Дилемма - Рамез Наам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Впереди неприятности, – сказал Йинджи, приложив палец к наушнику. – Толпа людей пытается ворваться в Луцзяцзуй.
Толпа? Рвется в его дом?
Чем ближе они подъезжали к деловому району, чем светлее было вокруг, тем это становилось очевиднее. Люди на улицах были мокрые насквозь, голодные, отчаявшиеся. Озлобленные. В мусорных урнах горели костры. Кто-то бросил в джип бутылку, и Чен невольно отшатнулся.
Поначалу на тротуарах виднелись горстки людей, потом толпы, а теперь автомобиль пробирался сквозь сплошной поток. Все шли на свет, надеясь согреться и укрыться от дождя. Джип, ехавший впереди, освещал толпу прожектором. Из мегафона летели угрозы и предупреждения. Грязные, мокрые люди тянулись к машинам. Что-то бухнуло рядом с Ченом; он повернул голову и увидел прижатое к стеклу лицо с безумными глазами и выбитым передним зубом, раскрытым в яростном вопле ртом. Десятки кулаков забарабанили по машине. Чен съежился от страха и тут увидел, как по другому окну ударили железной трубой. Еще удар… еще, и еще, и еще.
Спереди вновь донеслось требование разойтись. Толпа начала раскачивать машину. Он посмотрел в зеркало заднего вида на своего водителя – морского пехотинца – и прочел в его взгляде неприкрытый страх. Машину затрясло еще сильней, колеса с левой стороны оторвались от асфальта, и Чен судорожно зашарил руками перед собой, пытаясь за что-нибудь ухватиться.
ЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗТ!
Безумный звук сотряс его тело, зубы, кости, нутро. Ультразвуковое оружие, применяемое для ликвидации массовых беспорядков.
И снова:
ЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗТ!
Чен схватился за живот: боль гнездилась именно там. Толпа отпрянула, и автомобиль рывком встал на все колеса. Чен выглянул в окно и увидел, как мощный солдат в броне хватает беззубого за волосы, с размаху бьет лицом о стекло, ломая нос, и отшвыривает в сторону. На стекле в этом месте осталось кровавое пятно.
Машина поехала вперед, и толпа бросилась врассыпную. И вот уже ворота. Чен облегченно выдохнул, оказавшись на пустых, ярко освещенных улицах Луцзяцзуя.
Спустя несколько минут Чен поднимался в лифте домой. Он пришел в себя после ультразвукового удара, разогнавшего толпу, и набирал код для входа в квартиру, когда позвонила учительница Лин.
Она была в истерике и несла какую-то околесицу. Прячусь на лестнице, говорила она. Идти больше некуда. Потом опять бред – про Лин, про ее неуправляемую ярость, про Шанхай… Чушь собачья.
И тут до Чена дошло. Внезапно слова учительницы сложились в ясную картину. Он понял, что произошло этой ночью и кто во всем виноват.
Двери лифта открылись прямо в квартиру. Перед ним стояло исчадие ада, его мерзкая дочь.
Утром Лин занялась делом: заварила чай и сделала сэндвичи для скучающих полицейских, убедилась, что в квартире чисто прибрано, – бардака отец не любил.
Когда он вошел в лифт, она сразу это почувствовала и приказала кухне кипятить воду и заваривать его любимый чай.
Взяв в руки тяжелую чашку, она встала напротив лифта, у самого окна. Один из полицейских подметил, что она выглядит очень взрослой для своего возраста: Лин ответила улыбкой-оскалом. Какое ничтожество!
А потом двери открылись: в лифте стоял ее отец.
– Папочка! – радостно закричала она и протянула тяжелую чашку. Отец стремительно двинулся по коридору прямо к ней, затем размахнулся и ударил ее по лицу, сбив с ног.
– Чудовище! – заорал он.
Лин вскрикнула, но было уже поздно. Она с размаху влетела затылком в закаленное стекло панорамного окна и сползла на пол. Лицо и руки обварило кипятком. Чашка упала и разлетелась вдребезги о мраморный пол. Мир закрутился в урагане боли. Слезы брызнули из глаз. Против своей воли она жалобно заскулила.
Полицейские мигом вскочили, но замерли на месте с разинутыми ртами. Один удивленно хмыкнул. Чен обернулся; он только сейчас их заметил. Трое молча смотрели друг на друга. Грудь Чена вздымалась и опадала.
Лин поползла в комнату матери; мертвую тишину в квартире нарушал лишь ее плач.
Наконец Чен проговорил:
– Вы ничего не видели. Уходите.
Полицейские поклонились и вышли из квартиры.
Лин все ползла. Она почти добралась до цели – до маминой комнаты. Там она будет в безопасности.
Отец несколько секунд молча наблюдал за ней. Затем заговорил:
– Еще раз выкинешь что-нибудь подобное, я тебя убью. Ясно?
От этих слов Лин зарыдала еще громче. Голова кружилась, и она почти ничего не видела, однако каким-то чудом все же доползла до цели. Вот она, мамина комната. Лин отдала мысленный приказ, и дверь открылась. Дверь, которая не открывалась со дня маминой смерти. Дверь, которую не мог открыть даже папа. Только она, Лин, могла это сделать.
– Ты слышала?! – громче и свирепей проговорил отец. – Я от тебя избавлюсь! Ясно? Давно надо было это сделать!
Его голос дрожал. Лин вцепилась в дверной косяк, приподнялась и влетела в комнату.
– Лин!!! – завопил отец и мигом, в три шага, очутился возле нее. Он бы опять ее ударил, но Лин успела захлопнуть защитный экран. Какое облегчение: отец отшатнулся, не рискнув остаться без рук.
Чен забарабанил в дверь, но без толку. А, черт с ней! Пусть эта тварь сгниет там заживо.
Он прошел к панорамному окну через просторную гостиную великолепной квартиры – которую получил благодаря славе, богатству и успеху – и взглянул на Шанхай. На темные руины задушенного города.
Отчасти ему было стыдно и больно за свои действия. Он ударил восьмилетнюю девочку и грозился ее убить. Он будет пытать призрак покойной жены – в надежде выбить из нее новые научные открытия и выдать за свои собственные.
Нет, подумал Чен. Нет у меня никакой жены. И дочери тоже нет. Моя жена умерла десять лет назад. А тварь, которую я называю дочерью, мне не ребенок. Это чудовище. Голем. Ее и человеком-то нельзя назвать.
24
Засада
24 октября, среда
Брис едва не погиб под Остином.
Кладбище находилось в горах к западу от города. Он приехал днем, припарковал «Лексус», отключил все телефоны и планшет, чтобы не отвлекаться, и пошел в гору, туда, где покоились его родители.
Он представлял себе улыбку отца, смех матери, их радостные лица. Сейчас им было бы за шестьдесят. Наверняка они до сих пор работали бы и помогали людям, возможно, даже дожили бы до бессмертия, надеялись бы на загрузку сознания или отмену биологического старения. Как знать, может, и они однажды пополнили бы ряды постчеловечества. И жили бы вечно.
Но этому не бывать.
Десять лет прошло. Десять лет с тех пор, как началась война.
Брис до сих пор помнил, как проснулся и включил новости. На экране людей рвало кровью, а улицы Ларами, штат Вайоминг, были завалены трупами. Машины Национальной гвардии окружили город, первые ученые в защитных скафандрах уже пытались разобраться в ситуации. Марбургский красный вирус, погубивший тридцать тысяч человек – весь город. И едва не погубивший человечество.
А потом нашли клонов Арийского восстания. Новая раса властителей мира. Светловолосые, голубоглазые, похожие как две капли воды дети – социопаты и неофашисты. Они жестоко расправились со своими создателями и преждевременно выпустили на свободу вирус, потому что им не терпелось увидеть, как он истребит все низшие расы, населяющие планету.
Десять лет минуло после страшной реакции, последовавшей за этими событиями. Слова Иосии Шеппарда, летевшие тогда с телеэкранов, навсегда отпечатались в памяти Бриса: «Безумные ученые извратили Божье творение, их стараниями в нашем мире появились исчадия Сатаны! – Телеевангелист брызгал слюной. – Господь, несомненно, вознаградит любого, кто отправит их обратно в ад».
Десять лет минуло с того дня, когда в клинике планирования семьи, принадлежавшей его родителям, разорвалась бомба. С того дня, когда его отца и мать убили за добрые дела – они лечили генетические заболевания, увеличивали IQ, словом, занимались наукой, не имевшей никакого отношения к Арийскому восстанию.
Десять лет минуло с тех пор, как страх превратил Америку в полицейское государство, и политики со священниками получили право решать, кто ты и что ты, какие у тебя должны быть гены и какие технологии можно вживлять в свое тело.
Десять лет минуло с тех пор, как он стал борцом за свободу. И только сейчас его соратники увидели плоды своих трудов.
Брис склонился над могилами родителей и положил ладони на холодный камень.
– Скучаю по вас, – прошептал он.
Несколько часов спустя, когда солнце уже покинуло небо над Техасом, Брис отряхнул одежду и пошел вниз, на ходу доставая и включая телефоны.
Один из них сразу же яростно загудел. Срочное сообщение, отправленное уже давно, – от Хироси.
[Твой второй телефон засекли. МВБ.]
Брис недоуменно уставился на дисплей и тут же присел на землю, за могильный камень.
Второй телефон. Черт! Это связь с Заратустрой. Как его могли засечь? Только он, Зара и Хироси знали о телефоне.
