.

– А вот это Машута, – сказала Ксана, ласково похлопывая по жестяному боку пузатую пучеглазую красно-желтую рыбу– Хорошая баба была. У ней все росло в саду, как на дрожжах. Мне в земле копаться некогда, я всегда у Машуты помидоры покупала и ягоды. Таких вкусных ни у кого не было. Умела она чего-то такое с цветами и деревьями. Слово волшебное знала, что ли. Как мой Костя с железками своими.

Рыба вдруг дрогнула, со скрежетом приоткрыла железные веки и посмотрела на Ксану.

– Привет, Машута, – сказала та.

Андрей содрогнулся.

– А вона там, глянь, видишь, медуза жирная? Морда у ей еще такая противная. Это Капитоныч, гадина. Медузой был, медузой и стал, сволочь. Скольким из наших, местных, он гадостей сделал, не перечесть. Доносы строчил. Говорят, притопили его не просто, а еще и по этому делу. Он у меня, кстати, единственный, кого я специально сюда. Я ведь, касатик, не понимала сперва, что творю-то. А как поняла – все, больше ни-ни. Только вот его, гадину. А ты глазами-то не лупай на меня, сволочь, а то я тебе их вовсе закрашу, нечем будет лупать.

Медуза вздрогнула всем телом, обтянутым мятой парусиной, и поспешно прикрыла веки.

– Так-то, – одобрила Ксана.

– А… Аленка? – спросил Андрей, с ужасом оглядывая остальных обитателей чудовищной морской карусели.

– Аленка? – удивилась Ксана. – Нет, ее тут нету. Она уже после. Мать ее ко мне ходила, дура. Слышала она, мол, про меня, что я умею. Просила, мол, верни доченьку хоть какую, только верни. Вон как ты меня давеча, – криво усмехнулась она.

– Это вы мне так предлагали Аську вернуть? – хрипло спросил он, указывая задеревеневшей рукой на карусель.

– Я – тебе? Окстись, касатик. Это ты меня просил, помнишь?

– Я не знал, что…

– Вона и я не знала. Я ведь, как ты, касатик, о том же просила. Я что угодно была готова сделать, чтобы мой Костя вернулся.

– Я не буду убивать, – быстро перебил ее Андрей. – Даже ради этого я не буду. Ни Аленку, ни кого-то еще. Я ведь, – он запнулся, – я ведь не убил ее на самом деле?

Ксана хмыкнула:

– Я ведь тебе говорила, касатик, сейчас толком и не разберешь, где тут на самом деле.

Опершись на руку Андрея, она тяжело спрыгнула с карусели.

Махнула рукой в сторону:

– А вона там, видишь, аттракцион с плавающими рыбами. Костя мой больше всего его любил. Я теперь туда не хожу. Христо за ним смотрит. Не могу. Сперва, когда он вернулся-то, Костя, я все время там с ним сидела. Разговаривала, плакала. Я ведь, знаешь, сначала думала, как та дура, Аленкина мать, пусть хоть как вернется. Только бы был. А потом поняла, что натворила. Ты представляешь, касатик, им-то каково – там? Каково живому человеку в железной рыбе, которой всего движения – хвостом пошевелить и по рельсам круг проехать. Один и тот же круг. День за днем. А? Я сперва думала – пусть просто стоит. А потом поняла, что так ему еще больше тоска. Пусть хоть покатается, и детишки опять же каждый день разные. Вот и развлечение.

Ксана смотрела в сторону аттракциона с рыбами, и по ее лицу катились слезы. Андрей растерянно молчал.

– Это Косте моему, – еле слышно сказала она через некоторое время. – Косте, который каждую минуту не мог спокойно сидеть, все что-то придумывал новое или мастерил. Что же я сделала с ним… Что же я со всеми ими сделала… Если бы я только могла их обратно отпустить…