Цветы в легендах и преданиях - Николай Золотницкий

То же самое случилось в другой раз и с одним пастухом овец. Нарвав в такое же время примул, он был приведен такой же белой женщиной на место клада, и его цветы вдруг превратились в ключи. Одним из них он отпер очутившуюся пред ним внезапно дверь и увидел, к величайшему своему удивлению, перед собой целый ряд ящиков, наполненных овечьими зубами. Не зная, что с ними делать, машинально он набрал их несколько пригоршней и, наполнив ими свои карманы и забыв совсем о ключе-цветке, пошел домой. Между тем ночью все эти зубы превратились в чистое золото. Тогда он решил снова идти на это место, но найти его более не мог, так как, так же как и первый пастух, забыл там «самое лучшее».

Наконец, существует еще сказание, что Берта (жена Одина), царица неба, ниспосылающая, по древнегерманской мифологии, на землю благодетельный дождь, появляется иногда также в виде белого привидения, заманивает при помощи прелестных примул нравящихся ей детей и ведет их по дороге, поросшей этими цветами, к какой-то таинственной, выступающей из горы двери. Дверь эта ведет к заколдованному замку. Как только ребенок дотронется до нее цветком, она потихоньку отворяется, и счастливец вступает в дивную залу, всю уставленную вазами, засаженными восхитительными примулами. Каждая из таких ваз содержит в себе несметные сокровища. Взяв оттуда сокровища, примулу, однако, надо непременно положить обратно, так как иначе взявший клад всю жизнь будет неотвязно преследоваться черной собакой.

В некоторых местностях Германии цветок этот называется еще ключом замужества (Heirathsschlussel), так как существует поверье, будто та девушка, которая первая на Пасху найдет в поле первоцвет, непременно в этом же году выйдет замуж, и потому на всякую такую девушку смотрят уже как на невесту.

В некоторых местностях Германии цветок этот считают, наоборот, цветком отвергнутой любви (verschmahter Liebe), и сложилась даже такая песенка:

«Иду я по лужку,Собирая первоцветики,Первоцветики я рву —Из них веночки плету,Веночки плету из них и клевера,Прощай любовь — мое сокровище».

По датским же сказаниям, первоцвет — это заколдованная принцесса эльф. Раз эльфа эта была отпущена своей царицей на землю. Там она полюбила одного молодого юношу и забыла совсем свою родину. Тогда в наказание она была превращена в примулу, а юноша — в весеннюю анемону.

И вот теперь они рано вместе зацветают и рано вместе умирают.

Таковы сказания, существующие о примуле в Германии и Дании, но о ней сложилось немало сказаний еще и в Англии. где она носит обыкновенно название cowslip, а в некоторых местностях называется волшебным цветком (Fairy-cup), так как существует поверье, будто в его лепестках во все дни года, исключая 1-ое мая, укрываются маленькие феи и крошечные сказочные старички-гномы. Вследствие этого про нее рассказывают немало разных прелестных легенд.

Так, например, в Линкольншире говорят: «Прислушайтесь только, какие дивные звуки несутся из примул всякую лунную ночь, когда роса блестит на траве. Прелестные голоски волшебных гномов поют хвалу укрывающим их цветкам, где они могут найти приют и в дождь, когда светлые лучи месяца сменяются мрачными облаками. Как только крупные капли дождя начнут падать на землю, толпы этих крошечных сказочных существ приходят в волнение. Их тоненькие платьица не то светлого, не то темного цвета, как тени от листьев, опускаются, и их испуганные личики выглядывают со страхом из-под стебельков травы, внимательно высматривая: не видно ли где их приятельниц-примул? Завидев свое любимое растение, они мгновенно вскарабкиваются по его стебельку и забираются в ближайший цветочек. И вскоре из всех венчиков примул раздается приятное пение тоненьких голосков, сливающееся в один общий стройный хор. И счастлив тот смертный, который услышит это пение — одну из чудных песен царства фей».

Примула была воспета лучшими английскими поэтами, особенно Шекспиром — она упоминается во многих его произведениях. Так, в «Буре» ангел Ариель поет:

«Одной пищей с пчелами питаюсьИ в примуле желтой люблю отдыхать,В ее чашечке дивной, свернувшись, качаюсь,Лишь совы в трущобах начнут завывать».

Шекспир воспевает ее еще в сказке «Сон в летнюю ночь», причем называет ее одетой в золотую одежду пенсионеркой волшебной царицы. Эльф поет:

«Я служу царица чуднойВ час полночной тишины.Видишь примул на лужайке —Охранительниц ее,Видишь пятна расписныеНа одеждах их златых?То рубины дорогие —Дар волшебниц дорогих...........................Я несусь для собираньяКапель утренней росыИ повесить по росинкеК каждой примуле хочу».

В пояснение такого странного названия «пенсионерки» надо сказать, что начиная с 1539 года у английских королей был обычай держать при себе особую стражу из 50 телохранителей, которые назывались пенсионерами, так как им давалось особое, роскошное для того времени, содержание (50 фунтов стерлингов в год), две лошади и великолепное, из золотой парчи, платье. И вот, намекая на золотую одежду этих придворных пенсионеров королевы Елизаветы Английской, Шекспир и называет примулы пенсионерами волшебной царицы.

Но особое значение в Англии получили примулы с тех пор, как сделались любимым цветком знаменитого лорда Биконсфильда, который со времени одного события в его жизни ни одного дня — будь то зимой или летом — нигде и никогда не появлялся без этого цветка в петлице.

Чтобы пояснить такое постоянство в отношении одного и того же цветка, нужно сказать, что в Англии у великосветских людей существует обычай, считающийся в высшей степени фешенебельным, — носить в петлице цветы. При этом верхом шика считается носить раз избранный цветок во всякое время года, что, конечно, могут позволить себе лишь очень богатые люди, так как большинство цветов нельзя иметь круглый год, если не разводить их искусственно в теплицах.

Что касается до выбора лордом Биконсфильдом примулы и его привязанностей к ней, то об этом рассказывается следующая романтическая история.

«Однажды лорд Биконсфильд, будучи еще молодым юношей и нося скромную фамилию Дизраэли, был приглашен на бал в Букингамшир к одному из своих влиятельных родственников. Прохаживаясь там с одним из своих друзей по залам, он обратил внимание на чудный венок из примул, украшавший головку одной прелестной молодой дамы, и сказал:

— Не может быть, чтобы эти примулы были искусственные, в них чересчур много жизни, точно они только сейчас сорваны в саду.

Товарищ его, однако, был другого мнения и доказывал, что они искусственные, но только замечательно хорошо сделаны. Слово за слово, поднялся спор, и дело дошло до пари.