Дилемма - Рамез Наам

Президенту не перечат, подумал Хольцман.

Он посмотрел в глаза Стоктону:

– Господин президент, если уж гадать, то я бы сказал так: у этих детей, при условии, что они будут жить вместе или поддерживать постоянный контакт друг с другом, есть шансы на удивительное будущее. Такого человечество еще не видело. В группах они могут обрабатывать колоссальный объем информации, у них невероятные способности к анализу и решению задач.

Президент сверлил его взглядом:

– Способности, значительно превышающие человеческие, – правильно я вас понимаю, доктор Хольцман?

– Да, сэр. Значительно превышающие. Людям такое и не снилось.

Президент кивнул.

– Как продвигается разработка вакцины?

Хольцмана передернуло. Ему был неприятен столь резкий переход от описания чудесных способностей детей к разговору о том, как предотвратить их появление на свет.

– Потихоньку, господин президент. Мы ставим эксперименты на мышах и наконец-то начали получать обнадеживающие результаты. Нам удалось научить иммунную систему реагировать на компоненты нексуса прежде, чем они попадут в мозг.

– Когда вакцина будет готова?

– Пока говорить об этом рано, господин президент. В лучшем случае еще год или два будем доводить ее до ума на мышах. Когда появятся стабильные положительные результаты, года три или четыре будем ставить опыты на людях.

Президент нахмурился:

– Итого – минимум пять-шесть лет? Совершенно неприемлемо, доктор Хольцман. Вакцина нужна нам уже в следующем году. Ускорьте процесс.

Хольцман заморгал:

– Господин президент, я и так назвал вам минимальные сроки. Быстрее уже некуда. Мы пренебрегаем всеми возможными требованиями Управления по надзору за качеством продуктов и лекарственных средств, срезаем все углы.

Стоктон забарабанил пальцами по столу. Он явно был раздосадован.

– Расскажите про лекарство.

Если вопрос о вакцине неприятно задевал Хольцмана, то вопрос о лекарстве резал по живому. Взять сверходаренного ребенка, который может мысленно общаться с другими, и лишить его этого дара…

Хольцман перевел дух, собрался с мыслями.

– Господин президент, пока нам не удалось разработать безопасного и эффективного лекарства.

– Как это понимать?

– Мыши от него умирают, господин президент. Есть ряд других наработок… – он подумал о лазейке Шанкари, – однако их эффективность пока не доказана.

Стоктон продолжал барабанить пальцами по столу.

– Доктор Хольцман, позвольте, я вам объясню, что стоит на кону. Эти дети представляют угрозу обществу. Если мы не сможем предотвратить распространение нексуса среди детей и вылечить тех, кто уже получил нексус, то выход только один: интернировать их. Интернировать тысячи детей. Чтобы вы знали, я этого делать не хочу. Народ тоже не хочет. Тем не менее я сделаю это, если у меня не останется выбора.

Хольцман хотел возразить. Почему? Почему нельзя просто принять их в общество? Но Барнс его опередил:

– Можно подвергнуть их эвтаназии, сэр, – сказал исполняющий обязанности директора УПВР. – По закону вы имеете на это право. Те дети, которые уже родились с нексусом в мозгу… они из неблагополучных семей, их матери – наркоманки. Так что широкую публику мы как-нибудь вразумим, не переживайте.

Убить?! Убить детей?!! Несмотря на повышенный уровень серотонина и дофамина в крови, Хольцману показалось, что его ударили под дых.

– Я не стану убивать детей, – отрезал Стоктон.

– По закону они даже не люди, – сказал Барнс.

– Мне все равно, Барнс, они дети! Разве они сами выбрали такую участь? Ради безопасности американского народа я готов посадить их в лагеря и держать там до тех пор, пока не изобретут лекарство. Но выносить им смертный приговор я не стану.

Барнс не унимался:

– Президент Джеймсон подверг эвтаназии клонов Арийского восстания.

– Барнс! – рявкнул Стоктон.

Воцарилась тишина. И тут Хольцман услышал собственный голос:

– Зачем? Зачем держать их в заключении или пытаться излечить? Почему нельзя просто принять их в общество?

И Стоктон, и Барнс в ужасе уставились на него.

Первым заговорил Барнс:

– Мартин, ну что вы такое…

Стоктон поднял руку.

– Пусть договорит, – перебил он Барнса. – Продолжайте, мистер Хольцман.

Что я делаю?! в ужасе подумал Хольцман.

То, что должен, ответил внутренний голос.

– Господин президент, эти дети… Они – наше будущее, сэр. Они будут умнее, будут лучше понимать друг друга. И эта технология… она необязательно должна нести хаос и разлад. Она может подарить удивительное будущее нашим детям, внукам…

Стоктон ответил совсем не так, как ожидал Хольцман. Он не огрызнулся, не закричал, не забарабанил пальцами. Не рассердился. Вид у него был скорее растерянный.

– Доктор Хольцман, вы сами сказали: о долгосрочных перспективах говорить пока рано. И дети, которые получили нексус в утробе матери, намного превосходят остальных в умственном развитии. А о родителях, которые не хотят рисковать здоровьем детей и испытывать на них новый наркотик, вы подумали? Исходя из ваших слов, нормальные человеческие дети в подметки не годятся этим детям. Дети с нексусом будут строить блестящую карьеру, зарабатывать огромные деньги – а обычные останутся ни с чем. Это вас не беспокоит?

Хольцман на минуту прикрыл глаза. Конечно, слова президента не лишены смысла. Не каждый родитель захочет давать нексус своему ребенку. И им не понравится, что их дети отстают в развитии от детей с нексусом.

Отрицать это было бессмысленно. И Хольцман заговорил от всего сердца:

– Господин президент, вы когда-нибудь слышали по дилемму неандертальцев?

Стоктон помотал головой:

– Нет.

– Про нее рассказывают на курсе «Этические проблемы возникающих технологий».

– Мартин, – вмешался Барнс, – ну какой смысл сейчас…

Стоктон вновь оборвал Барнса:

– Продолжайте, доктор Хольцман. Наши предки превзошли неандертальцев, мы стали причиной их полного вымирания, так?

Хольцман кивнул:

– Да, господин президент. Куда бы ни ступала нога современного человека, неандертальцы там рано или поздно вымирали. Группы даже смешивались, но современные люди были попросту умнее и быстрее, они лучше соображали, лучше общались между собой и изобретали новое. Их инструменты были эффективнее, поэтому им проще давались охота и собирательство. Неандертальцы не могли за ними угнаться.

Стоктон кивнул:

– Да. Вот именно. Нам грозит участь неандертальцев! Поэтому мы должны задушить эту угрозу на корню, пока сами не оказались на грани вымирания.

Хольцман всплеснул руками и в мольбе протянул их к президенту:

– Господин президент! Но ведь если бы неандертальцам удалось задушить угрозу на корню, нас бы с вами не было! Ни Белого дома, ни Соединенных Штатов Америки. Наука, искусство и культура не получили бы такого развития. В этом и заключается дилемма, господин президент. Допустим, вы неандерталец и можете остановить появление на свет современных людей, не дать им распространиться по земному шару. Да, тем самым вы продлите существование своего вида, однако мир от этого станет хуже!

Стоктон уже мотал головой – впрочем, миролюбиво и беззлобно.

– Доктор Хольцман, никакой дилеммы тут нет. Мы живем здесь и сейчас. Мой долг – защищать американский народ. И я никому не позволю мешать развитию и процветанию граждан США, каким бы чудесным мир ни стал после этого – когда мы вымрем.

Хольцман понурил голову.

– Итак, доктор, вернемся к разговору о лекарстве и вакцине. Вам необходимо ускорить их разработку. Я не стану губить невинных детей, однако через заявленные вами пять-шесть лет на моем месте будет сидеть другой человек. Ни вы, ни я не знаем, какое решение примет новый президент. – Он выдержал эффектную паузу. – Если вы хотите, чтобы эти дети выжили, советую вам поскорее изобрести лекарство.

26

Путешествие по Азии

28 октября, среда

На дорогу до Сайгона у Кевина Накамуры ушло двадцать восемь часов. Он мог воспользоваться военным транспортом, но тогда о его миссии пронюхало бы Минобороны. В ЦРУ четко дали понять, что это категорически не приветствуется. Он размышлял обо всем происходящем, пока такси везло его домой, в квартиру на другом конце города. Расплатившись, Накмура взял свой совершенно безобидный, ничем не примечательный багаж и вошел в лифт.

У двери квартиры его опознали скрытые биометрические сенсоры; любого, кто не прошел бы процедуру идентификации, ждало задержание и весьма грубый допрос. Дома он первым делом нашел свое хитро запрятанное обмундирование – все было на месте.

Плюс приятный бонус, о котором не догадывались ни в Министерстве обороны, ни в Министерстве внутренней безопасности, ни в конгрессе. Зато Накамуре бонус открыли – и дали неограниченный доступ к активам.