Верные, безумные, виновные - Лиана Мориарти

Теперь она смирилась с тем, что излечения не будет. Все это закончится только со смертью Сильвии. А пока Эрика продолжит бороться с симптомами.

– Так что я, пожалуй… – Эрика указала шваброй в сторону дома.

– Когда мы въехали сюда, я хорошо ладила с вашей мамой, – начала Мишель, – но потом она почему-то обиделась. Я так и не поняла почему.

– Вы не виноваты. Это в духе моей матери. Так проявляется ее болезнь.

– Верно, – согласилась Мишель. – Что ж… спасибо вам.

Сконфуженно улыбнувшись, она на прощание помахала Эрике рукой.

Едва Эрика дошла до порога, как входная дверь открылась.

– Быстро! Заходи! – У матери был безумный взор, словно на них напали. – Зачем ты с ней разговаривала?

Эрика боком вошла в дверь. Иногда, бывая в других домах, она автоматически входила в дверь боком, забывая, что у большинства людей двери отворяются полностью.

Она протиснулась мимо стопок журналов, книг и газет, открытых картонных коробок со всякой всячиной, книжной полки, забитой посудой, неподключенной стиральной машины с открытой крышкой, привычных пакетов с мусором, безделушек, ваз, туфель, швабр. Всегда смешно было видеть швабры, потому что свободного пола для подметания не имелось.

– Что ты здесь делаешь? – спросила мать. – Думаю, это против «правил».

Слово «правил» она жестом заключила в кавычки, чем напомнила Эрике о Холли.

– Мама, что это на тебе? – со вздохом спросила Эрика, не зная, плакать ей или смеяться.

На матери было совершенно новое синее платье с блестками, явно ей великоватое, и повязка с перьями, низко сидящая на лбу и заставлявшая ее то и дело вскидывать голову. Приняв позу звезды, она уперла руку в отставленное бедро:

– Ну разве не красиво? Я заказала это по Интернету. Спецпредложение, ты будешь мной гордиться. Меня пригласили на вечеринку. Вечеринку «Великий Гэтсби»!

– Какую вечеринку?

Эрика прошла по коридору в гостиную, изучая дом. Не хуже, чем обычно. Повсюду, как всегда, пожароопасные предметы, но запаха гнили она не почувствовала. Может быть, сегодня сосредоточиться на дворе? Если только дождь утихнет.

– Это вечеринка по поводу шестидесятилетия. Я очень хочу пойти туда! Как ты, дорогая? У тебя немного утомленный вид. Зря ты принесла все эти щетки и флаконы, как будто собираешься заниматься уборкой.

– Да, я собираюсь заниматься уборкой.

– Ну это просто глупо. Я бы лучше поболтала с тобой и послушала о твоих делах. Если бы я знала, что ты приедешь, испекла бы что-нибудь из новой книги рецептов, о которой тебе рассказывала.

– Да, но кому исполняется шестьдесят? – спросила Эрика.

Непохоже было, что ее мать пригласят на вечеринку. Выйдя на пенсию и перестав работать в приюте, она потеряла связь с подругами, даже самыми стойкими и терпеливыми, или же избавилась от них. Накоплением друзей Сильвия не увлекалась.

Эрика вошла в кухню, и сердце у нее упало. Двору придется подождать. Сегодня она займется кухней. Конфорки завалены бумажными тарелками. Полупустые контейнеры для еды с зеленой плесенью. Она собиралась прийти в этот дом лишь через две недели, и, не будь проблемы с двором, она бы этого не увидела. Но, увидев, не могла уйти. Здесь была угроза здоровью. Унижение человеческой благопристойности. Поставив ведра на пол, Эрика достала пачку одноразовых перчаток.

– Фелисити Хоган исполняется шестьдесят, – со вздохом произнесла мать, и ноздри ее чуть затрепетали при имени Фелисити, словно Эрика испортила ей удовольствие от предстоящей вечеринки, напомнив о хозяйке. – О-о, посмотрите на нее, она надевает перчатки, как будто собирается делать операцию!

– Мама, Фелисити исполнилось шестьдесят в прошлом году. Нет, даже в позапрошлом. И ты не пошла в гости. Помню, ты сказала, что вечеринка «Великий Гэтсби» – это вульгарно.

– Что? – У матери вытянулось лицо, и она сдвинула повязку на лоб, отчего волосы у нее встали дыбом, и теперь она походила на неуравновешенного игрока в теннис. – Ты считаешь себя такой умной и всегда правой, но ты ошибаешься! – раздраженно произнесла она. – Сейчас покажу тебе приглашение. Откуда у меня приглашение на вечер, устроенный два года назад, ответь-ка мне, умница-разумница?

Эрика горько рассмеялась:

– Шутишь? Ты это серьезно? Потому что, мама, ты ничего не выбрасываешь!

Мать сорвала с головы повязку и бросила на пол. Тон ее изменился.

– Я знаю, Эрика, что у меня есть проблемы. Я ведь неглупая. Думаешь, мне не хотелось бы иметь большой красивый дом с кладовками и шкафами для белья, чтобы разложить все вещи? Если бы твой отец не ушел от нас, я могла бы быть дома весь день и заниматься хозяйством, как твоя драгоценная Пэм, мать Клементины. О, я – Пэм, такая идеальная мать, с моим богатым мужем и безупречным домом!

– Пэм работала, – коротко отозвалась Эрика. Оторвав от рулона пакет для мусора, она принялась складывать в него контейнеры для еды. – Она была социальным работником, помнишь?

– Социальным работником на неполную ставку. Конечно помню. Как я могу это забыть? Ты была ее маленьким заданием по социальной работе на стороне. Она заставила Клементину стать твоей подругой. Вероятно, всякий раз, как ты приходила к ним играть, она дарила ей наклейку с золотой звездочкой.

Эрику это даже не обидело. Неужели мать считает это поразительным откровением?

– Угу, – отозвалась она. – Пэм знала, что моя домашняя ситуация не идеальна.

– Твоя домашняя ситуация не идеальна. Как в мелодраме. Я делала все, что могла! Ставила на стол еду! Одевала тебя!

– У нас целый год не было горячей воды. Не потому, что мы не могли этого позволить, а потому, что ты стыдилась пригласить мастера для ремонта бойлера.

– Я не стыдилась! – с напором прокричала мать, отчего проступили сухожилия на ее шее, а лицо сильно покраснело.

– А следовало бы, – спокойно проговорила Эрика.

В такие моменты она ощущала пугающее спокойствие.

Только несколько часов или даже дней спустя, оказавшись одна в машине или в душе, она неожиданно для себя кричала что-то в ответ.

– Признаюсь, иногда я начинала чуть-чуть бояться, что тебя заберут, – жалостливо заморгав, сказала мать. – Частенько я думала, что этой благодетельнице Пэм может взбрести в голову пожаловаться в департамент добровольной помощи на то, что я не чищу плинтусы и тому подобное.

– Плинтусы! – воскликнула Эрика. – Когда ты видела плинтусы в этом доме?

Мать весело рассмеялась, словно все это было очень смешно. У матери Эрики был такой милый смех, как у девушки на балу.

«У нее нет биполярного расстройства?» – спросил Оливер, когда впервые столкнулся с необыкновенной способностью тещи включать и выключать вспыльчивость, но Эрика возразила ему, что люди с подобным психическим расстройством не могут управлять своим поведением. Ее мать, конечно, ненормальная, но она точно знает, когда и как быть ненормальной.

– У нас были крысы, – напомнила Эрика. – Никого не волновала чистка плинтусов.

– Крысы? – переспросила мать. – Перестань! Не было у нас крыс. Может быть, мышки. Милые маленькие мышки.

У них действительно были крысы. Или, во всяком случае, какие-то грызуны. Они подыхали, и появлялась ужасная, невыносимая вонь, но среди нагромождения всякого хлама, заполняющего каждую комнату, найти их было невозможно. Приходилось просто ждать. Вонь доходила до высшей точки, потом постепенно ослабевала, но окончательно не исчезала. Эта вонь въелась в Эрику.

– К тому же отец Клементины не богатый, – сказала она матери. – Обыкновенный отец с обыкновенной работой.

– Что-то связанное со строительством, да? – непринужденным тоном гостьи на вечеринке с коктейлями произнесла ее мать.

– Он работал в машиностроительной компании.

На самом деле она не знала, в чем заключалась работа отца Клементины. Сейчас он был на пенсии и увлекался французской кухней, преуспевая в этом.

Однажды, когда Эрике было четырнадцать и мать была на работе, к ним приехал отец Клементины и поставил замок на дверь ее спальни, чтобы в ее комнату не проникло материнское барахло. Это была его идея. Он ни слова не сказал о состоянии дома. Закончив работу, взял ящик с инструментами, вручил ей драгоценный ключ и на миг прикоснулся к ее плечу. Его молчание было откровением для Эрики, выросшей не только в окружении материальных предметов, но и слов – целого шквала жестоких, добрых, мягких, надоедливых слов.

Запомнив молчаливое, твердое прикосновение руки чужого отца к своему плечу, Эрика узнала, что значит иметь отца. Таким отцом мог бы стать Оливер. Он выражал бы свою любовь не словами, а простыми нужными делами.

– Ну, может, он и не был богатым, но Пэм не была матерью-одиночкой, верно? Ее поддерживал муж! У меня не было поддержки. Я была сама по себе. Ты понятия не имеешь, что это такое. Вот погоди, когда у тебя будут свои дети!

Эрика продолжала механически заполнять мешок мусором, но замерла в тревоге, как животное, почуявшее хищника. Несколько лет назад, когда Эрика сказала матери, что никогда не хотела иметь детей, мать с бездумной жестокостью произнесла: «Да, я действительно не могу себе представить тебя матерью».