Осоковая низина - Харий Августович Гулбис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У Петериса самые с е р ь е з н ы е намерения. Понимаешь, что это значит.
— Я не подавала ему никакого повода.
— Наверно, все же подавала.
— Эльвира! Я в самом деле…
— Будь готова к тому, что в один прекрасный день он к тебе посватается.
Алиса не знала, что и ответить. Наконец она вспомнила о Жанисе Квиеситисе:
— Ведь я написала письмо…
— Ну и что? Сравнила Петериса с каким-то бродягой, у которого в каждом порту по зазнобе! Женится такой на тебе! Скорее скверной болезнью наградит.
Эльвира сама почувствовала, что, стараясь переубедить Алису, зашла слишком далеко.
— Ну ладно. Может быть, все не так уж страшно. Но что это за жизнь, когда мужа почти никогда нет дома и ты вечно одна, днем и ночью трепещешь за него, не утонул ли. Уж лучше пойти за такого, который постоянно рядом с тобой, может в трудную минуту помочь.
Алиса дала Эльвире закончить, потом заговорила так серьезно, с такой убежденностью, что подруга на время даже растерялась:
— Если я вообще выйду когда-нибудь замуж, так только за инвалида.
Это намерение созрело у Алисы, когда ей было семнадцать лет. В то время из Риги прогнали немцев, и домишко Курситисов на городской окраине был забит ранеными и умирающими, Алиса впервые так близко столкнулась с жестокой, непостижимой смертью. Угасающие взгляды, предсмертные крики и стоны так глубоко запали Алисе в душу, что с этого момента она вообразила себе брак как неизменную заботу о муже, как самопожертвование ради него. Тогда-то они с подругой Ильзой и поклялись, что пойдут замуж только за инвалида. Ильза умерла, так и не выполнив благородной клятвы. Стоило Алисе подумать о печальной судьбе Ильзы, как она вспоминала про свое решение и ее охватывало светлое настроение. Переживания, связанные с уходом из «Лиекужей», тоже смутно оживили это воображение. Стоило Эльвире заговорить о чувствах Петериса, забытая клятва опять ожила в памяти с новой силой, Алисе вдруг стало абсолютно ясно, что она ее выполнит.
Напрасно Эльвира пыталась убедить Алису, как невыгодно и глупо быть женой калеки, что это всего лишь пустая фантазия. Алиса оставалась непреклонной.
— Я тебе не верю. Ты мне голову не морочь!
— Милая Эльвира, сердись не сердись, а я так решила.
Между подругами впервые возникла размолвка.
В воскресенье утром, увидев Петериса в новом шикарном костюме, при шляпе и трости, Лизета оторопела:
— О боже! Господин, вылитый господин!
Когда Петерис сказал, во сколько обошелся его наряд, Лизета сердито сплюнула:
— Сумасшедший!
У Петериса под крахмальным воротничком надулись жилы, и он хрипло буркнул:
— Много ты понимаешь!
— Ах, я не понимаю! Поживи с мое, тогда говори! — вспыхнула мать.
В другой раз Петерис стал бы спорить, а теперь только сердито захлопнул за собой дверь и направился к Эльвире.
Эльвира оглядела Петериса с ног до головы.
— Скажу тебе, совсем неплохо. Только штаны длинноваты. Брючины набегают, упираются в туфли. Да и туфли не надо было коричневые покупать.
— Он меня уговорил.
— А ты сказал, что это у тебя жениховский наряд?
— Этого я не сказал.
— Ну вот! Черные надо было.
— Черные!
Но сегодня Петерис вовсе не был настроен спорить и только махнул рукой.
— Снимай штаны!
— Что делать будешь? Укоротишь??
— На это есть портной. Нет, ты посмотри, не штаны, а гармошки! Разве можно в таком виде невесте показываться?
Эльвира ушла на кухню гладить. Петерис, оставшись в одних кальсонах и льняной рубахе, сшитой матерью, уселся на Эльвирину кровать. Было холодно, потому что комнату еще не топили, а толстые стены пропитались сыростью. Петериса смущало странное чувство, подобно тому, какое испытываешь, когда пробуждаешься после яркого, волнующего сна и трудно понять, что на самом деле реально: происходившее вокруг тебя вчера, позавчера и всю предыдущую жизнь или приснившееся? Где-то глубоко копошился смутный страх: не опозориться бы. Постепенно в душу закрадывались сомнения, не поступает ли он глупо. Вспомнил, как ухмыльнулся сегодня утром младший батрак Эдгар, когда он, Петерис, надел новый костюм, взял трость и шляпу; как хозяин подмигнул Юрису, как взглянула Алма — словно он только что вывозил удобрения и в таком виде явился в церковь. И по дороге кое-кто поглядывал на него подозрительно. Пускай глазеют, пускай дивятся и завидуют, решил он тогда, взмахнул тростью и вскинул выше голову. Теперь же его затея казалась ему причудой. Куда охотнее Петерис оказался бы сейчас на своей кровати в «Лиекужах» и погрузился в сладкий воскресный сон. Вошла Эльвира с отглаженной сорочкой и костюмом.
— Надевай!
— Да нужно ли это вообще? — усомнился Петерис.
— Голышом по имению побежишь?
— Нужно ли идти к этой Алисе?
— Вот этого-то я и не знаю.
— Ты говорила с ней? Что она сказала?
— Сказала, что не пойдет за тебя. Будет ждать инвалида, одноногого.
Петерис толком не понял, и Эльвире пришлось подробно передать свой разговор с Алисой.
— Не вешай носа! Еще ничего не потеряно. Детские разговоры это. Мужчина может женщине и не нравиться, но если он настойчив, то все равно своего добьется.
Одевшись, Петерис почувствовал себя лучше. Эльвира еще помогла управиться с галстуком.
— Так узел затянул, будто… вешаться собрался.
— А может, ничего другого и не останется.
У Петериса повлажнели глаза.
— Не болтай глупостей! Мужчина не должен падать духом. Это самое главное.
Эльвира посоветовала брату, как вести себя, что говорить и что не говорить.
— Не сиди, словно воды в рот набрал! Надо вести себя побойчее!
— Ну…
