Верные, безумные, виновные - Лиана Мориарти

Барни метнул на него озабоченный взгляд, а потом вдруг потрусил прочь, как будто решив, что с Видом ничего не случится и ему следует проведать других членов семьи.

Вид тщательно начищал боковую часть туфельки. Женщины не умеют чистить обувь. Они чересчур нетерпеливые и поспешные. Они никогда не делают это качественно.

Умеет ли Клементина чистить обувь? Жаль, он не может ее спросить. Интересно было бы услышать ответ. Клементина ведь по-прежнему их друг, да? Почему она не отвечает на его звонки? Ему хочется лишь сказать ей «привет», напомнить о себе. Он даже посылал ей эсэмэски, а он не любит оставлять эсэмэски. Он предпочитает, чтобы человек увидел пропущенный звонок от него и сразу же перезвонил. Наверняка у нее в телефоне записан его номер. Ему было обидно. Прежде никто не оставлял его звонки без ответа. Даже бывшая жена отвечала ему.

Подняв туфельку, он стал рассматривать ее и вспомнил музыку. Это было необыкновенно. Бесподобно.

Решение пришло к нему неожиданно. Он был на набережной, собирался встретиться со старым другом в «Опера-баре», но у друга заболела престарелая мать, и он в последнюю минуту отменил встречу. Поэтому Вид зашел в Оперу, где долго беседовал с девушкой-кассиршей. Он сказал, что хочет послушать симфонию, и оказалось, проблем нет, осталось много билетов на симфонию «Так говорил Заратустра». Вид понятия не имел, что это такое, но девушка сказала, что он узнает музыку из произведения «2001: Космическая одиссея». И она оказалась права: конечно, он узнал.

Он особо не надеялся, что Клементина будет играть. Он знал, что она играет в оркестре не на полную ставку. Играет, чтобы кого-то подменить. Он знал также, что скоро у нее будет прослушивание для получения места в оркестре, которое ей очень нужно, а Эрика сказала, что прослушивание еще не состоялось.

Поэтому он знал, что она вряд ли будет играть, но ему всегда везло. Он был очень удачливым. Некоторым людям везет, другим нет, но ему всегда везло, если, конечно, не считать того, что случилось на барбекю, но это было просто отклонение от маршрута его удачливой жизни. Но в тот вечер ему повезло, потому что вот она – сидит на сцене в длинном черном платье, спокойно переговариваясь с музыкантом рядом, с красивым блестящим инструментом, прислоненным к плечу, будто усталый ребенок.

Отыскав свое место, он разговорился с сидящим рядом мужчиной, хорватом по имени Эзра, который пришел на концерт с женой. Вид рассказал ему, что никогда раньше не слушал симфоний, но что любит классическую музыку и знаком с виолончелисткой из оркестра, поэтому собирается очень громко ей хлопать. Эзра сказал, что зрители обычно не хлопают между частями произведения, так что лучше подождать, пока не начнут хлопать другие. Но жена Эзры, Урсула, подалась вперед и сказала:

– Хлопайте, когда захочется.

Вид собирался пригласить Эзру и Урсулу на ужин, как только сможет это устроить. Хорошие люди. Очень хорошие люди.

Он предполагал, что симфония – это что-то вроде шоу или кино, когда выключают свет, но свет оставался включенным, и он все время видел Клементину. В какой-то момент даже подумал, что она смотрит прямо на него, впрочем, он сомневался в этом.

Она явно была лучшим исполнителем из всего оркестра. Это было ясно и дураку. Не отрываясь он смотрел на ее руку, вибрирующую на шейке виолончели, на смычок, движущийся в унисон со смычками других музыкантов, на то, как она откидывала голову назад, открывая шею.

Он был по-настоящему заворожен этими новыми впечатлениями.

Эзра оказался прав: никто не хлопал там, где, по мнению Вида, следовало хлопать. Зрители кашляли. Каждый раз, когда оркестр умолкал, возникала небольшая симфония покашливаний. Это напоминало Виду церковь.

Ему пришлось уйти после антракта, поскольку его ждала Тиффани, но Эзра с Урсулой сказали, что первое отделение самое лучшее.

Пока ехал на машине из города, он был весь во власти музыки, словно принял какой-то галлюциногенный наркотик. Грудь была переполнена чувствами, и ему не сразу удалось выровнять дыхание.

Он хотел позвонить ей, сказать, что она была лучшей исполнительницей в оркестре, но потом ему припомнилось ее лицо в тот последний раз, когда он видел ее на своей лужайке, и он понял, что она не хочет напоминаний о том дне. Он тоже не хотел, чтобы ему напоминали об этом, но все же тосковал – не то чтобы по ней, он не хотел Клементину, нет, не в сексуальном смысле, – но тосковал о чем-то и чувствовал, что она единственный человек, способный дать ему это.

На подъездную дорожку Гарри въезжала полицейская машина, а в это время Вид, Тиффани и Дакота отправлялись в своей машине на собрание в школу.

– Может быть, нам задержаться? – предложила Тиффани.

«Получи по заслугам. Я разрешила дочери читать „Голодные игры“, офицер. Я не заметила, что мой сосед умер. Наверное, я вела себя недостойно».

Вид поставил ногу на педаль газа.

– Что? Нет. – («Лексус» с тихим урчанием послушно выехал на улицу.) – Ты уже говорила с полицейскими. Рассказала им все, что знаешь. Добавить больше нечего. Они уже заканчивают отчет, транжирят деньги налогоплательщиков.

– Мне следовало носить Гарри еду, – сетовала Тиффани. – Вот что делала бы хорошая соседка. Почему я никогда не приносила ему еду?

– По-твоему, об этом хочет спросить тебя полиция? «Почему вы не носили ему еду, никудышная вы соседка?» Ты могла бы ответить: «Знаете, офицер, я скажу вам почему! Потому что он швырнул бы эту еду мне в лицо, вот! Как пирог с кремом!»

– Нельзя хорошо относиться только к симпатичным людям, – возразила Тиффани, оглядывая большие дома, мимо которых они проезжали, – красивые уютные дома с ухоженными лужайками под сенью высоких деревьев.

Неужели она стала одной из тех, кому даны неограниченные права? Стала чересчур довольна собой? Слишком занята, чтобы тревожиться о чем-то, помимо собственной семьи.

– Разумеется, надо хорошо относиться только к симпатичным людям! – Вид посмотрел на Дакоту в зеркало заднего вида. – Слышишь, Дакота? Не трать время на несимпатичных людей!

Тиффани бросила взгляд через плечо на Дакоту, которая сидела в своей новой форме, выпрямившись и прижавшись к двери машины, как будто оставляла место для других пассажиров. Дакота, почему ты разорвала книгу?

– Однажды мама принесла Гарри киш, – не глядя на мать, сказала Дакота. – Я помню. Это был киш с грибами.

– Правда? Постой, я это сделала? – взволнованно спросила Тиффани. Это было после рождественского вечера, который они обслуживали. – Он сказал, что терпеть не может грибы.

Вид хохотнул:

– Ну вот, пожалуйста!

– Не его вина в том, что он не любил грибы! – сказала она. – Надо было снова попробовать.

– Но он грубо себя повел, верно? – заметил Вид.

Да, Гарри повел себя грубо. Он быстро захлопнул дверь у нее перед носом, и ей пришлось отскочить, чтобы не прищемило пальцы. Но она знала, что много лет назад он потерял жену и ребенка. Печальный одинокий старик. Нужно было ей очень постараться.

– Разве тебе его не жаль? – спросила она Вида. – Совсем?

Вид пожал широкими плечами. Он вел машину, едва прикасаясь пальцами к нижней части руля.

– Мне жаль, что он умер один, но знаешь, что случилось, то случилось, и к тому же этот человек плевался в нашу красивую Дакоту!

– Он не плевался в меня, – сказала Дакота. – Просто он плевался в землю, когда видел меня. При виде меня ему хотелось плеваться.

– Из-за этого мне хочется убить этого мужика. – Вид стиснул руль.

– Он и так совсем, совсем мертвый. – Тиффани вспомнила о смраде, ударившем в нос, когда Оливер открыл дверь. Тогда она сразу догадалась. – Просто я чувствую…

– Чувствуешь раскаяние, – без выражения проговорила Дакота с заднего сиденья.

Тиффани снова быстро обернулась. Такого рода замечания Дакота делала все время, проверяя свой словарный запас, опробуя идеи, пытаясь понять, как именно устроен мир.

– Я действительно чувствую раскаяние, – подтвердила Тиффани.

Она горела желанием завести один из тех разговоров с Дакотой, в которых дочь часто удивляла и радовала ее своими умными и необычными наблюдениями, но Дакота по-прежнему смотрела в окно, сжав губы, словно сердясь на что-то, и Тиффани отвернулась.

Оставшуюся часть поездки Вид рассказывал о новом японском ресторане, о котором узнал от своих клиентов и в котором подавали лучшую в Сиднее темпуру. А возможно, во всем мире или во вселенной.

– Вот мы и на месте! – воскликнул Вид, когда они подъехали к огромным металлическим воротам. – Дакота, взгляни на свою новую школу!

Тиффани с улыбкой повернулась к Дакоте, но та, сидя с закрытыми глазами, довольно сильно ударилась лбом об окно. Можно было подумать, что она задремала.

– Дакота! – резко проговорила Тиффани.

– Что? – Девочка открыла глаза.

– Посмотри! – Тиффани показала на окружающее. – Что скажешь?