Записки военного дознавателя - Марк Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, пообещали, что наладят все… и что-то даже наладили, но вот теперь отопление, сам видишь какое!
– А что за большая авария, ты говоришь была? – спросил я.
– А, то вообще особый случай… Как говорится, не к ночи будь сказано… Но тебе расскажу, раз ты тоже военный, – он заулыбался, словно бы извинялся заранее, мол история нелепая, но я уж за что купил, за то и продаю.
– В общем, – продолжал капитан, – есть тут одна легенда. А может и не легенда… Местные кочевники в нее верят, как ты, скажем, в марксизм-ленинизм…
Я кашлянул, поскольку пример был явно неудачный.
– В общем, перед большой бедой всегда местному шаману, когда он справляет баксы сарыны – это что-то вроде молитвы, очень важной – является дух некоего Адай-бая. Не знаю толком кто это. Говорят, был такой разбойник, масштабом поменьше Чингиз-хана, но как говорится, память о нем все еще живет. В общем, на этой самой памяти кочевников он являлся перед войной, перед большим мором скота и еще много раз. В общем, шаман тот, как справил свой баксы сарыны, на другой день заявился прямо в шахтоуправление и сказал, мол, чтобы завтра на работы не выходили. Большая беда будет! Ну, те, понятно, посмеялись, да пошли своими делами заниматься.
Ночная смена прошла нормально, а наутро, главный инженер сказал, что спустится вместе со сменой, проверить, что и как. В целом, и та смена прошла хорошо, а когда все собрались уже у клети, чтобы наверх подниматься, главный вдруг услышал странный скрип. Приказал всем заткнуться, и стал слушать…
– А ну, говорит, мужики, валим, отсюда к грузовому стволу!
Ну, работяги сначала поупирались – до грузового было километра полтора топать по штрекам – но потом пошли за главным – делать нечего. Хотя, сам понимаешь, после смены не особо это интересно топать по воде полторы версты. Однако, когда прошли метров двести-триста, и услышали дикий грохот, словно землетрясение, и потом облако серой пыли заполнило весь штрек – людской ствол обвалился!
– Как это? Вертикальный ствол, и обвалился? —спросил я.
– То-то и оно! Это очень редко бывает. Как и все в этом городе, шахту тоже строили на тяп-ляп. Геологическую разведку грузового ствола сделали вроде бы правильно, а людского – не делали вовсе, так потом комиссия заключение выдала. Типа – на фиг надо? Между ними всего-то полтора километра! Что там может быть другого? А там оказались какие-то нестабильные пласты, или еще чего, я – не специалист, и все это «хозяйство» поехало, что называется. К слову, если бы не главный, то все бы там и остались. Тогда несколько десятков тысяч тонн породы обрушилось. Ствол даже восстанавливать не стали. Так-то…
– Вот это – да! – только и сумел вымолвить я.
– Ладно, – сказал Витя, – Пойду уже, пожалуй… Время позднее. Если какие вопросы – я в триста двенадцатом, заходи, если что по-простому… Да, и за чай спасибо. – Он протянул руку, и мы попрощались.
***
В течение всей службы я вывел посредством многочисленных экспериментов любопытную эмпирическую формулу: спать без шапки можно только тогда, когда в комнате температура не ниже плюс десяти. Если же холоднее хоть на полградуса – никак не заснуть. В этом смысле моя первая ночь в гостинице была неспокойная. Спать с головой под одеялом я никогда не мог. В ушанке тоже не заснуть – жутко неудобно, а тонкую лыжную шапочку я из дома прихватить не сообразил, впрочем, я даже и представить не мог, что она может где-нибудь понадобиться. В общем, всю ночь я пытался соорудить из шарфика некое подобие чалмы, но успехи мои были смехотворны. Впрочем, терпение – оборотная сторона успеха, и потому навыки в производстве головных уборов среднего Востока ко мне все-таки пришли где-то в районе пяти утра, хоть и результат моего кустарного производства никак не являл собою образец высокого мастерства.
Проснулся я в девять. В те годы я увлекался разного рода самоистязаниями вроде обливания холодной водой, но в данных обстоятельствах, подобные занятия выглядели бы куда нелепее, чем поездка в Тулу с собственным самоваром. В общем, скорее, чтобы немного разогреться, я попрыгал, упал-отжался, а затем, когда тело приобрело, наконец, некоторую гибкость – снова запарил кашу и залил кипятком ложку растворимого кофе.
На улице мело неистово. Ветер чудовищными порывами раскачивал редкие деревья, а плотность снега была такая, что ближайшие ко мне фонари я еще видел, но дальше – почти ничего. Вылезать на свежий воздух мне не очень-то хотелось, но, с другой стороны, отлеживаться в этой дыре тоже смысла большого не было. Лучше было бы сэкономить день-другой с тем, чтобы побыть с семьей в Киеве, через который я прокладывал все маршруты своих командировок. И лишь пару-тройку дней, отогревшись и отъевшись, я снова не спеша двигал дальше в свой Чернигов. Вообще, наверное, лишь спустя год службы я понял весь глубинный смысл исключительно мудрой присказки моего комбата: «Кто службу понял, тот – не спешит!»
Обернув ноги припасенной загодя газетой, я лишь затем натянул на них шерстяные носки. Получились эдакие объемистые валики, которые я не без труда пропихнул в хромовые сапоги. Потопав, чтобы сапоги пришлись по ноге, я затем накинул шинель, и опустив клапаны ушанки, двинулся на поиски городского военкомата. Хромтау оказался довольно маленьким городком, и почти до любой точки можно было дойти пешком. Несколько вопросов у местных, полчаса блужданий в полупрозрачной пурге и, вот, нужное мне учреждение нашлось. Я его узнал сразу по характерным решёткам на окнах в виде пятиконечных звезд. Здание было одноэтажное, сильно облупившееся, и потому было видно, что красили его то желтой, то зеленой краской, и в последний раз, видимо, лет пять-семь тому назад.
Дверь была снаружи обита железом, а изнутри – черным, тоже весьма обшарпанным, как и все здание, дерматином, с ватной подбивкой.
На вопрос, где сидит военком, дежурный старшина угрюмо указал мне карандашом, которым он только что разгадывал кроссворд, на дверь в конце коридора. Я прошел, как и было сказано, мимо дверей двух кабинетов, когда наконец увидел табличку: «Военный комиссар майор В.М.Абрамов». Я постучал и тотчас открыл дверь. В комнате с мутноватыми заиндевелыми окнами было сильно накурено. За столом, метрах в трех от двери сидел худой лысоватый человек в форме с общевойсковыми петлицами и погонами майора.
– Разрешите, – сказал я и